Так ли было на самом деле или не так — Геннадию Петровичу могли посодействовать и те товарищи, которые помогали собирать материал для книги, но, по его словам, через довольно продолжительный отрезок времени ленинградский журналист получил ответ из Москвы, и Эдит Леонидовна подтверждала в своем письме факт знакомства:
«Да, я действительно знала Виктора Лягина. Правда, очень недолго, но вижу его, как будто мы расстались вчера. Вижу хорошее, доброе лицо — ясное, честное, волевое. Он был в коричневом пальто, длинном и узком, как тогда носили, в коричневой кепке и с полосатым “трикотиновым” (так почему-то называли шелковый трикотаж) кашне. Он встречал меня возле нашего подъезда — ни за что не хотел зайти к нам в дом. Вероятно, стеснялся… Эта черта — необыкновенная скромность, даже застенчивость — очень подкупала в нем.
Мы гуляли по заснеженному Ленинграду и на пути к Летнему саду проходили мимо его дома. Однажды мы очень замерзли на улице, и Виктор предложил зайти к нему погреться и попить чаю. Мы вошли в квартиру. Виктор проводил меня в комнату. Я сняла шубку и положила ее на диван — как сейчас помню, стоял он справа. Очень мило, шутя, Виктор помог мне снять ботики, потом пошел ставить на огонь чайник. Из этого огромного чайника мы пили чай с вареньем и сушками. И говорили, говорили… О чем? Наверное, о том, что занимало нас тогда — о книгах, театре, кино, об учебных и рабочих делах. Виктор так трогательно угощал меня и был так нежен, что тот вечер крепко запомнился мне.
Вскоре наша семья переехала в Москву, и я больше не виделась с Виктором. О его судьбе я узнала лишь в 1964 или 1965 году. И тогда поняла то, что не смогла угадать в нем в свои семнадцать лет…
Как видите, я занимала слишком мало места в жизни Виктора Лягина, чтобы мое имя было упомянуто в вашей книге. И все же я горжусь, что судьба свела меня, пусть на короткое время, с этим замечательным, мужественным, чистым человеком. Светлая ему память!»
Вот такая вот интересная информация, которая позволяет еще более расширить наши представления о Викторе Лягине. Утонченная Эдит Утесова, родившаяся в Одессе, выросшая в Петрограде-Ленинграде, — и Виктор, приехавший со станции Сельцо… А все-таки, значит, было между ними нечто общее, благодаря чему, пусть ненадолго, пересеклись судьбы этих совершенно разных людей, каждый из которых по-своему оказался известным. Но повторим, что в книге «Право на бессмертие» Эдит Утесова осталась анонимной «впоследствии знаменитой актрисой».
Очень жаль, что книга эта вышла уже после смерти Эдит Леонидовны…
И еще один интересный момент нашел свое отражение в книге Геннадия Лисова, имевшего, как мы говорили, уникальную, уже нереальную для нас возможность общаться с людьми, знавшими Лягина. Он обошел, очевидно, все квартиры старинного дома 7 по улице Пестеля, и, вопреки прошедшим десятилетиям, блокаде, основательно «повыбившей» ленинградцев, и стремлению наших граждан улучшать свои жилищные условия, переезжая из одной квартиры в другую, нашел-таки тех, кто знал и помнил Виктора и мог о нем рассказать.
В числе таковых оказалась Беата Абрамовна Роот — в начале 1930-х она была совсем маленькой девочкой и прекрасно помнила Лягина, который очень любил детей и охотно с ними возился, не жалея своего свободного времени. Вот что рассказывала Беата Абрамовна:
«По выходным дням, бывало, Виктор спускался сверху и названивал в квартиры, где жили дети. Мы уже знали, что нам предстоит веселая прогулка. Виктор собирал нас у подъезда, и мы направлялись в Летний сад. Странная, наверное, это была картина: взрослый парень в окружении мальчиков и девочек. В кондитерской Лора он покупал нам шоколадные конфеты, в Летнем саду угощал мороженым с лотков на колесах или сельтерской водой… Ходили мы с ним и в Сплендид-Палас — так назывался нынешний кинотеатр “Родина”. Виктор придумал для каждого из нас шутливые имена. Я была очень суматошным ребенком — наверное, поэтому он и звал меня странным именем — Беба-шумная»
.
