«Я говорю с Вами, как жена», — писала тогда коннетаблю та, которая однажды будет ассоциироваться в умах людей со следованием государственным интересам. И герцогине де Гиз, которая поехала к своему мужу: «Дай Бог, чтобы я оказалась рядом с моим супругом!» Она гневалась на того, кто был ответственен за поражение, но лишь потому, что «он причина тому, что она совсем не видела короля».
Как только ее супруг отправлялся к войску, она одевала траур, заставляла делать то же своих приближенных и проводила все время в «очень пылких молитвах».
«Я так его любила, что постоянно испытывала страх», — с пафосом призналась она, когда стала вдовой.
119 «Мать и покровительница королевства», которую ее противники станут называть госпожой Сатаной и госпожой Змеей, была обречена на нешуточные страдания: влюбленная в человека, равнодушного к ней, ревнивая и обманутая, гордая и подвергавшаяся публичному унижению, она должна была существовать рядом с той, которая была для нее омерзительна, и постоянно разыгрывать для нее роль подруги.
«Я постоянно испытывала страх…»
Став правительницей, она спокойно будет взирать на огонь битвы, покушения, чуму. Ожидая своего часа, она дрожала перед ужасной кузиной, которая была во власти уничтожить эту коронованную Золушку.
Какое-то время ее пожирала смертоносная ярость, жертвами которой позже станут другие. И герцог де Немур предлагал ей тогда плеснуть в лицо фаворитке «сильно дистиллированной водой», то есть серной кислотой. Но Екатерина быстро взяла себя в руки и заставила себя забыть об этом искушении.
К счастью, с помощью хитрости и лицемерия ей удалось убедить своего врага, что жить в согласии было в интересах их обеих. С 1536 года Мадам не изменила своего отношения к своей драгоценной сопернице. Она выказывала ей чрезвычайное почтение и, в случае необходимости, расточала нежную заботу… за которую, впрочем, получала плату! Однажды в качестве вознаграждения за ее «добрые услуги» ей выплатили сумму в пять с половиной тысяч ливров.
Успокоившись на какое-то время, Екатерина немедленно сообщала коннетаблю о том, что она пользуется «добрым расположением» короля. Она использовала каждую возможность, старалась убедить придворных и в особенности своего «кума» в этом «добром расположении». То есть возможность потерять это расположение все время существовала.
Чтобы обезопасить себя, королева старалась незаметно выставлять достоинства фаворитки в выгодном свете, и одновременно стала орудием воздействия Дианы на короля. Именно к супружескому ложу богиня неумолимо подводила своего раба, который иногда был не прочь погулять на стороне. Скрыться было очень трудно. Несчастный Генрих оказался пленником этих двух женщин, которые одна за другой получили за его счет неограниченную власть.
Никто не подозревал о гении Екатерины. Гением Дианы можно восхищаться, учитывая то, что она смогла «аккуратно поддерживать разлад между царственными супругами, долготерпение оскорбленной жены, снисходительность придворных и народа перед официальной супружеской изменой. Казалось, что каждый в этом государстве был подготовлен к уважению, которое он должен был испытывать к персоне фаворитки, начиная с мужа, насаждавшего это влияние, заканчивая женой, которая ему подвергалась, и смиренно склонявшимися подданными, всегда упоминавшими имя королевской любовницы вместе с выражениями своей верности и любви… Диана в некотором роде являлась вершиной любовного треугольника, завершая его гармонию».
120
В сентябре 1547 года Екатерина произвела на свет девочку Клод, которую фамильярно называли Мадемуазель д'Ане, так как всем было прекрасно известно, где она была зачата. И почти каждый год она рожала то принцев, то принцесс с очень пухлыми щеками, унаследовавших черты «морды Медичи», у которых, у всех по очереди, кроме маленькой Марго, будут проявляться пугающие пороки.
Эти дети не приносили королеве ни счастья, ни уважения. Диана, от которой решительно ничего не ускользало, завладела также и этим. Будучи правительницей государства, она, в первую очередь, хотела распространить свое влияние на королевскую семью. Эти сыны святого Людовика, рожденные, в какой-то мере, по ее приказу, принадлежали ей. Мадам царила в их покоях, занималась их корью, их похлебками, выбрала для них гувернера (своего собственного кузена, господина д'Юмьера), поменяла их кормилицу, чье молоко показалось ей подозрительным. На картине, авторство которой приписывается Франсуа Клуэ, показано, как одного из новорожденных представляют фаворитке, которая как будто осеняет его своим божественным покровительством. Екатерина томится на заднем плане, Генриха на картине нет.
В то же время Диана не вынуждала Медичи постоянно находиться в той тени, которая всегда окутывала Элеонору Австрийскую. Признавая необходимость пойти на некоторые уступки, она согласилась потакать «тому честолюбивому настрою королевы, который позволял ей находить огромное удовольствие в том, что она являлась правящей особой».
121 Банкирша была необыкновенно величественна и искусно руководила образом жизни двора. Даже за столом она как будто бы давала аудиенцию. Кроме того, ей было дозволено образовать свой кружок, который вскоре получил известность.
Напускную суровость первых дней правления Екатерина долго не выдержала. Рядом с четырьмя добродетельными светскими дамами вскоре появились очаровательные молодые девушки, намного менее благонравные, но принадлежащие к знатнейшим семьям королевства. Вскоре стали приезжать также девушки из Италии, Фландрии, Шотландии. Именно они образуют в дальнейшем знаменитый «Летучий эскадрон», который, прежде чем стать подмогой королеве в ее политике, позволял ей строить мелкие козни Диане. Молодые дворяне вымаливали улыбку у этих трехсот Граций. Вежливость и любезность, которые были так дороги Франциску, восторжествовали здесь над жестокими нравами, бывшими недавно в чести у его сына.
«Двор Екатерины Медичи, — написал Брантом, — был настоящим раем на земле и школой красоты, украшением Франции… Двери зала, в котором королева устраивала концерты, были открыты для всех порядочных людей».
«Сиденья располагались на разной высоте, что делало ассамблею более живописной. Что же до девушек… они сидели на подушках, положенных на пол, поэтому их широкие шелковые платья казались окружающими их блистательными пионами, которыми была усыпана вся комната… Представим себе апартаменты в стиле того времени, окрашенные в живые тона с золотыми бликами, от обивки стен и простенков до потолков, разделенных на сектора или поддерживаемых перекладинами с выступающими балками. Стены обтянуты либо кордовской кожей ярких тонов, украшенной цветами, вязью и арабесками на красновато-коричневом фоне с золотым отливом, либо бронзоватой зеленой тканью, похожей на старую медь. Полы украшены восточными коврами, которые по приказу королевы привозили из Венеции. Вся мебель выкрашена в яркие тона с золотым отблеском… Одежда и мужчин, и женщин отличается особой пышностью: шелка, парча, узорчатый бархат, кружева, драгоценные камни и золотые сеточки, ткани, обильно расшитые серебром, и все те же яркие тона. Лица у всех нарумянены, причем румянами вызывающе красного цвета. Слуги и пажи, лакеи, привратники также одеты очень броско: половина из них в красное и желтое, другая половина — в зеленое и белое. У молодых дворян на рукавах прорези, а их короткие дутые штаны или показывающееся нижнее платье из ярко-красного или желтого шелка подчеркивают белизну или светло-зеленый цвет их костюма».
122
