При этом кратковременная опасность скорее возбуждает. Мы видим это в кино почти каждый раз, когда двое разнополых героев проходят через невероятные передряги: скрывшись от Терминатора, добив последнего бандита или продравшись сквозь темный лес, полный нечисти, к теплому очагу и относительной безопасности, они, как правило, коротают ночь в объятиях друг друга. Почему так происходит? Наша автономная нервная система управляет различными бессознательными процессами в теле, например дыханием, сердцебиением и пищеварением. Часть этой системы – симпатическая – отвечает за так называемый стрессовый ответ «бей или беги». Когда мы оказываемся в пугающей ситуации, эта система отдает телу команду: «Держись бодрячком!», что выражается в учащении дыхания и сердцебиения, приливе крови к мышцам и других процессах (в крайних случаях выделительные системы организма резко сбрасывают «балласт», но это уже обычно не те ситуации, где мог бы возникнуть какой-то романтический или сексуальный контекст). Но та же симпатическая система при более приятных условиях руководит возбуждением и оргазмом, а эротические переживания тоже имеют свойство учащать пульс. И возможно, в каких-то ситуациях организм начинает смешивать одно с другим.
Канадские психологи решили проверить эту гипотезу, использовав родные ландшафты
[151]. В Британской Колумбии пролегает глубокий каньон Капилано, и перебраться с одной стороны на другую можно по одному из двух мостов. Находящийся на 137-метровой высоте подвесной мост Капилано ежегодно привлекает тысячи туристов, желающих пощекотать себе нервы: он шириной всего два метра и очень ощутимо качается на ветру. Для тех, кто не готов к подобным приключениям, дальше есть другой мост – заметно шире, прочнее и устойчивее. В порядке эксперимента исследователи прогнали по мосту две группы мужчин – каждого участника непосредственно в процессе перехода опрашивала симпатичная девушка-интервьюер, напоследок предлагавшая свой номер телефона на случай, если он захочет еще поболтать. Подопытные, которых отправили на висячий мост (естественно, методом случайного отбора), брали телефончик гораздо охотнее.
Но это мужчины. А что с женщинами? Как мы помним из первой главы, у них есть определенный «зазор» между физическим возбуждением и сознательной готовностью к сексу. Этот нюанс пришлось учесть другим канадским психологам: в этот раз на мост никого выгонять не стали – женщинам показывали кино. В одной группе участницы смотрели нейтральный фильм о путешествии, а потом гетеросексуальный эротический фильм. В другой группе вначале показали пугающий фильм об угрозе ампутации, а потом все то же эротическое кино. Уровень возбуждения измерялся как и в знаменитом эксперименте Чиверс: физическое – через вагинальный плетизмограф (прибор, замеряющий насыщение органа кровью), а психологическое – через опросник. Результат оказался парадоксальным: физически женщины возбуждались сильнее после страшного фильма, но их психологический настрой на эротику резко снижался
[152]. Впрочем, иногда физическая реакция оказывается настолько сильной, что «пробивает» защиту сознания. Например, ситуация из фильма «Ночной портье», когда пленница концлагеря пылает страстью к своему мучителю, выглядит не такой уж фантастической, если вспомнить записи психолога Бретта Кара – одна из его пациенток-евреек делилась сексуальной фантазией, в которой несколько нацистов раздевают ее и ведут в кабинет доктора Менгеле
[153]. Звучит довольно чудовищно, но телу и мозгу не прикажешь – иногда сексуальными фантазиями оборачиваются самые жуткие кошмары.
И наконец, есть еще одна важная эмоция, влияющая на сексуальные предпочтения: стыд. Можно предположить, что он тоже мешает сексуальным консерваторам расширять свои горизонты. Правда, многие люди занимаются сексом в самых необычных местах, потому что их возбуждает мысль быть застуканными, да и игры в унижение не очень вяжутся с предположением, что стыд гасит либидо. Как же это сочетается? Пока фундаментальных исследований конкретно на эту тему нет, но, исходя из других наблюдений ученых, можно предположить, что стыд не возбуждает сам по себе, а работает в качестве «горячительного», только если у человека сформировалась стойкая ассоциация между чувством стыда и возбуждением. Например, если ребенка застукали во время игры в «доктора» и отругали или если его отшлепали за плохое поведение и удары по ягодицам вызвали эротические ощущения
[154]. (Подробнее о детской сексуальности мы поговорим в главе про возраст, но вот спойлер: считается, что то, что происходит с детьми начиная с четырех лет, уже может повлиять на их отношение к сексу во взрослом возрасте. И да, они могут испытывать возбуждение, даже если не понимают, что это такое.) А в желании заняться сексом там, где вас могут в любой момент застать другие люди, главную роль играет скорее не стыд, а чувство опасности и запретности.
Что касается фантазий об унижении, тут у психологов есть несколько гипотез. Во-первых, с точки зрения мозга унижение – это та же самая боль, только психологического и социального толка
[155]. Поэтому стремление поиграть в раба может иметь те же корни, что и желание получить плеткой по ягодицам (подробнее об этом – в описании БДСМ-практик). Во-вторых, часто бывает сложно развести унижение и подчинение, а игра в подчинение помогает людям избавиться от внутренних зажимов и беспокойства по поводу своего «порочного» поведения.
Идея фикс: почему возникают «пунктики» на определенных сексуальных практиках
Психологи считают, что необычные сексуальные предпочтения так или иначе связаны с «застреванием» на определенном сексуальном опыте. Экспериментально подтвердить эту гипотезу на людях невозможно по этическим соображениям (для этого нужно было бы отобрать достаточно большую группу маленьких детей и часть из них подвергать воздействиям, которые гипотетически могут сформировать какую-нибудь странную сексуальную привычку, а потом сравнить результаты с контрольной группой – поищите родителей, которые на это согласились бы), но исследования на животных заставляют думать, что в ней есть некоторый резон. Эксперименты, проведенные еще в 1980-х, показали, что новорожденные крысята мужского пола, выкормленные крысой, чьи соски были смазаны цитрусовым ароматизатором (богатая фантазия у этих ученых!), впоследствии предпочитали пахнущих лимоном самок
[156]. А козлята и барашки, выкормленные соответственно овцами и козами, позже выбирали самок того вида, к которому принадлежала приемная мать
[157].
