Этот «триумф Элеоноры» явился довольно крупным событием и был воспет более яркими и более умелыми перьями, чем ее перо. Дело в том, что в Ферраре князь д’Эсте, стараясь сохранить память обо всех самых ярких событиях в жизни династии, приказывал придворным поэтам отобразить их в своих сочинениях, и те усердно соревновались в искусстве изящной словесности. Две большие поэмы, написанные немного вычурным латинским слогом, изобилующие метафорами и парафразами, но все же передающие огромное восхищение, описывают римские торжества, устроенные в честь Элеоноры, претендуя, таким образом, на то, что они сохранятся в памяти грядущих поколений. Автор одной из них, Эмилио Бокабелла, в основном перечисляет украшения и зрелища, другой, Порчелло Пандони, восхваляет само семейство, напичкав свое произведение античными реминисценциями и превратив поэму в своеобразную литературную мешанину.
В марте 1471 года, чтобы потрясти воображение народа, в Риме действительно с редкой пышностью отмечалась коронация и возведение на престол Павлом II герцога Феррары Борсо д’Эсте. Было все: триумфальный въезд свиты, состоящей из пятисот двадцати трех (именно так!) придворных, которым прислуживали сто молодых оруженосцев; шедшие следом двести мулов, покрытые бархатными попонами темно-красного цвета с золотой оторочкой, которые везли багаж; свора из двухсот больших сторожевых собак и борзых; а также несколько групп музыкантов, в основном флейтисты и трубачи. В то время как приближенные Борсо брали штурмом постоялые дворы, сам он поселился в Ватикане. В соборе святого Петра он официально получил от папы рыцарское звание, шпоры, золотую шпагу, а затем золотую розу, которую держал в руке во время шествия по улице. «И… если бы один из этих знаменитых римлян, этих августейших императоров, таких как Кай, Цезарь и Октавиан, явились бы в наше время и проделали бы тот же путь по Риму, они не смогли бы получить больших почестей, чем получил вчера наш выдающийся князь Борсо!» Изнуренный, он скончался несколько недель спустя.
На всех торжествах присутствуют жаждущие увидеть что-нибудь новое представители римской знати и иностранные князья. Они если не изумлены, то, во всяком случае, находятся под сильным впечатлением. Именно в этом состоит одна из целей, и отнюдь не второстепенная, подобной демонстрации талантов, богатств, драгоценностей и золотых покрывал. Политическая роль папы четко проявляется, когда каждый год он специальной наградой отмечает самых видных и доблестных из своих гостей. Прежде всего, он вручает знаменитую золотую розу, а спустя некоторое время еще и почетную шпагу, однако последнее случается гораздо реже. Список получивших награду всего за несколько лет свидетельствует о явном желании найти сторонников во всем христианском мире и воздать им соответствующие почести. Так, во время правления Николая V, начиная с 1450 года золотую розу получили польский король Казимир IV, затем генуэзский дож, ландграф тюрингский, Альфонс Арагонский, императрица Элеонора, курфюрст Бранденбургский Фридрих II, король Португалии Альфонс. Шпага была вручена: в 1450 году — Альберту Австрийскому, в 1455 году — тирану Болоньи Луиджи Бентивольо. Что касается Пия II, он думает не только о награждении великих князей или тиранов; в 1459 году он вручает розу сенату Сиены, своего родного города, откуда родом вся его семья, в 1463 году — собору в новом городе Пиенца, сооруженном по его приказу. Он также дарует шпагу монархам: в 1459 году императору Фридриху III, в 1460 году — герцогу Бургундскому Филиппу Доброму, а вскоре после него, в 1461 году, — королю Франции Людовику XI. Намерения не скрываются: снискать признательность, показать свое превосходство, а также подчеркнуть чью-то зависимость. Князья не против принять участие в игре и в какой-то мере побороться за приз, символизирующий награду за преданность. Во всем христианском мире только папа позволяет себе так эффектно раздавать подобные почести, отмечая доблестных людей и подчиняя их себе.
Пиршества и театральные представления
По своей изысканности роскошь столового убранства на приемах у пап и кардиналов, а также количество дорогой посуды, вероятно, несравнимы с любыми другими пиршествами. Четко отработан порядок организации больших приемов: продумана последовательность и способ подачи блюд, установлена иерархия услуг, существует строгое распределение мест согласно обязанностям и почестям. Трапезы проводятся в соответствии с установившимися традициями, с соблюдением всех формальностей. Тщательно выбирается время и определяется ход проведения пиршеств, которые сопровождаются разнообразными развлечениями, а порой и настоящими представлениями.
Открытые пиршества, устраиваемые во время семейных праздников и особенно свадеб, во время религиозных или общественных празднеств и длящиеся зачастую в течение всей недели, происходят в большом зале, открытом для восторженного созерцания придворных и простого люда. Зимой это может быть самая просторная, хорошо освещенная комната с широкими входами, увешанная гобеленами. В теплое время года чаще используется расположенная с фасада терраса либо выходящая в сад башенка — бельведер. В случае, если планировалось пригласить большое число гостей, столы накрывались на специально подготовленной для этого площади: мостовая покрывалась дощатым настилом, окружающие здания украшались полотнищами из блестящей парчи.
Наиболее внушительным и самым красивым предметом мебели был огромный парадный буфет. Первоначально он предназначался для размещения и приготовления блюд, но впоследствии служил витриной для самых роскошных и дорогих изделий из серебра и золота. На изготовление золотой и серебряной столовой посуды уходит немыслимое количество драгоценных металлов. Это своеобразный способ продемонстрировать богатство вельможи, в какой-то мере успокоить гостей по поводу состояния финансов хозяина, доказать, что не все было отдано на переплавку или в залог кредиторам. Следуя старинной традиции, взору приглашенных открывали прекрасные, тонкой работы, украшенные различными сюжетами столовые сосуды в форме кораблей, а также сосуды для хранения воды, подобные миниатюрным памятникам. Здесь можно было увидеть и предметы попроще, носящие более утилитарный характер: огромные блюда, великолепно украшенные солонки, кувшины для вина и воды. Во время своего первого пребывания в Риме Бенвенуто Челлини находит достойным наибольшей славы успех в создании именно подобных вещей. Он говорит о прекрасной серебряной вазе, являющейся в большей степени предметом роскоши, чем простой утварью. Она была украшена масками и орнаментом из переплетенных листьев и «предназначалась для того, чтобы за столом папы Климента в нее бросали объедки, косточки и кожуру от фруктов». Еще он описывает кувшин для воды, «из тех, что называют acquareccia и ставят для украшения буфетов», а также овальной форму солонку: основанием ее служат четыре танцующие детские фигурки, а на крышке изображена Венера со спящим на ее груди младенцем Купидоном. Наконец, позднее он бросает вызов другому золотых дел мастеру по имени Тоббиа, решив выполнить оправу для рога, изготовленного из бивня единорога и стоившего семнадцать тысяч дукатов. Эти так называемые рога единорога на самом деле были или рогами антилопы, или зубами нарвала. Они служили своеобразной лакмусовой бумажкой для выявления ядов в продуктах.
Пиршества длятся часами, и гостей все время развлекают группы музыкантов, которые почти всегда располагаются либо в саду, либо, как это было принято очень давно, — на помосте в конце зала. Челлини позволяет уговорить себя некоему Джанкомо из Чезены, «блестящему флейтисту дома папы», а также тромбонисту Лоренцо присоединиться к их труппе, чтобы исполнить партию сопрано в «многочисленных прекрасных мотетах по их выбору». В первый день августа во время ужина папы они выступают в бельведере.
