«С актами саботажа немецкие оккупационные власти сталкивались почти повсеместно. В октябре 1941 г. начальник диверсионной службы вермахта на южном участке советско-германского фронта Т. Оберлендер доносил в Берлин: “Гораздо большей опасностью, чем активное сопротивление партизан, здесь является пассивное сопротивление — трудовой саботаж, в преодолении которого мы имеем еще меньшие шансы на успех”»
.
Кстати, в данном случае не можем не выразить уважения гражданам Чехословакии, которые проявляли свой протест против гитлеровской оккупации гораздо более откровенно, нежели наши соотечественники. Есть сведения, что на ряде военных заводов они демонстративно приходили на работу в черных траурных костюмах и… добросовестно изготовляли боевую технику для вермахта. Это считалось протестом!
А вот один из лягинских «бойцов» Петр Луценко, работавший на макаронной фабрике, никакого черного костюма, за неимением оного в собственном гардеробе, не надевал. Зато он пару раз запустил в тесто изрядную порцию битого стекла — и макаронные изделия, вместо того чтобы быть направленными «доблестным солдатам вермахта», отправились прямиком на свалку. Конечно, осуществлять подобные «непищевые добавки» можно было бы и почаще, но ведь спецподготовку Петр проходил для куда более серьезных мероприятий, а потому излишне рисковать по мелочам не следовало. Тем более он понимал, что его примеру (разумеется, не зная, чей это именно пример) последуют и другие рабочие…
Впрочем, в городе Николаеве происходили и более «громкие» — в прямом и переносном смысле — события. Об одном из них даже сообщалось в сводке Совинформбюро:
«Героически действуют партизаны в городах, оккупированных немецко-фашистскими полчищами. На окраинах гор. Николаева каждое утро находят убитых немецких и румынских солдат и офицеров. В начале октября в окно ресторана, где шел кутеж офицеров, была брошена бомба необычайно разрушительной силы. Взрывом бомбы убито восемь офицеров»
.
Что ж, есть такая присказка: «Получи, фашист, гранату!» Получили… Правда, от кого именно, нам в данном случае сказать затруднительно. Ведь сотрудники резидентуры «Маршрутники» в основном пока еще легализовывались и выжидали, что называется — врастали в обстановку. Как мы сказали, Луценко, а с ним и Николай Улезько с виду добросовестно трудились вальцовщиками теста на макаронной фабрике, Александр Соколов устроился старшим кондуктором на железной дороге, туда же, в паровозное и вагонное депо, поступил слесарем Иван Коваленко, а Демьян Свидерский работал в совхозе имени Шевченко…
К тому же молодые, обаятельные и предприимчивые (в условиях подпольной работы без подобного качества не обойтись) сотрудники умудрялись даже и в обстановке постоянной смертельной опасности налаживать свою личную жизнь. Хотя, как нам известно, первым это сделал сам руководитель группы, официально оформивший свои отношения с Магдой Дукарт.
Доброму его примеру последовал Александр Сидор-чук, который был размещен на квартире Адельхейд Келем, как и Магда, происходившей из «русских немцев». Галина, как все ее называли, осталась в оккупированном городе по заданию управления НКВД и вскоре смогла устроиться на «хлебную должность» — официанткой в офицерскую столовую 4-го воздушного флота люфтваффе, германских ВВС. Сидорчук также превратился в «русского немца» — определенно, немецкий язык у него был, а тут явно еще и жена его «пообтесала», и вскоре он, как истинный «фольксдойче»
[81], был принят на работу на Ингульский военный аэродром слесарем.
Николай Улезько, имевший официальное и надежное прикрытие «рабочего человека», на звание «фольксдойче» не претендовал и женился на местной жительнице из русских — Елене Свиридовой. Семейное счастье обрел и «железнодорожник» (по совместительству — подрывник) Александр Соколов, также познакомившийся с местной жительницей Зинаидой Николаиди. Пожениться они решили уже после прихода в город гитлеровцев, и тут, совершенно неожиданно, Лягин предложил им сыграть свадьбу с демонстративно широким, как это называлось на Руси — купеческим — размахом…
Многие считают, что разведчик должен быть внешне неприметным и незапоминающимся, сидеть тихо-тихо — серая мышка, так сказать… Ерунда все это! Чем более естественно человек себя ведет, чем более он открыт и интересен для окружающих — тем сильнее он привлекает к себе людей, что ему профессионально необходимо, и тем меньше каких-либо подозрений он вызывает. «Тихушни-ки» нередко настораживают — недаром же в нашем народе сложилась пословица, что «в тихом омуте черти водятся». А вот если у человека, как говорится, «душа нараспашку», скрывать ему совершенно нечего — в чем тогда его подозревать?
Потому и закатили боевые товарищи для своего «Васильева» шумную свадьбу, на которой некоторые ребята из группы «легализировались», так сказать, в роли друзей Александра. Что ж, старший кондуктор — хоть и небольшой, но начальник, а немцы начальников уважают, и этот маленький начальник своим поведением, в свою очередь, как бы оказал уважение новому режиму. Даже можно сказать, «расписался в верности», ибо свадьбу в испуганно притихшем городе сыграли в соответствии со всеми правилами, по православному, с позабытыми «при большевиках» традициями — а не просто сходили в загс и расписались в присутствии друзей и родственников. Во-первых, нашли священника, который и обвенчал молодых. Во-вторых, от церкви до дома добирались праздничным кортежем, чтобы всем видно было — свадьба! Мол, нам скрывать нечего, мы счастливы и всё нас устраивает.
«Свадьба получилась действительно громкой, и ее в городе запомнили надолго. Изумленные николаевцы видели, как по центральной улице промчался свадебный поезд из нескольких бричек, с иконами, “боярами” и “дружками”, как у порога своей квартиры молодые, преклонив колени, целовали руки посаженым отцам, клялись в верности друг другу…»
В общем, чтобы «легализоваться», надежно скрыться среди чужих, совсем не обязательно забираться в самую глубокую щель или «притворяться упавшим листом в осеннем лесу»…
Вот и Виктор Лягин, который сразу же изящно «подставил» себя гитлеровцам, тем самым сумел приобрести очень хорошие позиции — и не только для дальнейшей своей деятельности.
Немцы умеют позаботиться о «своих» людях, а семья Дукартов-Корневых казалась им именно «своей». К тому же Эмилия Иосифовна представила городскому руководству документы, которые свидетельствовали, что она состоит в родственных связях — не очень близких, но все-таки — с именитым германским родом фон Шардт. Это еще более добавило к ней уважения — ну и, учитывая все подробности, «новые власти» постарались решить для своих «друзей», имеющих хорошие связи в рейхе, пресловутый «жилищный вопрос». Виктору было предложено осмотреть несколько пустующих особняков, и он остановил свой выбор на просторной квартире в доме 5 по улице Черноморской. Точнее, до войны эта улица называлась по имени немецкого коммуниста Карла Либкнехта, но оккупанты поспешили это название убрать, переименовав улицу по-своему, вместо того чтобы возвратить ей исконное название — Рождественская. (В настоящее время это улица Лягина; в доме 5 расположен музей «Подпольно-партизанское движение на Николаевщине в годы Великой Отечественной войны. 1941–1944 гг.».)
