Получила ли ты мои первые два письма? Помнишь ли мою просьбу целовать Витьку от моего имени каждый день с прибавлением: “Это папка тебя целует”. Очень прошу тебя, не забывай этого делать.
Зинуша, дорогая, пиши чаще. Учти, что почта идет очень плохо и долго. Бери пример с меня, видишь, я пишу уже третье письмо.
Восстановила ли ты связь с Таткой и ленинградцами? Если они недалеко, проси их писать через тебя, а если далеко, то тоже через тебя.
Это письмо пишу с места моего нового назначения. Пришлось перепробовать все виды транспорта: авто, конный, речной и железнодорожный. Каждый из видов транспорта имел свои трудности и воспоминания, связанные с некоторыми приключениями.
Как я уже писал, до Киева наша группа добиралась грузовой машиной. Ехал и вспоминал наши путешествия по Америке, нашего Бьюика и Плимут-7, вспоминал американские дороги и с большой обидой признавался, что нам за такой короткий срок существования Советской власти было, конечно, не под силу одолеть российское бездорожье…»
И тут мы, уважаемый читатель, сделаем остановку и вспомним «Одноэтажную Америку» Ильфа и Петрова:
«Когда закрываешь глаза и пытаешься воскресить в памяти страну… представляешь себе не Вашингтон… не Нью-Йорк… не Сан-Франциско… а скрещение двух дорог и газолиновую станцию на фоне проводов и рекламных плакатов».
Между прочим, ни Петрову, ни Ильфу — так же как и Виктору Лягину — возвратиться в Америку было не суждено. Фронтовой корреспондент газеты «Красная звезда» Евгений Петров погибнет меньше чем через год, 2 июля 1942-го, возвращаясь из командировки в осажденный гитлеровцами Новороссийск, — транспортный самолет, на котором он летел, будет сбит немецким истребителем. А Илья Ильф к тому времени давно уже умер — во время поездок по прекрасным американским дорогам у него открылся застарелый туберкулез, и он скончался в злосчастном 1937 году.
Вернемся, однако, к письму Виктора Лягина и к нашим советским (российским) реалиям:
«…Правда, мне все же повезло. Как второй водитель, я получил место в кабине вместе с шофером, остальные же товарищи ехали в кузове. Ехали под палящими лучами солнца, ехали часами в клубах бесконечной пыли, ехали в дождь, ехали ночью, жутко мерзли…
Поездка на пароходе превратилась в хорошую прогулку по Днепру. Три дня мы плыли по великим водам Днепра. Грязен и мутен Днепр! Взбудоражилось дно, верховья мертвецами полны. Кто-то из киевлян рассказывал, что в одном местечке немцам удалось прорваться к мосту через Днепр. Лавиной бросилась фашистская свора на наш берег. Мост был переполнен немцами. Казалось, немцы были у цели, как вдруг грянула наша артиллерия, несколько удачных попаданий, мост — взлетает, и через несколько секунд все падает вниз на дно и образует новую переправу через обмелевшую реку. Немцы бросились на нашу сторону по трупам своих товарищей. Стон тяжело раненных, просьба о помощи, хватание за ноги бегущих не останавливали стервятников. Нашей артиллерии пришлось бить по трупам и разрушать эту новую переправу.
Так можешь себе представить, что представляет собою сейчас Днепр и его воды?!
Иногда немцы по своему радио передают “письма” от солдат с фронта своим родным. Содержание этих писем вкратце следующее: живем на Украине, кушаем белый хлеб с салом и купаемся в Днепре…
Как они живут в действительности и как они грабят население, чтобы, хоть чуть-чуть, утолить свой голод, ты хорошо знаешь из газет…
Жаль реки. Какие чудные места, какая красота! Реки уже испохаблены. Спокон веков местные жители пользовались днепровской водой. А сейчас уже категорически запрещено пить сырую воду из Днепра, Десны.
