Преобладание частных домов
В свидетельствах Посидония и Диодора о жилищах этрусков встречается неожиданная фраза: «У них не только рабы, но и большинство свободных людей имеют разные частные дома». На первый взгляд это поразительно: можно подумать, что речь идет о немилости, которая обрушилась не только на рабов, но и на свободных людей. Получается, что свой угол, кажущийся нам сегодня ценным благом, для общества этрусков таковым не являлся.
В действительности ход мыслей сложнее. Прежде автор приводил примеры роскошного образа жизни этрусков, говорил об обильных пирах, о вышитых коврах, о серебряных сосудах, о многочисленных слугах, красивых и богато одетых: их одеяния, по его словам, никак не соответствовали статусу рабов. Далее же он пишет о том, что «у них было отдельное жилье». Но это вовсе не наказание, а очередной признак щедрости, мягкотелости, если угодно, их хозяев. Делая это замечание, Посидоний вспоминал об обычном положении рабов, не только тех, кто был наказан и с цепями на ногах томился в эргастулах, но и в целом рабов в городе и деревне — можно догадаться (хотя письменные источники и умалчивают об этом), что они жили все вместе в отведенных для этого помещениях на villa urbana или villa rustica. Так было в поместьях в окрестностях Помпей, где рабов держали в лепящихся друг к другу каморках возле конюшен. Но здесь речь идет о других рабах. Мы уже видели, что под этим обобщающим понятием этруски в основном подразумевали плебс, отдельные представители которого — более способные или более привилегированные, вольноотпущенники или клиенты — жили в довольно либеральных условиях.
Отметив эту привилегию этрусских «рабов», Диодор, несколько неловко пересказывая Посидония или присоединив к своему рассуждению чисто риторическое «не только… но и», искажающее смысл, добавляет, что она распространяется и на свободных людей. Его поняли бы лучше, если бы он сказал: «Впрочем, отдельные дома есть и у свободных людей». Только первая часть фразы служит подтверждением этрусской tryphe (изнеженности). Но замечание о таком образе проживания тотчас наводит его на другую мысль — что он распространен даже среди свободного населения. И раз он считает, что об этом стоит упомянуть, значит, Этрурия отличалась в этом плане от мира римлян: оставаясь верной традиции domus, она не принимала принципа insula, принятого в столице.
Жером Каркопино в «Повседневной жизни Древнего Рима»
[31]
рассказал о возникновении доходных домов, которые росли как грибы в конце эпохи Республики, давая приют непрерывно увеличивающемуся населению и задавая направление развитию города «по вертикали». Он напоминает, что «уже в III веке до н. э. четырехэтажные insulae стали столь многочисленными, что на них больше не обращали внимания». Во многих письменных источниках рассказывается, как в 218 году до н. э. какой-то бык чудом взобрался на четвертый этаж одного из таких небоскребов форума Боариум, где торговали скотом, и, напуганный криками жильцов, бросился вниз; в 153 году царь Египта Птолемей Филометор, находясь в изгнании, нашел прибежище в Риме у художника Деметрия и ютился у него в каморке на последнем этаже — плата за жилье была чрезвычайно высокой. В 99 году Тит Клавдий Центумал лишился по решению суда своего дома на холме Целий: его пришлось снести, так как он мешал авгурам наблюдать за предзнаменованиями с высоты Капитолия. «Рим, — по выражению Цицерона, — поднялся кверху и повис в воздухе». Известно, что несчастья Марка Целия, юного друга Цицерона, происходили оттого, что он снял жилье в доме, принадлежавшем трибуну Публию Клодию, и его соседкой по лестнице или по саду оказалась Клодия — красавица Лесбия, воспетая Катуллом.
Вскоре и портовая Остия у ворот Рима стала нагромождать этажи на этажи в жилых домах, расположенных в промышленных кварталах. Рим же являл собой самый яркий пример тесноты и скученности. На фоне такого компактного проживания замечание Посидония указывает на то, что в Этрурии предпочитали жить просторнее: один domus на человека или на семью. Возможно, это лишь поспешный вывод, наскоро записанный путешественником. Ему в определенной степени противоречит то, что нам подсказывают камерные гробницы, в которых с конца V века до н. э. перестали хоронить только супружеские пары, помещая в них все более многочисленные familia, а также columbaria Со-ваны, Бьеды и Вей с двумя сотнями loculi (гробов): все это наводит на мысль о человеческих ульях, не приспособленных для уединения. Но все же отметим специфическую — и архаическую — черту этрусских городов: особняки, личные дома, которые, естественно, занимали много места внутри городских стен.
Население городов
Городские пределы, однако, существенно расширились, что ставит вопрос о численности населения. Надо признать, что в этом плане историкам не на что опереться. У них нет драгоценных сведений, подобных тем, которые позволили Карлу Белоху заложить основы его «Bevolkerungsgeschichte Italiens» («Истории населения Италии») в Средние века и в Новое время
, — списков рекрутов, куда в Пизе и Сиене с конца XII века заносили мужчин «призывного возраста», синодиков умерших, списков bocche che mangiano pan («ртов, которые едят хлеб»), церковных книг и т. п. Из этих документов известно, что до эпидемии чумы 1348 года во Флоренции проживала 51 тысяча человек, а в Корнето, наследнике Тарквиний, в 1503 году было только 6810 жителей, в Орвьето — 9190, в Сориано (Сована) — 1140.
Что же касается Древнего мира, то здесь можно только строить предположения. Лет 30 тому назад Б. Нога-ра предложил принять население Цере, исходя из его площади в 150 гектаров, за 25 тысяч человек Аналогичным образом он приписал Тарквиниям, Волатерре, Популонии, Вейям, Клузию и Перузии примерно такое же число жителей в эпоху расцвета этих городов. Сегодня этрускологи занижают эту цифру. На недавнем коллоквиуме фонда СИБА некоторые ученые высказались против предположения о том, что этрусский город мог насчитывать 20–30 тысяч жителей
. Тем не менее они признают, что демографическое положение в Этрурии VI века до н. э. не должно было сильно отличаться от средневекового, когда на смену этрусским метрополиям пришли новые столицы, например Флоренция с населением в 51 тысячу человек. «Предположим, пять тысяч», — говорил один ученый. «Я бы сказал — до десяти», — отвечал второй. «Мне трудно поверить, чтобы город, подобный Тарквиниям, насчитывал не более пяти тысяч жителей», — резонно возражал Уорд Перкинс. Но эти противоречивые оценки и жонглирование цифрами — не последнее слово в поиске истины. М. Фоти заметил, что можно попытаться определить численность населения какого-нибудь этрусского города по данным захоронений, но такие подсчеты так и не были произведены.
Вот, например, как можно было бы поступить. О точных цифрах здесь, конечно, речи не идет. Некрополи Цере занимали площадь более 400 гектаров
и непрерывно пополнялись с начала VII века и до середины I века до н. э. На территории одного из них, Бандитачча, с 1911 года ведутся систематические раскопки, результаты которых начали публиковать в 1955 году в «Monumenti Antichi de l'Academie des Lincei»
. Там есть подробные описания и точные планы.