«Беба» — это, очевидно, от английского baby — «ребенок», — или какое-то производное от Беаты. А вообще, из этого рассказа можно сделать вывод, что Виктор Лягин в свое время действительно был хорошим пионервожатым и в эту работу вкладывал всю душу. Может быть, не в Политех ему следовало поступать, а в педагогический институт?
Между тем Политехнический институт вскорости «попал под реформы». Исторический опыт нашей страны свидетельствует, что чем больше чиновников и недоучек «руководит» отечественным образованием, тем более частому и разрушительному «реформированию» оно подвергается.
Научные светила с мировыми именами — Менделеев, Попов, Крылов и иже с ними — создали Политехнический институт, который к тому времени окончили будущие академики П. Л. Капица, С. Г. Струмилин, М. М. Карнаухов, М. А. Михеев, Ю. Б. Харитон, авиаконструкторы О. К. Антонов и Н. Н. Поликарпов, кораблестроители В. А. Никитин и В. Ф. Попов, а также Артур Христианович Артузов, инженер-металлург по профессии, ставший одним из организаторов органов ВЧК, а в 1931–1935 годах возглавлявший советскую внешнюю разведку. И ведь это далеко не все блистательные выпускники Политеха! Однако чиновникам от науки возжелалось разделить это прекрасное учебное заведение на несколько самостоятельных институтов. А что? Если не можешь сам создать ничего нового — перестраивай старое, созданное другими! Авось, чего и получится… Ломать — не строить, душа не болит! Зато видна активная работа.
Таким образом, в начале лета 1930 года Комиссия по реформе высшего и среднего образования, созданная при Совнаркоме СССР, воистину раздербанила этот замечательный вуз на целую кучу узкопрофильных институтов, которые затем были подчинены различным ведомствам. На руинах Политехнического института возникли Гидротехнический институт, Институт инженеров промышленного строительства, Кораблестроительный институт, Авиационный, Электротехнический, Химико-технологический, Металлургический, Машиностроительный, Институт индустриального сельского хозяйства, Физико-механический, Финансово-экономический институт и даже Всесоюзный котлотурбинный институт. (Кстати, некоторые из этих вузов до сих пор живы, хотя и носят иные названия.) В общем, титаническая чиновничья работа налицо! Это ж, если не понимать, можно только радоваться тому, сколько новых институтов было создано. Не будем уточнять, что у нас сейчас тенденция обратная — к соединению и укрупнению учебных заведений. Так сказать, скрестить ужа и ежа, в результате чего авось получится колючая проволока… Причем о том, чтобы студенты просто спокойно учились, без помех и лишних трудностей получая основательное высшее образование, чиновники ни в те далекие времена, ни сейчас как-то не думали и не думают.
Хотя реформа эта имела и некоторые свои положительные стороны. В упоминавшемся уже сборнике, изданном к столетию со дня рождения Виктора Лягина, написано так: «Активное внедрение группового метода и непрерывной производственной практики позволило факультетам, а затем и отраслевым институтам за один год выпустить инженеров больше, чем за двенадцать предшествующих лет Советской власти. Перестройка учебного процесса сопровождалась поисками новых методических форм. Появились методы “конвейерно-цикловой”, “целевые задания”, “бригадно-лабораторный”. Последний, например, заключался в проведении краткой вводной лекции, после чего студенты делились на бригады и изучали материал по литературе»
. Конечно, «за год выпустить инженеров больше, чем за двенадцать предшествующих лет» — звучит! И вообще, это было бы здорово, если не обращать внимания на качество подготовки молодых специалистов. А вот оно, как можно полагать, оказалось далеко не на высоте. Как тут не вспомнить лозунг-анекдот того времени: «Дадим стране угля! Пусть мелкого — но много!»?
