А сзади к бойлерной подползал боец с ранцевым огнеметом за плечами. Он умело использовал укрытия, прижимался к земле. Солдаты, затаив дыхание, наблюдали за ним. Боец от усердия закусил губу, сполз в воронку, проделанную снарядом. Рисковать дальше смысла не было.
Он распластался на склоне воронки, вытянул вперед брандспойт. До зарешеченного оконца не более полуметра.
Какой-то немец выглянул в окно и завизжал как припадочный. В лицо ему уже летела горящая огнесмесь. Невыносимый жар наполнил замкнутое пространство. Немцы жутко орали. Возможно, там нечему было гореть, кроме людей, но пламя мгновенно выжрало весь запас кислорода.
Огнеметчик с чувством выполненного долга сполз обратно в воронку и закурил.
— Мы сдаемся! — выкрикнул какой-то немец, открыв входную дверь. — Мы выходим! Не стрелять!
— Ты выходи, супостат! — заявил огнеметчик. — А мы уж сами решим, стрелять нам или нет. Да пукалки свои не забывайте выбрасывать!
Надрывно кашляя, немецкие солдаты вываливались из бойлерной, бросали оружие. Их было не меньше двух десятков. Какая-то сборная солянка — мундиры вермахта, молнии СС в петлицах, серая униформа инженерно-саперных частей, несколько офицеров. У одного перебинтована голова, другой ковылял, опираясь на костыль. Все какие-то нервные, взъерошенные. Офицер с перевязанной головой тупо хихикал, тыкал пальцем в автоматчиков, подходивших к нему.
— Братцы, да они же все в стельку! — дошло до кого-то. — Им же море по колено и гора по плечу. Делать нечего было в бойлерной. Они там сидели и квасили.
— Вот скоты! — поддержал его другой солдат. — Им можно, а нам нельзя. Да еще и посылают нас. Вы только послушайте!
Тут и поднялась волна праведного солдатского гнева. Красноармейцы оттеснили немцев к стене, подальше от выброшенного оружия. Они толкали их, пинали по задницам, а потом начали банально избивать, вымещать злость, накопившуюся за годы страшной войны. Летели выбитые зубы, брызгала кровь. Больше всего доставалось эсэсовцам и тем, кто имел глупость сопротивляться.
— Вмешиваться будем, командир? — спросил Кобзарь. — Самоуправством попахивает.
— Зачем? — Никольский пожал плечами. — Пусть мужики выплеснут то, что накипело. Глядишь, развеются, подобреют. Ну и чего мы разлеглись? — Он начал подниматься. — По коням, товарищи офицеры, дела не ждут.
С Людвигштрассе они выехали на небольшую площадь Убертплау, за которой углубились в западные кварталы. Здесь возвышались мрачные старинные здания с конусовидными крышами. До Герцогштрассе, 11, если верить карте, оставалось немного.
Фронтовой отдел контрразведки СМЕРШ размещался в Лацау, маленьком городке восточнее Кенигсберга. В это утро 9 апреля полковник Максименко выказывал все признаки нетерпения, бегал по комнате, как волк по клетке.
— Соизволил, уважил старика, Никольский, — пробурчал он. — И приказ тебе не в радость?
— От приказов мы всегда в восторге, товарищ полковник, — ответил Павел. — От Ламберга до Лацау путь неблизкий. Вы же знаете, где я был.
В городе Ламберге, расположенном на польской территории, освобожденной Красной армией, действовала глубоко законспирированная вражеская сеть. Абвер рассредоточил своих агентов глубокого залегания по всем ключевым постам — от руководства речного порта до заместителей бургомистра.
Полностью сменить городскую власть было нельзя. На кого тогда опереться? Тем более что большинство этих людей вызывало доверие. Явным сотрудничеством с нацистами они себя не запятнали.
Сотрудники контрразведки СМЕРШ начали разматывать цепочку с незначительного функционера Армии Крайовой, который на деле оказался совсем не тем, за кого себя выдавал. Потом оперативники выявили еще двух «кротов». Самое главное состояло в том, что они успели предотвратить крупную диверсию в хранилище горюче-смазочных материалов. Этот взрыв напрочь снес бы и армейский узел связи, расположенный неподалеку.