Последний этап моего маршрута я прокладывал поездом. В этих местах передвижение любым видом транспорта связано с известным риском: вражеские самолеты обстреливают все, что можно обстрелять, а особенно мирные, незащищенные объекты. Что же может быть безопасным, как обстрелять санитарный поезд, движущийся по шоссе автомобиль или маленький гражданский пароходик. Правда, даже эти налеты кончаются смертью для многих немецких летчиков. Если ты еще не устала, я опишу тебе один эпизод, произошедший пару дней тому назад.
Немецкий самолет возвращался на свой аэродром после неудачной бомбежки. Ему, по-видимому, было дано задание — разрушить промышленные пункты, железнодорожные мосты, военные объекты. Летчик принял задание, подлетел к одному объекту — зенитка, опасно для жизни, он подлетел к другому — наши “ястребки” идут навстречу, еще опаснее, чем зенитка. Остается одно — удирать, удирать и еще раз удирать, пока не поздно, пока “ястребки” не набрали высоту.
Летчик бросился обратно. Летя вдоль берега, он бросил одну бомбу в стадо, другую в пастухов-мальчишек, стрелял из пулеметов. Вдруг вдали он заметил два мирных, незащищенных маленьких пароходика. Герой воспрял духом и направился к одному из пароходов. Бросает одну, другую, третью, четвертую бомбу, но некоторые из них не разрываются, некоторые ложатся по сторонам от парохода. Бомбы глушат рыбу… Река покрывается большой белопузой рыбой.
Озлобленный летчик бросается на второй пароход. Снижается до минимальной высоты и дает пулеметную очередь, но очередь что-то коротка, моментально последовал какой-то треск, содрогание пароходика, а затем на глазах всех пассажиров немецкий самолет рухнул в воду. “ Герой ”-летчик успел выбраться из самолета и с плачем просил о помощи.
Оказывается, в своем наглом стремлении расстрелять мирных людей “герой” не рассчитал высоты и зацепил корабельные мачты.
Значительно чаще немецкие летчики находят себе смерть от пуль нашей авиации…
Работаю здесь, не считаясь со временем. Работы очень много. Приходится нести две нагрузки: совсем как в Америке. Надо к приходу немцев легализовать себя. Многое сделано к их встрече, но еще больше надо сделать. Надеюсь, что если придут, найдут хороший прием, а не придут — жалеть, что труд пропал зря, не буду. Это, пожалуй, первая моя работа, на которую убиваешь много сил и средств, и не буду жалеть, если не придется посмотреть на результаты своих трудов.
Вот, кажется, и всё. Пиши, моя дорогая, пока есть возможность.
Крепко целую тебя, сына и Матильду Андреевну.
Страшно хочется написать несколько строк Татке, Ане и маме, но повторять письмо лень.
Пожалуйста, передай это письмо и адресуй им.
Еще раз крепко, крепко целую.
Ваш: Папа
Витя (подпись)
Зять
Письмо пиши: Николаев, Одесской обл., УНКГБ. Мне (фамилия моя). Пишу через Управление»
.
Такое вот послание. Неудивительно, что адресовать ответ нужно было не на Корнева — фамилию, под которой Виктор легализовался в Николаеве, а на Лягина. Ведь вдруг по какой-то причине письмо попадет в руки гестаповцам или их «соседям» из абвера — и конец «легенде» инженера Корнева. А Лягин… ну, пусть ищут этого Лягина, которого в Николаеве никто не знает! По той же причине письма писались на пишущей машинке — это, конечно, быстрее, нежели выводить буквы от руки, так называемым «вечным пером», определенно привезенным из Америки, тогда как простые советские граждане долго еще писали ручками-«вставочками», постоянно обмакивая перышко в чернильницу-«непроливайку», — но главное, никто не сможет предъявить все тому же «Корневу» письмо, прошедшее тщательную графологическую экспертизу, и с усмешкой заявить: «Это ваш почерк, герр Корнев… или товарищ Лягин!»
