Вдруг к младшему лейтенанту милиции курившему у машины,
нерешительно шагнула девочка лет шестнадцати.
– Извините, вот к кому мне можно обратиться? – тихо спросила
она.
– По какому вопросу? – Младший лейтенант лениво оглядел
тощенькую фигурку на метровых «платформах».
– По поводу убитого.
– Это к следователю, – кивнул лейтенант на дверь подъезда, –
сейчас выйдет следователь, к нему и обращайтесь.
– А как я его узнаю? – спросила девочка еще тише.
– Стойте здесь. Выйдет он, я покажу.
Было видно, что девочка очень волнуется. Тихий робкий голос
никак не вязался с ядовито-зеленой юбчонкой до пупа, ярко-розовой майкой,
больше похожей на узенький лифчик, с тонной косметики на детском лице.
Два милиционера вывели Инну. Она быстро прошла к машине,
опустив голову и стараясь ни на кого не смотреть.
Небольшая толпа загудела чуть громче.
– Расходитесь, расходитесь, граждане! – прикрикнул младший
лейтенант и кивнул девочке. – Вон он, следователь.
Девочка подошла к невысокому пожилому человеку в штатском.
– Здравствуйте, я хочу сказать…
– Да, я вас слушаю.
– Я вчера вечером видела, как Станислав Михайлович… ну,
убитый Зелинский, стоял в подъезде у лифта и разговаривал с каким-то человеком.
– Фамилия? – быстро спросил следователь.
– Чья? – растерялась девочка. – Я не знаю… Я его впервые
видела.
– Да ваша, ваша, – следователь поморщился.
– Я в этом доме живу, в квартире напротив. Лукьянова моя
фамилия. Ирина Анатольевна Лукьянова. – Девочка заговорила быстро, будто
боялась, что следователь не дослушает и уедет. – Я видела, как Станислав
Михайлович вчера вечером разговаривал у лифта с парнем… Они очень напряженно
говорили. Я даже разобрала несколько фраз, случайно. Что-то насчет выяснения
отношений. И еще, я точно слышала, как Станислав Михайлович сказал: «Слушай,
может, ты псих? Так себя не ведут». Дословно не помню, но что-то в этом роде.
Знаете, они стояли так, будто сейчас подерутся.
– Подождите, не тараторьте так, – перебил ее следователь, –
вы в какой квартире живете?
– Ну я же сказала, напротив! В тридцать первой!
Оперативники уже успели побеседовать с соседями. Никто
ничего не слышал и не видел. Ночью было тихо. Откуда взялась эта пигалица в
ядовито-зеленой юбке?
В тридцать первую квартиру заходили, однако никакой девчонки
там не было. Следователю прокуратуры совсем не хотелось, чтобы рядовая
«бытовуха» распухла в нечто более сложное и серьезное. Но выслушать и
запротоколировать показания непрошеной свидетельницы он обязан.
* * *
В машине полетело сцепление, но Володя не стал чинить, не
было сейчас на это времени. Нельзя больше тянуть. Хватит.
Целый день он провел в ожидании у дома маленькой блондинки.
Но она не появилась. Сквозняка он тоже не видел. Впрочем, несколько раз ему
пришлось отлучиться со своего поста. Бдительные дворовые старушки стали на него
подозрительно коситься, или ему показалось? Потом какой-то мальчишка несколько
раз, посвистывая, прошел мимо, туда-обратно, и откровенно глазел на Володю. Или
опять показалось?
Он никак не мог найти в этом старом дворе удобный
наблюдательный пункт. Прятался между «ракушками», но оттуда плохо
просматривался подъезд, а потом пришел автовладелец и прямым текстов спросил:
– Ты здесь чего крутишься, мужик?
Пришлось отойти.
Все было нехорошо – стоять просто так или даже сидеть целый
день на лавочке у качелей. Люди стали подозрительны и осторожны. Боятся
угонщиков машин, квартирных воров, маньяков. Лучше не привлекать к себе
внимания.
Да, возможно, он и упустил сегодня Сквозняка. Вечером было
особенно обидно оставить пост, двор опустел, и следить можно было спокойно, не
вызывая ничьих подозрений. Володя сам не заметил, что давно ночь и метро
закрыто. Он привык не зависеть от метро, машина была всегда под рукой. А теперь
вот сломалась…
Однако вряд ли Сквозняк появится во дворе глубокой ночью. Он
ведь тоже спит иногда… Володя стал размышлять, стоит ли взять такси и
отправиться домой, поспать, или провести ночь где-нибудь поблизости, не тратить
деньги и время, перетерпеть бессонницу, чтобы завтра начать все сначала.
От голода побаливал желудок. Володя направился к площади
Белорусского вокзала. Там работают круглосуточные палатки, есть горячие
бутерброды и кофе. Надо поесть. А дальше видно будет.
Когда он стоял у ларька, ел горячий бутерброд и прихлебывал
кофе с молоком, к нему вдруг подошел поддатый пацан лет восемнадцати. Даже не
подошел, а как будто вырос из-под земли, встал перед ним, почти вплотную, дыша
в лицо крепким перегаром, и тихо спросил:
– Слышь, мужик, тебе пушка нужна? Володя вздрогнул от
неожиданности, оглядел парнишку, ничего подозрительного в его облике не
обнаружил и осторожно кивнул:
– Покажи.
Новенький, в заводской смазке «ПМ» был завернут в драную
мужскую майку, а сверху – в полиэтиленовый пакет. К пистолету прилагалась
маленькая жестянка с пульками, всего двенадцать штук. Вполне достаточно.
– Сколько? – спросил Володя.
– Двести, – ответил продавец.
Это было очень дешево. А главное, две стодолларовые купюры,
как нарочно, лежали в нагрудном кармане ковбойки. Володя расплатился, спрятал
сверток в небольшую спортивную сумку, которая висела у него на плече, и
бутерброд доедал уже на ходу. Лучше было уйти поскорей от ларька. На Володю и
юного продавца уже косилась совершенно трезвым глазом очень грязная и пьяная с
виду бомжиха. Продавец, получив деньги, моментально испарился.
– Мужчина! – прокричала бомжиха Володе вслед. – Мужчина, дай
покурить! Слышь, курить хочу, умираю!
Володя, не оглядываясь, ускорил шаг.
Теперь все просто. Надо только обстрелять оружие. Лучше
всего это сделать в Серебряном бору. Сейчас три. Троллейбусы начинают ходить в
шесть. Отсюда до Серебряного бора идет двенадцатый номер. Можно дойти до сквера
у Дома пионеров, подремать там на какой-нибудь укромной скамеечке до шести.
Хотя вряд ли он сейчас сумеет уснуть. Слишком уж близка развязка.
Володя удивился, почему так долго тянул с пистолетом, будто
нарочно сам все усложнял и путал, оттягивал решительный момент, зачем-то хотел
предупредить блондинку, которая так похожа на его бабушку в молодости. Зачем?
Разве она поверит? А если поверит, что сможет сделать?
