– Не могу поверить, – сказал Моррис.
– Тогда я вам дам еще одно доказательство. Когда мы были в океане, с нами говорил мысленный голос – предположительно голос венлягушек. Он пытался заставить нас предоставить информацию, а затем совершить самоубийство.
– Ну и что?
– Голос исходил от венлягушек, но источник его не в них. Источник – человек.
Лу Эванс распрямился и с недоверием посмотрел на Старра.
Тот улыбнулся.
– Даже Лу не верит, но это так. Голос использовал странные концепции, вроде «машина из сверкающего металла» вместо «корабль». Мы должны были подумать, что венлягушки не знакомы с подобными концепциями, и описательное выражение должно было побудить нас поверить в это. Но голос ошибся. Я помню, что он произносил. Помню слово в слово: «Жизнь людей закончится, как погасшее пламя. Его задуют, и жизнь снова не загорится».
Моррис снова спросил:
– Ну и что?
– Вы до сих пор не понимаете? Как могли венлягушки использовать концепции типа «погасшее пламя» или «жизнь снова не загорится»? Если голос подразумевал, что венлягушки не знают, что такое корабль, как они могут знать, что такое огонь?
Теперь все поняли, но Старр упорно продолжал:
– Атмосфера Венеры состоит из азота и двуокиси углерода. Кислорода в ней нет. Мы все это знаем. Ничто не может гореть в атмосфере Венеры. Тут не может быть огня. Миллионы лет венлягушки, вероятно, ни разу не видели огня; они не могут о нем знать. Даже если кто-нибудь из них видел огонь в куполах, они могут понять его природу не больше, чем устройство наших кораблей. Как видите, мысли, которые нам сообщали, происходят не из мозга венлягушек, а из мозга человека, использовавшего лягушек в качестве своего орудия.
– Но как это можно сделать? – спросил Тернер.
– Не знаю, – ответил Дэвид. – Хотел бы знать. Несомненно, для этого нужен гениальный мозг. Человек, который хорошо знает, как работает мозг. – Он холодно взглянул на Морриса. – Для этого нужен человек, специализирующийся, например, в биофизике.
Все глаза устремились на венерианского советника, с его круглого лица отхлынула кровь, и седые усы, казалось, едва выделяются на его бледном фоне.
Глава 16. Враг!
Моррис наконец смог вымолвить:
– Вы пытаетесь… – и его хриплый голос замер.
– Я ничего не утверждаю, – спокойно сказал Дэвид. – Я всего лишь высказываю предположение.
Моррис беспомощно огляделся, по очереди заглядывая в лица четверых собравшихся в комнате; все смотрели на него с напряжением.
Он, задыхаясь, выговорил:
– Это безумие, полное безумие. Я первым сообщил обо всем… об этих… неприятностях на Венере. Можете найти в штаб-квартире на Земле первоначальный рапорт. Я его подписал. Зачем мне обращаться к Совету, если я… Каковы мои мотивы? А? Каковы мотивы?
Советник Эванс беспокойно зашевелился. По быстрому взгляду, который тот бросил на Тернера, Верзила заключил, что подобное вынесение сора из Совета наружу, в присутствии посторонних, ему не понравилось.
Но он сказал:
– Это объясняет усилия доктора Морриса по дискредитации меня. Я мог нащупать истину. В сущности, я почти нашел ее.
Моррис тяжело дышал.
– Я отрицаю все это. Это заговор против меня, и для вас это плохо кончится. Я добьюсь справедливости.
– Вы считаете, что должен состояться суд Совета? – спросил Старр. – Хотите, чтобы ваш случай рассматривался на заседании объединенного Центрального Комитета Совета?
Дэвид ссылался на процедуру, предназначенную для суда над членами Совета, обвиненными в измене Совету и Солнечной Конфедерации. За всю историю Совета ни один человек не представал перед таким судом.
При этом упоминании последние остатки самоконтроля покинули Морриса. Подняв кулаки, он с яростным воплем бросился на Дэвида.
Тот проворно перескочил через ручку кресла и в то же время сделал знак Верзиле.
Верзила ждал этого сигнала. Он продолжал следовать инструкциям, которые дал ему Счастливчик на борту «Хильды», когда они входили в шлюз Афродиты.
Послышался свист бластера. Мощность выстрела была низкой, но ионизирующая радиация вызвала появление резкого запаха озона в воздухе.
Все застыли. Моррис лежал, спрятав голову под перевернутым стулом, не делая попыток встать. Верзила продолжал стоять, как маленькая статуя, держа в руке бластер, как будто был заморожен в момент выстрела.
А обломки цели выстрела валялись на полу.
Лу Эванс первым пришел в себя, но лишь для восклицания:
– Во имя космоса!..
Лайман Тернер прошептал:
– Что вы сделали?
Моррис, который тяжело дышал от недавних усилий, ничего не мог сказать, только молча уставился на Счастливчика.
Тот сказал:
– Прекрасный выстрел, Верзила. – И Верзила улыбнулся.
Компьютер Лаймана Тернера лежал на полу в сотнях обломков, большая часть его просто испарилась.
Тернер наконец обрел голос:
– Мой компьютер! Идиот! Что вы сделали?
Старр строго ответил:
– Только то, что должен был сделать, Тернер. Теперь все молчите.
Он повернулся к Моррису, помог полному венерианину встать и сказал:
– Простите меня, доктор Моррис, но я должен был полностью отвлечь внимание Тернера. Пришлось для этого использовать вас.
Моррис сказал:
– Так вы не подозреваете меня в…
– Ни в малейшей степени, – сказал Дэвид. – И никогда не подозревал.
Моррис отодвинулся, глаза его сверкали гневно и горячо.
– В таком случае вы обязаны объяснить, Старр.
– Перед этой встречей, – начал Счастливчик, – я никому не решался сказать, что за венлягушками стоит человек. Я не мог этого вставить даже в свое сообщение на Землю. Я понимал, что, если сделаю это, подлинный враг решится на отчаянный поступок – может быть, действительно затопит один из городов, а угрозой повторения этого будет шантажировать нас. Но пока он не знает, что я заподозрил присутствие человека за венлягушками, я надеялся, что он ограничится тем, что постарается убить меня и моих друзей.
На этой встрече я решился говорить, потому что виновник присутствует здесь. Однако я не мог предпринять никаких действий без должной подготовки, иначе он смог бы взять нас под контроль, несмотря на наши думы о нефти, из боязни дальнейших наших решительных действий. Вначале мне нужно было отвлечь его, чтобы он не смог обнаружить – через лягушек – эмоции и мысли мои и Верзилы. Разумеется, в здании нет венлягушек, но он может использовать лягушек в других частях города или в океане на поверхности в нескольких милях от Афродиты.
