Восьмого октября дофин был назначен главнокомандующим армией, которой предстояло завершить завоевания, начатые в прошлом году. Монморанси был при нем в должности генерал-лейтенанта, «по чьему указанию все и делалось». На самом деле, Генрих не был еще готов к тому, чтобы командовать. Он вонзил себе в бедро собственный клинок, «веселясь в своей комнате».
Это небольшое ранение ничуть не помешало ему начать экспедицию, в которой французы должны были переправиться через По. В промежутке между боями ни его любовь, ни его жена, ни воспоминания о платоническом рыцарстве не помешали ему вкусить грубых солдатских удовольствий. Уроженка Пьемонта, девица необыкновенной красоты, по имени Филиппа Дучи повстречалась ему на пути. В тот день Генрих отыгрался за все изыски и отсрочки, которые навязывали ему от имени авторов куртуазных романов. Он изнасиловал девушку и больше о ней не заботился, хотя она и забеременела.
Тем временем Монморанси беспрестанно думал о том, как наилучшим образом прекратить войну. Если Франция просто нуждалась в отдыхе, то император из-за нехватки денег, бунтов собственных наемников и жителей фламандских городов, беспокойства, доставляемого лютеранами и турками, находился в отчаянном положении. Но никто не подсказывал Франциску I, чья энергия убывала день ото дня, кто мог бы заставить судьбу повернуться к нему лицом. Брион больше не появлялся при дворе, Маргарита скомпрометировала себя, лично вступив в переговоры с Карлом Пятым по поводу Наварры, госпожа д'Этамп не слишком хорошо разбиралась в политике. Может быть, чета Дю Белле… Увы! Они хранили молчание.
Внезапно стало ясно, насколько силен был заговор при дворе, в центре которого вот уже год стояла госпожа де Брезе. Удивительная связь объединяла людей, которые, в принципе, должны были противостоять друг другу: Элеонору Австрийскую и ее зятя, кардиналов — Турнонского, Лотарингского — и любовницу дофина, мрачного Монморанси и кружок жизнерадостных юных приятелей наследника.
«Все за папу, за императора, против Турка и ереси».
Диане удалось добиться согласия между этими людьми, и это приводило Франциска в полное замешательство. С самого рождения его, «Цезаря» Луизы Савойской, боготворили, превознося его слабости наравне с его серьезными деяниями. Коварство женщины поставило его в положение старика-отца, выжившего из ума, которого его почтительные, приведенные в негодование дети умоляют спасти душу и добро. Какой крах!
Франциск спокойно переносил влияние своего окружения. Возможно, он испытывал угрызения совести и поэтому позволил убедить себя в том, что было бы безумием, желая истребить ересь во Франции, поддерживать ее за пределами страны. Возможно, он поверил в то, что вступление в Священный союз поможет ему обрести, наконец, столь вожделенную Миланскую область. Но окончательное решение было подсказано ему самой его сутью. Непопулярность среди молодых людей, их неодобрение были для него непереносимы. Диана взяла верх над этим человеком, который был ненамного старше, чем она сама, напугав его перспективой потерять престиж и превратиться в старикашку.
Перемирие было подписано в Монсоне 17 ноября. Все разногласия будут забыты, чтобы христианский мир смог начать преобразования, положить конец расколу, остановить распространение восточных религий на Западе.
Монморанси и кардинал Лотарингский встретились в Лёкате с представителями императора. Безуспешно. Нанесенные раны еще не затянулись. Единственным результатом встречи стало продление перемирия до первого июня, то есть до тех пор, пока папа не скажет своего веского слова.
После встречи с королем у Монморанси появился повод для радости. Подобно игроку, который внезапно изменяет свою ставку, Франциск теперь целиком и полностью доверился ему. Сторонники политики единства христианского мира праздновали победу, а Карл Пятый благополучно избежал последствий своих военных неудач.
* * *
В начале февраля 1538 года король собрал всех придворных в Мулене. Десятого числа, в конце торжественной церемонии, одной из самых пышных за весь период его правления, он провозгласил Монморанси «вечную славу, одобрение и вознаграждение» и вручил ему шпагу коннетабля.
История знает очень мало случаев, когда обычный дворянин доходил до подобного пика могущества, ведь Монморанси, вслед за Дю Гекленом, Ришмоном, Бурбоном, не только стал главнокомандующим армии, не только остался главным распорядителем, но, кроме того, ему было поручено «управление всеми делами».
Еще недавно, выразив такое доверие человеку, государь поставил бы под угрозу собственную власть, но Франциск I так хорошо позаботился об укреплении своего авторитета, что мог себе позволить сделать кого-то визирем. Первый христианский барон не был ни принцем, ни знатным феодалом: наделенный такой властью, он попадал в полную зависимость от своего короля. Лишь только какая-нибудь необыкновенная слабость господина могла бы однажды позволить семье этого слуги также взбунтоваться против короны.
Но в 1538 году до этого было еще далеко, кроме того, происходившие тогда события намекали на плачевное будущее. Уверенный в короле, Монморанси не побоялся выполнить наказ вдовы Великого Сенешаля и публично порвал отношения с королевой Маргаритой и с госпожой д'Этамп. Возбуждение дела против адмирала де Бриона, обвиняемого в жульнических махинациях, стало настоящим вызовом фаворитке. Как гром среди ясного неба, произошедшее открыло глаза наименее осведомленным людям на очевидный рост влияния Дианы. Каждый знал, что коннетабль так вызывающе ведет себя с любовницей короля, чтобы услужить подруге дофина.
Иностранные союзники хотели мира и объединения с императором. Франциск поддался на уговоры и отправился в Ниццу, чтобы встретиться с папой. Король выслушал увещевания Павла III, пообещал положить конец расколу христианского мира, но в мыслях он надеялся получить Милан, используя новый способ.
Надежда была весьма зыбкой, и он попытался вырваться из сети, в которую его поймали, потребовав невозможного, а именно передачи ему Франш-Конте. Понтифик понял, что может лишиться всего, и предложил заключить перемирие на десять лет, в течение которых произойдут Реформация и объединение Церкви. В ожидании этого обе стороны будут оставаться на своих позициях, Савойя перейдет в сторону интересов Франции. Король уступил, но нельзя сказать, что его не мучила совесть из-за того, что султан и лютеране Германии вновь остались не у дел. Он поспешно покинул Ниццу, избегая встречи с Карлом Пятым.
Это вовсе не устраивало пылких участников объединения благонамеренных граждан. Целый месяц после этого Франциска изводили с неуловимым, изощренным упорством, которое является отличительным признаком женского характера. Он никогда не был способен противостоять такого рода натиску и снова уступил. Четырнадцатого июля в душной, нездоровой обстановке местечка Эг-Морт он встретился с императором, которого не видел до этого целых двенадцать лет.
Под защитой кораблей, ощетинившихся пушками, два врага разыграли притворную сценку встречи родственников. Довольно много времени заняли ненужные излияния и бесполезные слова. Карл Пятый пообещал выдать замуж за герцога Орлеанского свою дочь или племянницу, в чье приданое входила Миланская область. Франциск обязался защищать земли императора, пока тот будет сражаться с Неверным. Ни один из них не собирался держать слово, но преимущество было на стороне Габсбурга, который заставил Валуа тешиться иллюзией и обязал его объявить вражду своим бывшим союзникам. Коннетабль в восторге заявил, что «оба они, император и король, могут отныне считать, что дела одного из них — это в то же время и дела другого». Члены кружка добронравных католиков поздравили себя с тем, что смогли «обратить в другую веру» Его Величество.
