— Что-то интересное, боец?
— Вообще-то баба курила, товарищ капитан, — несколько удивленно проговорил Голуб, демонстрируя окурок. — Видите помаду? Сигареты «Империум». Дрезденская табачная фабрика. Принято курить их через мундштук, но эта особа дымила просто так, сделала несколько затяжек, потом бросила. Сигарета тлела какое-то время, потом потухла. Пепел остался.
— Меня не удивляет, что курила женщина, — с усмешкой проговорил Никольский. — В компании Менделя имеется баба по имени Ильза Краузе. Не дай бог тебе, Голуб, встретиться с ней в ближнем бою или без оружия. Она тебя без соли загрызет.
— А что тебя удивляет, командир? — не понял Кобзарь.
— А то, что накануне панического бегства, перед лицом, так сказать, смертельной опасности, она нашла время и желание накрасить губы. Возможно, и ресницы подвела, щечки припудрила.
— А мне вот нравится, когда бабы накрашивают губки. Красиво! — Еремеев сокрушенно вздохнул. — Обязательно полюбуюсь, когда убивать буду эту тварь.
— Курили примерно час назад, — сделал второй глубокомысленный вывод Голуб, заново обнюхав окурок. — Могу ошибаться, но думаю, что не намного.
Павел посмотрел на часы. Время под землей шло как-то не так. Пять часов канули в Лету, на поверхности давно стемнело. Оттого и не просачивался через провалы дневной свет. По его ощущениям выходило, что в нужном направлении они прошли километров пять. Ведь двигались зигзагами, часто пятились. Их путь пролегал не только по горизонтали. Но он тоже мог и ошибаться.
— Странно, — сказал Еремеев. — Отставали на три часа, а теперь — всего на час? Значит, скоро нагоним?
— Ничего странного, — буркнул Кобзарь. — Мендель с компанией прокладывают путь, а мы пользуемся дорожкой, проторенной ими.
— Ладно, вы тут поговорите, товарищи офицеры, — заявил Малахов. — А мы пока сбегаем на разведку, тоже проложим дорожку. Дорощенко, ты уже покурил?
Двое бойцов снялись и удалились в темень.
Остальные невольно примолкли, курили в тишине. Журчала вода в соседних переходах, где-то неподалеку протекала капель.
«Весна же», — подумал Павел.
Даже овчарка Елка перестала скулить, как-то загадочно помалкивала. Еремеев пристроился к ней под бочок, гладил спутанную шерсть с молчаливого согласия Возницкого.
У людей как-то беспокойно становилось на душе, они напряженно вслушивались. Товарищи предупредили их о своем приближении двойным переключением фонаря, потом подбежали, выключили свет.
— Имеются две тревожные новости, товарищ капитан, — глухо сообщил сержант Малахов.
— Что, одна тревожнее другой? — спросил Павел.
— Так точно! — подтвердил сержант. — За поворотом нет никаких ответвлений. Коридор расширяется, превращается в галерею с колоннами. Там вода по щиколотку. Это раз. Воняет жутко. Похоже, сток забит, все дерьмо наружу. Мы вроде голоса слышали впереди. Впрочем, не уверены. Я считаю, что слышал, а Дорощенко думает, что мне лечиться надо.
— Да уж, опечалил, — сказал Павел, покачал головой и задумался.
«Не слишком ли быстро мы догнали доктора Менделя и компанию, примкнувшую к нему? Впрочем, эти голоса могут принадлежать кому угодно, включая заплутавших призраков и даже советских солдат. А вот что касается дерьма по щиколотку, то это действительно не подарок».
— Проголосуем, командир? — в шутку предложил Еремеев.
— Мы не на выборах народных депутатов, — отрезал Павел. — Это там ты можешь свободно выражать свое мнение. Так, мужики, снимаемся и малым ходом движемся вперед. Втемную не пройдем, фонари включать придется. Прячемся за колоннами, на открытых местах не светимся. Возницкий, побереги свое лохматое чудо, пойдете в хвосте.
За поворотом бойцов действительно поджидало весьма неприглядное зрелище. Коридор вытягивался в ширину и высоту, превращался в какую-то анфиладу. Кирпичную кладку изъела постоянная сырость, кирпичи крошились, вываливались из стен.
Два продольных ряда колонн рассекали пространство на три параллельных нефа. Колонны эти были монументальными. Кирпич, строгое квадратное сечение с длиной стороны около метра. Наверху они расширялись, упирались в потолок широкими основаниями усеченных пирамид.
Все обозримое пространство было залито мерзкой жижей. В ней валялись огрызки кирпичей, какой-то старый мусор. В стенах чернели неглубокие ниши непонятного назначения. В этом пространстве не было ни труб, ни проводов, ни вентиляционного оборудования.
Все это было сооружено в давние времена, а потом переоборудовано под сточный коллектор, который сейчас не функционировал. Оставалось лишь догадываться, что находится на поверхности. Может, храм или старинный монастырь?
Семнадцать человек, включая оперативников контрразведки и кинолога Возницкого, разделились на три колонны и медленно продвигались по галерее. Фонари разбрызгивали мерзлый свет. Хлюпала пахучая жижа под ногами.
Павел заранее приказал всем помалкивать. Впереди действительно что-то таилось. Он это чувствовал, кожа немела.
Рассеянный свет далеко не проникал. Он озарял застоявшиеся сточные воды, выщербленные стены, мощные колонны, на которых удержалась бы и сама Земля при отсутствии тех самых китов со слонами, потом расплывался, пропадал.
— На месте! — приказал капитан.
Люди остановились, слушали. Звенело в ушах, где-то капала вода. Запах гниения въедался в ноздри.
— Все ходим, блуждаем в потемках, — пробормотал Еремеев. — Долго нам еще бродить, а, командир?
— Не возмущайся, Виталик, — ворчливо отозвался Кобзарь. — Несколько часов. Разве это срок? Вон Моисей сорок лет водил евреев по пустыне.
— Моисей?.. — озадачился Виталька. — Странно. Кто такой? Зачем водил? Почему по пустыне?
Тут-то и прозвучал хриплый окрик на немецком.
— Свои! Не стреляйте! — моментально проорал в ответ Павел на том же языке.
Немцы не видели, кто идет. Они заметили лишь огни фонарей.
— Ух ты! — выдохнул кто-то впереди него.
— Бахарев, не стрелять! — процедил Малахов. — Ты что, мать твою!..
Поздно! Прогремела надрывная автоматная очередь, забились между стен отзвуки выстрелов. Что он творит?! Кто приказал?!
Все пришло в движение, замельтешило. Солдаты с воплями разлетались, прятались за колонны, в стенные ниши глубиной сантиметров тридцать.
Застучал немецкий «МГ-42».
Павел стоял, прижавшись затылком к колонне, дрожал от ярости. Пули крошили рыхлые стены, выбивали кирпичи из колонн. Настоящая буря началась в сточных водах под ногами. Погасли фонари.
Пулеметчик долбил без пауз. К его пальбе примешивался дробный перестук «МП-40».
«А это вообще Мендель? — мелькнула недоуменная мысль в голове капитана. — За каким хреном они потащили бы в подземелье тяжелый пулемет? Что за призраки, так некстати возникшие на нашем пути?»