— Я даже знаю, чем ты там занимался, — заявил Максименко и немного подобрел. — Ладно, с заданием в Ламберге ты справился. Надеюсь, тамошний третий отдел завершит это дело. Теперь давай о сегодняшних проблемах. Ты же помнишь такую фамилию — Мендель?
Павел вздрогнул. Как тут забудешь? Призрак доктора-садиста до сих пор вставал перед его глазами.
— Не буду растекаться по древу, — сказал полковник. — Времени нет. Информация и так пришла к нам слишком поздно. Мы работали с двумя не зависимыми друг от друга источниками. Первый из них — наш человек в английской военной разведке, товарищ глубоко законспирированный, имя его не называем. Второй — гражданин рейха, сотрудник научно-исследовательского института «Альтверде», имевший связь с антифашистским подпольем и с сегодняшнего дня находящийся в безопасном месте. Сведения, полученные от них, в целом сходятся. Доктору Менделю в конце января удалось бежать из Польши при обстоятельствах, хорошо тебе известных. В полевых условиях ему ампутировали руку. Доктор выжил, прошел ускоренный курс реабилитации в берлинской клинике для значимых персон рейха. Сейчас он, как ты сам понимаешь, инвалид, но находится в форме и неплохо себя чувствует. Человечнее после известных событий Мендель, разумеется, не стал. В Берлине он не задержался. Есть скупая информация о его конфликте с представителями высших медицинских кругов, суть которого нам не интересна. Проще говоря, доктор в опале, но не арестован, практики не лишен. Он мог спокойно завершать свои разработки, начатые в Аушвальде. В первых числах марта он прибыл в Кенигсберг, где получил лабораторию в филиале института генетики и биологических исследований «Альтверде». Адрес: город Кенигсберг, Георгштрассе, 11. Здание небольшое, серьезная ограда, караульные. Институт занимается изысканиями, важными для фашистской Германии. Вернее, занимался. Разумеется, сам доктор и его лаборатория хорошо охранялись.
— Вы же не думаете, что он и сейчас спокойно сидит в своем филиале и ждет, пока мы придем за ним, — сказал Павел.
— Мы уже пришли, — заявил Максименко. — Научись слушать, не перебивая. Еще вчера доктор Мендель находился на Георгштрассе, 11, в плотном кольце охраны. Его квартира находится там же, в отдельном крыле. Все нужное для жизни Менделю доставлялось, так что ему вообще не было смысла покидать охраняемую территорию. Город уже наш. Мы добиваем противника в центре. Скоро немцы капитулируют, если, конечно, не собираются героически помирать.
— Смею предположить, что наш человек в английской разведке тоже не зря ест свой хлеб, — осторожно заметил Павел.
— Да, — подтвердил полковник. — Он сообщил, что примерно с середины марта Мендель на свой страх и риск ведет тайные переговоры с нашими западными союзниками, точнее сказать, с секретным ведомством сэра Джона Бэллока. Это тайное подразделение английской внешней разведки, имеющей тесные связи с американцами. Мендель рискует. Если об этом узнают в Берлине, то ему не сносить головы. Но он парень здравомыслящий, прекрасно понимает, к чему идет дело. На виселицу или в тюрьму ему очень не хочется. Официальные органы союзников не стали бы иметь с ним дело. Слишком уж одиозная фигура, злодей мирового масштаба, так сказать. Но засекреченные подразделения — легко. Такой талант на Западе будет востребован, если не афишировать его присутствие. Мендель получил заверения в том, что избежит наказания за свои преступления, получит работу. Но публичной персоной он уже не станет, вся его дальнейшая жизнь будет протекать под грифом «секретно». Менделю не до жира. Он согласился. По данным нашего источника, Менделя и пару его ближайших сподвижников ночью с десятого на одиннадцатое апреля заберет подводная лодка малой вместимости в бухте Варген. Это часть залива Фришес-Хафф, безлюдная местность, изрезанная береговая полоса. Примерно пятнадцать километров к юго-западу от центра Кенигсберга. Наши войска находятся ближе к городу, на берегу никого нет. Точное время, пароль, обстоятельства пересадки нам неизвестны. Все туманно, весьма неопределенно. Шансов на успех кот наплакал.
