Как известно, улица Шевченко (бывшая Таврическая) расположена в самом центре Николаева, между основными городскими магистралями — улицей 25 Октября (в прежние и нынешние времена — Большой Морской) и Первомайской улицей (ранее — улицей Херсонской, а ныне — Центральным проспектом); впрочем, от этих магистралей улица Шевченко отделялась улицей имени польского коммуниста Мархлевского
[74] (она же — бывшая Католическая, название это было определено тем, что на ней располагался католический костел) и Плехановской (ранее Потемкинской) улицей.
…В знаменитом советском фильме «Чапаев» некий мужик рассуждал примерно следующим образом: «Белые придут — грабят, красные придут — грабят…» Так добро было бы, если бы только грабили! Все, кто когда-либо у нас приходил к власти, тут же еще и улицы начинали переименовывать! Что в Ленинграде-Петрограде-Петербурге, что в Николаеве. Но не о том сейчас речь…
Итак, дом, где проживало семейство Дукарт, находился в центре Николаева и был расположен, как можно понять, в достаточно тихом и по-своему уютном месте, определенно представившем интерес для гитлеровцев, самочинно определявшихся на постой в оккупированном ими городе. Сотрудники Николаевского УНКВД не просто так поселили своего «московского гостя» в квартире на улице Шевченко. Но и далее все было разыграно как по нотам — известно, что по-настоящему удачный экспромт должен быть как следует подготовлен, а если этот экспромт лежит в основе спецоперации — то и подавно.
Как бы совершенно случайно возле дома, из окон которого вырывались мощные аккорды вагнеровской музыки, оказался Григорий Гавриленко — связной руководителя резидентуры, имевший многозначительный оперативный псевдоним «Бывалый», к тому времени уже легализовавшийся в городе. Расчет тут был тончайший: а вдруг «фрицы» (хотя это наименование для гитлеровских вояк вошло в обиход несколько позже), которые неминуемо должны появиться на тихой улице Шевченко, окажутся абсолютно равнодушны к музыке? Вагнера не узнать они не смогут — уж если это любимый композитор «первого лица», то его музыку обязаны знать и любить в рейхе абсолютно все! — но, так сказать, «примут к сведению» и поедут себе дальше… Однако в то самое время по пустынной, притихшей улице идет некто — и вдруг этот некто заметит, что кто-то проигнорировал любимую музыку обожаемого фюрера! А мало ли кем может оказаться этот некто, почему-то оказавшийся на улице в то время, когда все прячутся…
Открытый длиннющий «мерседес» или «хорьх», или что там еще, сияющий начальственным черным лаком, хотя и несколько запыленный, плавно притормозил возле дома. «Хэй, мужитчок! Halt!» — примерно так окликнули из машины прохожего. «Dass?»
[75] — преспокойно отозвался тот по-немецки, словно бы встреча произошла где-нибудь в Нюрнберге, и пассажиры машины поняли, что, остановившись, они поступили совершенно правильно. Сидящий в авто генерал (или полковник?) с подчеркнутым интересом спросил по-немецки, кто это так хорошо играет, и получил ответ на своем родном языке, что, мол, «здесь живут русские немцы». После чего «мужитчок» вежливо попрощался и преспокойно ушел…
Тогда, выйдя из машины, люди в мундирах серого крысиного цвета, вслед за своим начальником, вереницей стали подниматься по лестнице на второй этаж, к дверям, из-за которых была слышна дудочка… То есть, конечно, не дудочка, а пианино, на котором Магда Дукарт играла музыку Вагнера. Дверь в квартиру предусмотрительно оказалась незапертой — разве кто запирает дверцу у мышеловки?
