– Что? – не понял Антон.
– Ну, газы распирают кишечник. Слушай, ты знаешь, который
час? Половина одиннадцатого, между прочим. А ты когда обещал вернуться?
– Прости, я не рассчитал время. – Он еще раз поцеловал ее
как можно нежней.
Нельзя, чтобы женщина, у которой живешь, так раздражала. Ну
что в Ольге плохого? Ну почему больше трех дней подряд он не может выносить ее
присутствие? Свинство это. Она терпит его, все прощает, лобио готовит, фасоль
вымачивает, чтобы не было метеоризма. На голове что-то немыслимое накрутила.
– А что у тебя на голове? – спросил он.
– Специальная маска для волос. Я же не знала точно, когда
твоя светлость вернется, вот и решила собой заняться, перышки почистить.
Красивой хочу быть для тебя, счастье мое, только для тебя.
Она даже не спросила, как мама. Впрочем, почему это должно
ее интересовать? С какой стати?
– Ты и так красивая. – Антон взялся за телефон. Мужской
голос еще ни разу не ответил по этому номеру. Казалось, в квартире живут только
женщины. Пожилая – самая суровая. С ней говорить бесполезно. Молодая – помягче,
но тоже, конечно, устала от звонков. Иногда трубку брал ребенок, то ли мальчик,
то ли девочка.
Сейчас было занято. Антон подождал немного, опять набрал
номер. Детский голосок произнес: «Алло, я слушаю». Если бы знать, как зовут
молодую женщину, и позвать ее к телефону… Оставалось молча положить трубку. Не
объяснять же все ребенку!
Антон решил, что будет звонить каждое утро и каждый вечер.
Не слишком часто, конечно. До тех пор пока трубку не возьмет молодая женщина с
грустным голосом. Ему казалось, поговорить лучше именно с ней. Он добьется, чтобы
она выслушала его, и расскажет все как есть. Ну что ей стоит поискать бумажку с
факсом из Праги? Если, конечно, у них в квартире стоит факс, если Денискино
послание попало именно на их факс, если бумажку не потеряли…
– Антон, что за детский сад? Ты набираешь номер и молчишь
уже в третий раз. – Ольга усмехнулась и взъерошила ему волосы. – Может, у тебя
новая любовь? Ты скажи, я не обижусь.
– Ну что ты, Оль, какая любовь? Там просто то занято, то
разъединяется.
– Давай я наберу.
– Не стоит. Наверное, с линией что-то. – Антон отошел от
телефона и отправился в ванную.
– Только недолго, – напутствовала его Ольга, – у меня уже
все готово, и до ужина я бы хотела помыть голову, ты же не хочешь, чтобы я села
за стол в этом тюрбане.
Он ничего не ответил. Ему было все равно, в каком виде она
сядет за стол.
* * *
В половине седьмого вечера гравер Пятницкого кладбища
Волобуев Вячеслав Иванович, по прозвищу Клятва, трезвый, бодрый, одетый в
добротный джинсовый костюм, сел в свою голубую «девятку», выехал из ворот
кладбища, вырулил с эстакады в сторону ВДНХ. Покрутившись среди однотипных
новостроек за выставочным комплексом, он оставил машину в одном из дворов,
прошел пешком несколько кварталов, нырнул в подъезд.
В подъезде был слышен детский плач. Кафельная акустика
лестничной площадки делала его особенно громким. Волобуев увидел, как молодая
мамаша тщетно пытается втиснуть в лифт большую коляску. Одной рукой она держала
младенца в одеяле, другой толкала и дергала ручку коляски. Младенец заливался,
коляска застряла между автоматическими дверьми.
– Помогите мне, пожалуйста, – обратилась она к Клятве.
– Да уж придется, – хмыкнул он и взялся за ручку коляски.
Приподняв передние колеса, Волобуев придавил плечом одну из
дверей и втолкнул коляску в лифт.
– Ой, спасибо вам огромное, – запричитала молодая мамаша, –
это не коляска, это настоящий танк!
– Да на здоровье, – Клятва улыбнулся, сверкнув золотой
фиксой, – езжайте, мы не поместимся.
