Люди перебегали от одного забора к другому, шныряли глазами по сторонам. Крайний дом справа оказался полностью разрушенным, дорогу перекрыл завал. Бойцам пришлось углубиться в переулок, расширенный танком. Они мягко ступали, держа наготове автоматы.
Еремеев как-то брезгливо поводил носом, сунулся за проломленный забор, скривился и попятился. Павел тоже туда заглянул и мигом убрался. Да, там не сирень цвела. Трупы солдат в форме вермахта уже обросли неаппетитными пятнами, начинали разлагаться.
Их было трое. Они лежали в ряд. Очевидно, красноармейцам некогда было заморачиваться с пленными. Они поставили немцев к стенке и расстреляли.
Павел встал, навострил ухо. Вроде двигатель работал где-то справа. Но машина ехала далеко, явно не по той улочке, на которую они выходили. Значит, ближе к морю имелась еще одна дорога. Звук был далекий, еле прослушивался.
На всякий случай Павел приказал бойцам ускориться, а то плетутся как по бульвару с барышней. Эта улочка оказалась шире. Видимо, она была центральная.
Люди высыпали на проезжую часть, заваленную обломками битых заборов. Они как бараны на новые ворота уставились на четырех потасканных солдат вермахта! Те тоже выпучили глаза, распахнули рты от изумления.
Но немая сцена была недолгой. Все заголосили, стали разбегаться. Тут и укрыться-то толком негде. Посыпались беспорядочные выстрелы. Трое немцев пустились наутек, четвертый вскинул автомат, открыл огонь, не целясь, от живота, орал как подорванный.
Бойцы покатились в разные стороны, исполняя какие-то дикие танцы. Матерился Вахмянин, высаживая магазин.
Павел пришел в себя и обнаружил, что свернулся вчетверо за развалившейся трансформаторной будкой. Он подпрыгнул и стал хлестать из немецкого автомата. Капитан сразу почувствовал, как быстро перегрелся оружейный металл.
Немецкий автоматчик уже отстрелялся, сделал постное лицо и повалился на землю. Из его груди вырывались фонтанчики крови. Металла в организме этого героя оказалось даже больше, чем требовалось.
Остальные убегали, виляя, как зайцы. Они ушли с дороги, кинулись вправо, к ближайшему переулку. Один не добежал, рухнул ничком. Двое вписались в переулок, уносились прочь. Красноармейцы уже бежали за ними, поливали их огнем.
— Все живы?
Ответом на этот вопрос командира стал стон Кобзаря. Тот пытался взгромоздиться на колени, держался за левое плечо.
— Командир, мне плечо прострелили. Кажется, насквозь.
Мало ему ноги?!
— Идти можешь?
— Да, могу.
— Отлично, догоняй!
Павел энергичными прыжками настигал товарищей, уже бегущих по переулку. Нельзя оставлять эту парочку в тылу. Это слишком опасно.
За переулком действительно пролегала еще одна дорога. За ней начиналась береговая зона.
И вдруг прямо по курсу грохнула отчаянная пальба. Она продолжалась недолго, несколько секунд, и оборвалась. Назревало что-то интересное.
Люди высыпали из переулка на дорогу, вскидывали автоматы, но не стреляли. Опять картина маслом! Впрочем, несколько отличная от предыдущей.
Солдаты вермахта далеко не убежали и не сдались на милость победителей. Они лежали на проезжей части. Один неподвижно, второй, молодой и белобрысый, еще дрожал, вращал зрачками.
Похоже, именно эту машину Павел и слышал несколько минут назад. «Газик» не доехал до перекрестка, застрял в кювете. Из-под крышки капота вился дымок.
Вокруг машины приплясывали с обнаженными стволами два взволнованных офицера. Они узрели автоматы, нацеленные на них, и испуганно заорали.
— Эй, военные, вы охренели! Свои же! — прокричал высокий темноволосый капитан, потрясая свободной рукой.
— Опустите оружие! — заявил второй, тоже капитан, невысокий, с рыжими волосами, и в качестве жеста доброй воли сунул «ТТ» в кобуру.
Можно было не спрашивать, что тут произошло. «Газик» пылил на запад, когда впереди него выскочили из переулка два немецких солдата и в панике стали стрелять по людям в советской форме. Они подбили машину, отправили ее в кювет и тут же погибли.
— Не стрелять, всем опустить оружие! — распорядился Павел и покосился за спину.
Из переулка, покачиваясь, выходил Кобзарь. Он был белее смерти, держался за простреленное плечо.
— Вахмянин, Авдеев, перевяжите раненого!
Рослый капитан облегченно перевел дыхание, тоже убрал табельное оружие в кобуру. Он исподлобья, наморщив лоб, разглядывал офицера контрразведки СМЕРШ, подходившего к нему, потом извлек из кармана пачку «Беломора».
Павел усмехнулся. Чем еще заняться, когда врагу опять не удалось тебя убить? Никому на войне не приходит в голову, что курение сокращает жизнь.
— Черт возьми, это снова вы, капитан. — Судя по досадливой мине, память у офицера госбезопасности работала исправно.
— То есть удостоверение можно не предъявлять? — улыбнулся Павел, протягивая руку. — Снова здравствуйте. Александр Романович, если не ошибаюсь?
Капитан Колонтович поколебался, потом расслабился и отозвался на рукопожатие. Лебедев тоже не стал вставать в позу. Рука его была уверенной, твердой.
— Не ожидали, капитан, — признался Колонтович. — Двое суток прошло, как ни крути. В филиале института «Альтверде» был взрыв, потом все куда-то пропали. Когда нам разрешили туда войти, на территории все выглядело очень печально. Где же вас носило эти двое суток? Вам, похоже, крепко досталось. — Он с любопытством разглядывал солдат, сопровождающих контрразведчика.
Те настороженно озирались. Не пропустили ли еще чего-нибудь?
— Военная тайна, — сказал Павел и сухо улыбнулся. — А вы люди настырные, да? Не мытьем, так катаньем?
— Не наша воля, — сказал Колонтович. — Товарищ Ройзман Вадим Леонидович поставил перед первым отделом конкретную задачу. А от него остались только мы с Лебедевым.
— Конкретную задачу, говорите? — Павел прищурился. — Александр Романович, вспомните тот день, когда я вежливо предложил вам покинуть территорию института. Вас ведь интересовало не само это заведение как таковое, а лишь доктор Мендель, сущая находка для засекреченной «Лаборатории X». Информация о нем ушла и в ваш комиссариат. Для кого-то она оказалась чрезвычайно интересной, если не сказать большего. А доктор Мендель, между прочим, отъявленный нацистский преступник, кровавые опыты которого…
— Остановитесь, товарищ капитан, пока не сказали чего-то лишнего, — заявил Колонтович. — Не надо, прошу вас. Вы выполняете приказы своего начальства, мы — своего. Да, после того как вы нас отбрили, мы вернулись для доклада к своему руководству. Не воевать же с вами. Вас больше, у вас солдаты. Хотя, если вдуматься, разве не одно дело делаем? Мы имеем информацию и про бухту Варген, и про то, что наши катера блокируют ее от проникновения субмарины союзников. Ваши и наши сведения получены из одного источника. Мы знакомились с протоколами допросов сотрудников «Альтверде», которых прибрали ваши люди. Они знали, куда пропал Мендель.