Произошедшее далее Эмилия Иосифовна описывала так:
«С грохотом распахнулась дверь… и сразу шестеро вваливаются в комнату. “Кто такие?” — спрашивает один из вошедших, видно, самый главный. Виктор совершенно спокойно рассматривает фашистов: “Я — инженер Корнев, с Балтийского завода из Ленинграда. Прибыл сюда в командировку, да не успел выехать”. — “О! Вы говорите по-немецки?” — “Да, мне приходилось бывать в Германии по делам службы. А это мои родственники — потомки немецких колонистов. Мать и дочь”. — “Какая приятная неожиданность! Здесь, в Николаеве, — наши соплеменники! Это замечательно. А вы не жалейте, что не успели уехать. Вы нам нравитесь. И эта милая фрейлейн тоже — ха-ха! Мы, немцы, ценим деловых людей. Хотите быть бургомистром? Впрочем, об этом позже… Мы остаемся у вас!”»
.
И тут — по словам все той же Эмилии Иосифовны — уже такое началось! Женщины незамедлительно накрыли на стол, после чего Виктор твердо взял управление в свои руки: «Гостеприимный хозяин непрерывно доливал рюмки, рассказывал анекдоты, от которых “гости” под стол лезли от смеха, декламировал стихи и даже напевал что-то». В итоге, по свидетельству той же Дукарт-старшей, генерал изрядно «накушался» и Лягин буквально на себе утащил его в одну из комнат и уложил спать. Затем — благо остальные «гости» уехали — он провел маленькое оперативное совещание с семейством Дукарт, на котором сообщил, во-первых, что представил генералу Магду в роли своей жены, а во-вторых, что Гофман пообещал ему порекомендовать его супругу секретарем к шефу всего судостроения в Причерноморье адмиралу фон Бодеккеру
[76].
Рассказ этот вызывает противоречивые чувства и некоторое, причем немалое, сомнение.
С одной стороны, что для нас более чем интересно — открывается кое-что о предвоенной работе Виктора Лягина, тщательно засекреченное. Насколько мы знаем, до поездки в Соединенные Штаты Лягин несколько раз «выезжал в краткосрочные командировки» в какие-то зарубежные страны. В какие — нигде не говорится, но теперь из воспоминаний Эмилии Иосифовны не составляет труда понять, что одной из этих стран была Германия. Виктор сказал об этом немцам — и тут уж соврать он никак не мог: явно ведь, что его собеседники не ограничились одобрительным «Gut!» с похлопыванием по плечу, но задали хотя бы несколько вопросов — даже и не для проверки, а просто из вежливости — мол, в каких городах побывал, какие предприятия посетил, где жил и что больше всего понравилось… В общем, какое впечатление произвел на русского гостя «тысячелетний рейх»? А для проверки, это уже чуть позже, в случае необходимости, можно было и соответствующий запрос на указанное предприятие послать: мол, приезжал ли к вам в такое-то время некий инженер Komeff из Санкт-Петербурга (название «Ленинград» немцы не переносили органически) и что вы об этом любезном инженере можете рассказать? При хваленом немецком порядке выяснить это было бы совсем несложно — и в Центре, при составлении лягинской «легенды», вероятность такой проверки прекрасно понимали.
С другой стороны, далее уже начинаются «легенды» не то рассказчицы, не то автора книги, цитату из которой мы привели выше.
Во-первых, согласно известным нам показаниям Магды Дукарт, она перед приходом в Николаев гитлеровцев официально вышла замуж за Виктора Лягина — и это явно было зафиксировано в документах, хотя бы для надежности. (Третий брак двадцатилетней дочери вряд ли вызывал горячее мамино одобрение — даже если в этот брак дочка вступила исключительно из патриотических соображений, а потому, думается, Эмилия Иосифовна несколько исказила события.) Во-вторых, более чем сомнительной представляется вся сцена застолья, в результате которого упился в хлам комендант только что завоеванного города. Нужно все-таки понимать: в город входят войска, причем в очень большом количестве — впоследствии гарнизон Николаева составил порядка шестидесяти тысяч человек; всю эту ораву следует соответствующим образом разместить, позаботиться об их снабжении, организовать внутреннюю службу в гарнизоне, наладить охранение — в общем, задач выше крыши, и все, у кого возникают какие-то вопросы, представители всех оказавшихся в Николаеве частей и соединений, обращаются именно к коменданту. Но где комендант-то? Да пьянствует где-то! За такое можно и погон лишиться, даже генеральских…