– Поместимся, заходите! Вы мне потом ее вывезти поможете. А
то я обязательно опять застряну, – улыбнулась в ответ мамаша.
Она жила на пятом этаже. Клятва быстро вывез коляску, потом
поднялся на двенадцатый и открыл дверь одной из квартир своим ключом.
Однокомнатная малометражка имела унылый, нежилой вид. Почти
никакой мебели, только канцелярский письменный стол, несколько стульев. На
кухне не было плиты, белоснежный электрический чайник «Тефаль» красовался на
полированной казенной тумбочке.
Здесь никто не жил. Квартира была явочной и принадлежала
одному из отделов ГУВД.
Волобуев налил в чайник воды, достал из тумбочки банку с
растворимым кофе, сахар, две чашки, включил чайник и посмотрел на часы.
Человек, которого он ждал, никогда не опаздывал. У Клятвы ни разу не получилось
приехать на встречу вовремя, минута в минуту. То он являлся раньше, то позже.
Сейчас он приехал на целых двадцать минут раньше, опять не рассчитал, хотя сам
назначил время.
Ну что ж, оно и к лучшему, можно выпить кофейку в одиночестве
и еще раз подумать. Кофе здесь хороший, качественный, и сигареты всегда есть –
на всякий случай. Свои у Клятвы как раз кончились. А купить забыл. Он сегодня
вообще был сам не свой, очень сильно перенервничал. А кто на его месте мог
остаться спокойным? Разве только один человек из всех, кого он знал. Сквозняк.
Вот у кого стальные нервы. Ничего его не берет. Знает, сучонок, что в розыске,
и является на кладбище могилку навестить.
Сегодня утром, увидев у забора знакомый силуэт, Клятва
сначала прямо-таки остолбенел. В голове шарахнуло: «Что делать?» Первая мысль
была – рвануть в контору и быстро позвонить, куда следует. Но потом он
представил себе, как нагрянут на родное кладбище архаровцы, оцепят со всех
сторон. Еще не факт, что успеют взять. А он. Клятва, засветится неугасимо.
Уйдет Сквозняк, и станет ему сразу известно, кто стукнул. Тогда, считай, Клятва
сразу покойник. А если чудо случится, возьмут Сквозняка – свои замочат за такие
дела. Ссученных не щадят. Нет, нельзя бежать-звонить. Это все равно что самого
себя кончить.
Несколько секунд он стоял и думал, что ему, милицейскому
информатору с пятилетним стажем, делать в такой вот очевидной ситуации. И решил
он поступить хитро, как в шпионском кино. Окликнул Сквозняка, к себе пригласил,
поговорил по-хорошему, вроде как и предупредил, что легавка про кладбище знает,
и показал тем самым, мол, свой я, верить мне можно. Даже порасспросить
попытался, мол, где обитаешься, и все такое. Но осторожненько, не в лоб. У
такого, как Сквозняк, спросишь что-нибудь, не подумав, и сам не заметишь, как в
деревянном бушлате окажешься. Мизинцем кончит, сучонок.
Но получилось все даже лучше, чем Клятва ожидал. Сквозняк
вдруг ни с того ни с сего заинтересовался этими Курбатовыми, и мертвым, и
живым. Клятва просто так про женщину с сухими глазами стал рассказывать, только
для разговора, чтоб не молчать. Нехорошо со Сквозняком молчать, не по себе
делается. А он вдруг оба-на, и запал на Курбатовых. Все расспросил, даже адрес
и телефон. Жаль, не было. Дал бы, не задумываясь. Отличная получилась бы
наводка, очень даже конкретная. Но и так ничего, тоже сойдет. Сразу ясно, не
пустой у него интерес. Вот ведь бывают в жизни сюрпризы. Теперь на того
Курбатова, который живой, можно ловить Сквозняка. А что? Вполне… Выходит, что
он, Клятва, ни с какой стороны не подставился. Сквозняк от него ушел целехонек,
но заглотнул наживку. И вот за такую сладкую наживку его не только извинят, что
растерялся, не побежал звонить, но и премию выдадут. Заслужил он премию за свой
хитрый ход, за ценную информацию. И самого себя, между прочим, как агента
сохранил – для дальнейшего плодотворного сотрудничества.
