Создание новой дивизии было решено начать с вопроса о ее командире. Кандидатура командовавшего сектором с самого начала труднейших боев за него комбрига Монахова была в последний момент отклонена командующим ООР Жуковым и, соответственно, командующим Приморской армией генерал-лейтенантом Софроновым.
В приказе командования ООР № 9 о создании дивизии уже впечатанная фамилия Монахова была зачеркнута и заменена на фамилию другого кандидата на эту должность
[203].
Вместо отклоненного Жуковым комбрига была предложена кандидатура полковника Коченова. Кто именно предложил его на эту должность, неясно. Жукову Коченов был хорошо известен, так как являлся начальником гарнизона Одессы, обязанности которого до него исполнял сам Жуков. Генерал-лейтенант Софронов знал Коченова не менее хорошо, так как до назначения начальником гарнизона тот являлся комендантом ТИУР, состав которого был влит в Приморскую армию. В любом случае Жуков его кандидатуру одобрил, и в ночь на 30 августа Коченов был вызван на КП Приморской армии к ее командующему Софронову. Кроме генерал-лейтенанта на КП находились начальник штаба Приморской армии Крылов, члены Военного совета ООР Азаров и Воронин и член Военного совета Приморской армии Кузнецов.
Командующий армией поинтересовался у Коченова, сможет ли он командовать дивизией в Восточном секторе. Коченов ответил, что «пока там не дивизия, а некий конгломерат», на что ЧВС ООР Воронин заметил, что «командовать нормальной дивизией всякий сумеет» и пояснил что наступательные действия от дивизии не требуются: «Там, между лиманами и морем, нам нужен новый укрепрайон. Пусть не по названию укрепрайон — по существу! С обыкновенной полевой фортификацией вместо дотов. Но с очень продуманной системой огня».
Организовывать «укрепрайон» Коченову было не из чего: все артиллерийское и пулеметное вооружение ТИУР давно было распределено по частям Приморской армии в качестве усиления, но согласие на командование Коченов, естественно, дал. Военкомом дивизии был утвержден бригадный комиссар Аксельрод, начальником штаба — полковник Захарченко. Комбриг Монахов
[204] был назначен начальником гарнизона города вместо Коченова.
Во вновь создаваемую дивизию включались в качестве стрелковых полков 26-й пограничный, 1-й морской и временно — 54-й Разинский (который после замены его еще не сформированным 1327-м стрелковым полком надлежало вернуть 25-й Чапаевской дивизии, которая без него была способна только к оборонительным действиям) и 1-й батальон 136-го запасного полка — т. е. части, уже находившиеся на позициях. Также в дивизию вошли 64-й отдельный пулеметный батальон
[205] и остатки 249-го конвойного батальона. Крайне обескровленные предыдущими боями полки дивизии были пополнены 1500 бойцов из прибывших маршевых батальонов и одесскими ополченцами. 1327-й СП было решено передать дивизии после того, как он будет сформирован.
Артиллерии у новоиспеченной дивизии имелось явно недостаточно — всего лишь подвижная батарея на тракторной тяге, ранее входившая в состав Дунайской флотилии. Поэтому Приморская армия собиралась передать дивизии 983-й артполк, с 36 орудиями.
Однако передача обоих полков сильно затянулась. 11 сентября, когда дивизия была переименована, согласно предписанию заместителя Наркома обороны Щаденко в 421-ю стрелковую, оба полка только значились в ее штатном расписании.
Одновременно с переименованием дивизии была изменена и нумерация части входивших в нее полков. 1-й полк морской пехоты стал 1330-м стрелковым, а 26-й полк погранвойск НКВД — 1331-м стрелковым. Проведенные переименования затронули и кавдивизию, ставшую 2-й кавалерийской. Окончательно формирование новой дивизии было завершено только после операции по высадке Григорьевского десанта.
План экстренной эвакуации
(30 августа)
Прорыв противника на позиции 21-й батареи произвел сильное впечатление на все командование Одесского оборонительного района. Имевшиеся в распоряжении противника силы были неизвестны, но они могли оказаться вполне достаточными для того, чтобы, прорвавшись через Пересыпь к порту, отрезать от него войска Западного и Южного секторов. За подобные предположения говорил и случай, произошедший уже во время заседания Военного совета. Оператор штаба армии, направленец по Восточному сектору
[206] капитан Харлашкин, прервав доклад начальника штаба Приморской армии полковника Крылова, доложил:
«Командир погранполка Кудряшев сообщает, что видит со своего наблюдательного пункта движение колонны противника по Приморскому шоссе в сторону фронта. Просит ударить артиллерией».
Колонна противника была разгромлена огнем крейсера «Червона Украина».
Было собрано совещание членов Военного совета, на котором командующий Приморской армией Софронов оценил создавшееся в Восточном секторе положение как критическое. Командир базы Кулишов по поручению командующего ООР Жукова приказал начальнику штаба базы Иванову и коменданту порта Романову к утру приготовить расчеты на экстренную эвакуацию Приморской армии.
Подобные расчеты были сделаны исходя из того, что в случае экстренной эвакуации тяжелую технику и тыловое имущество придется бросить и уничтожить. Во второй половине ночи расчеты на экстренную эвакуацию были вчерне закончены и представлены командиру базы. Без тылов армию и базу можно было эвакуировать за три ночи с высадкой на мысе Тендра и в районе Ак-мечети — т. е. в ближайших пунктах, не занятых противником и пригодных для выгрузки войск.
Старшим по приему войск предполагалось назначить командира отряда кораблей Северо-западного участка Черного моря, контр-адмирала Вдовиченко.
На следующий день начальник штаба военно-морской базы, по повторному поручению Жукова ознакомившегося с содержанием расчетов, стал готовить на их основе соответствующий план. Работа над планом шла в обстановке полной секретности. Кроме командующих ООР и базой, начальника штаба базы, его заместителя и коменданта порта о подготовке плана не знал вообще никто. Ни командование Приморской армии, оперативно подчиненное Жукову, ни командование Черноморского флота, которому подчинялся он сам, не подозревали о подготовке подобного документа.
Кроме появления возможных панических слухов, командующий ООР, возможно, опасался и ответственности за инициативу по разработке подобного плана, на всякий случай слово «эвакуация» было убрано совсем, так чтобы весь документ был выдержан в духе требований Ставки и наркома ВМФ оборонять Одессу до последней возможности. В результате подготовляемый документ получил длинное название: «План выхода из окружения частей Приморской армии и Одесской военно-морской базы после боя на последнем рубеже Оборонительного района».
