Рябинин улыбнулся и осведомился:
— За что же тебя понизили?
— У сирийцев это повышение. Хотя какая разница?
— И форму сирийскую дадут?
— Этого не знаю. Но какой смысл, если переговоры по связи мы будем вести на русском языке? Арабскому нас почему-то не учили. А там черт его знает, может, и переоденут.
— Когда выход?
— Послезавтра на рассвете. Сейчас пойдем посмотрим танки, завтра будем готовиться, заряжаться, заправляться, технику проверять. Тут у батальона есть что-то вроде полигона.
— Завидую, — проговорил Рябинин. — А мне тут колодой лежать неделю. Докторша сказала, что раньше не выпишет.
— Ты ее слушай! Это не просьба, Рома, а приказ, — произнес Иволгин.
— Да понял я все. Только вы, мужики, поговорите с ней, чтобы уколов не делала, заменила их пилюлями. Я с детства боюсь этих иголок. Любую гадость выпью, лишь бы не укол.
Быков посмотрел на Рябинина и сказал:
— Ты ведь взрослый мужик, офицер.
— Ну и что? Ступин боится летать, а я — уколов. Каждый человек чего-то страшится, только скрывает это.
Иволгин пожал плечами и сказал:
— Я, конечно, передам Ольге Владимировне твою просьбу, но сам понимаешь, гарантировать ничего не могу.
— Передай. Я тоже попрошу ее.
— Ладно. Леня Быков со Ступиным будут тебя навещать. Ты что больше любишь: бананы, ананасы или киви?
— Яблоки, — ответил Рябинин и улыбнулся. — Только не те, размером с арбуз, которые в гипермаркетах продают, а наши, подмосковные, из деревенского сада.
— Где бы еще их взять? Но ребята что-нибудь придумают. Все, Рома, лечись, выздоравливай. Родина ждет от тебя подвигов, а не лежания в лазарете. Мы пошли.
— Давайте! Удачи вам!
— Спасибо.
Офицеры вышли из санчасти.
Иволгин надеялся, что ему удастся переговорить с Ольгой, но та была полностью занята приемом медикаментов, даже не взглянула на него.
Иволгин тяжело вздохнул.
Быков кивнул и сказал:
— Да, теперь все ясно!
— Что тебе ясно?
— Влюбился ты, Стас. Причем сразу и по уши.
— Не знаю, Леня. Но что об этом говорить, если завтра на войну?
— Но ты ведь вернешься сюда. Ольга узнает, чем вы занимались. Женщины любят сильных мужчин, да еще прошедших войну.
— Здесь все такие.
— Не все. Сомневаюсь, что советник Петренский покидал штаб.
— На то он и советник, языком болтать и пальцем в карту тыкать, а не воевать.
— Ты не беспокойся. Если что, я ему очень доступно объясню все, что касается Ольги Владимировны.
— Да не трогай ты его. Он Ольге не нравится, значит, и не добьется ничего.
— Я все равно буду контролировать ситуацию.
— Твое право.
Офицеры зашли в парк. Охрана беспрепятственно пропустила их туда. Они увидели бокс, в котором стояли четыре новеньких «Т-90», подошли к ним. Ивасюк и Буренко уже находились внутри машин.
Поднялся на броню и Иволгин. Он осмотрел крупнокалиберный пулемет «Утес», сдвинул крышку люка, спустился на свое место командира, включил радиостанцию.
Станислав тут же понял, что имел в виду комбат, говоря о дальности связи этих танков. Дело в том, что вместо штатных радиостанций Р-163 на них были установлены коротковолновые Р-130. Дальность связи у них при штатных штыревых антеннах, которыми были оснащены машины, составляет около пятидесяти километров. Если заменить их на наклонные лучевые, то она увеличится до семидесяти с лишним.
Иволгин надел шлемофон, присоединил его к разъему, включил радиостанцию и внутреннее переговорное устройство.
— Внимание всем! Проверка связи! — проговорил он.
— Отвечаю, — услышал Станислав голос механика.
— Я! — Это уже Ивасюк.
— Как дела, парни? Михаил?..
— У меня полный порядок. Баллоны запуска дизеля заполнены воздухом. Рычаги, коробка передач, все работает. Но надо проверить в движении. А здесь и завести танк нам вряд ли разрешат.
— Почему? Заводи!
Буренко нажал кнопку пуска. Танк тут же завелся.
Механик-водитель несколько раз газанул и доложил Иволгину:
— Командир, движок как часы работает.
— Вырубай!
Механик заглушил двигатель.
В это же время Иволгин проверял вращение командирской башенки, управляемость пулемета «Утес», работу остальных приборов и систем, находившихся в прямом управлении командира танка.
— Дима, у тебя что? — спросил он.
— Порядок полный. Надо боеприпасы получить, а потом хоть сразу в бой. Да и не мудрено. Машина-то совсем новая.
— Стабилизатор пушки?..
— Порядок. Все, командир, в норме. Надо проверить защиту башни.
— Делай.
— Выхожу из машины.
Все эти дела заняли не более часа. Конечно, следовало проверить танк в полевых условиях. Но это уже завтра.
А теперь экипаж направился в офицерскую столовую.
Утром двадцать девятого июля танкисты прошли в парк. Сегодняшний день отводился для полевой проверки машин.
Иволгин, Ивасюк, Буренко заняли свои места. Наводчик повернул башню вправо, чтобы механик мог управлять танком не по призменному прибору наблюдения, то есть триплексу, а визуально, через люк.
Буренко запустил двигатель, вывел танк из бокса. Рядом встали две машины с сирийскими экипажами. Иволгин связался с ними, отдал команду старшему лейтенанту Акдару идти первым.
Колонна прошла контрольно-технический пункт и двинулась к складам службы ракетно-артиллерийского вооружения. Они находились в пятистах метрах от расположения части и охранялись отдельным караулом из состава подразделений обеспечения.
У того склада, который был нужен танкистам, стоял заместитель командира батальона по вооружению капитан Тари. Российский танк подошел к нему, повернулся, встал боком.
Буренко заглушил двигатель и решил покинуть танк через десантный люк. Он поднял свое сиденье, опустил крышку этого самого люка и сполз на грунт.
Вообще-то, этот вариант эвакуации был не до конца продуман конструкторами. Проблема состояла в том, что крышка десантного люка не сдвигалась в сторону, как надо было бы сделать. Она опускалась вниз. Если танк находился на участке мягкого грунта, на песке, в колее, то люк мог открыться наполовину или на треть, что делало эвакуацию невозможной.
На этот раз крышка люка свободно повисла. Грунт здесь был каменистым, и танк стоял на ровной площадке, поэтому Буренко смог выбраться из него таким вот образом.
