И оказалась права.
Высокий рыжий страж порядка, что вылез из дряхлого «газика» с буквами ПМГ, действительно откозырял, поглядев на мой медальон.
– Алала! Сержант Игнатьев! Добро пожаловать в Крайск, Леонид Потапович Николаев, клан Элори! – сказал он. – Счастлив день, когда встречаем Достигшего… Вы у нас редкие гости…
Вот это да! А как же Непокойчицкий Антон Людвигович, с которого сикхи сняли, надо полагать, янтарное удостоверение? Капитан Денница именно так меня проименовал… Или на этих чвелях каждый читает своё?
Моё удивление подскочило, когда сержант познакомился с бирками моих благодетелей и выслушал их объяснения.
– У органов нет к вам претензий, гражданин Киджана, клан Аяль, и гражданка Звонарёва Арина Геннадьевна, клан Хайда, – сказал он. – Выражаю вам искреннюю благодарность за спасение Достигшего…
– А эти? – спросил я, кивнув на Румына и Пузо.
Сержант Игнатьев метко плюнул Пузу на затылок.
– Отлежатся, – сказал он. – Патриотами рядятся, а от службы наверняка откосили. Дети они! До двадцати одного года всё дети! И чвели свои выбросили – говорят, что это антихристова печать. Типа веруют! В Гитлера они веруют! Будто без чвеля они в Химэй прорвутся! Учат же их, учат – пропусти старшего, пропусти слабого… Дети… От этих детей скоро взрослых не останется…
Ещё одно чудо! Раньше-то милиция этой публике сочувствовала на сто процентов…
– Вот сейчас приедем в отделение, протокольчик составим…
– Не надо протокольчик, – поспешно сказал я.
– Ой, – радостно сказал сержант Игнатьев. – Правда, не надо?
Я поглядел на благодетелей. Лайбон и старушка Геннадьевна согласно кивнули, словно бы доверяя мне объясняться с властью.
– Ну и добро, – сказал сержант. – А то бланки поганить… Пацаны ещё, образумятся… А не образумятся, тогда всё припомним, без протокола… Тьфу ты, как хорошо, что вы на чертей не нарвались… Те ведь не разбирают правого и виноватого! Миссия милосердия!
– Извините, сержант, – сказал я. – Я у вас человек новый…
– Конечно, конечно, – сказал сержант Игнатьев. – Как это… Достигший перерождён и… Забыл, как дальше. А здорово вы держитесь, Леонид Потапович! Тоскуете о потерянном Просторе, а себя не теряете, и употребляете умеренно… И к богатеньким не пристроились. Сильный вы человек, я бы так не смог, честно… Подбирали мы одного такого… Свидетельствовать просили – шиш он нам провещал! Плакал только: «Нет слов, нет слов»!
– Скажите, сержант, – сказал я, – неужели наша милиция наконец-то занялась своим делом?
– А как же иначе? – сказал сержант. – Не прежнее время…
– А может, вы один такой на всю милицию?
Сержант смутился.
– Вообще-то я на третьем курсе юрфака, – сказал он.
– А ректор у вас по-прежнему Золотуев? – спросил я и запоздало прикусил язык. Вот тебе и «новый человек»! Штирлиц забыл отстегнуть парашют, так и шёл по Фридрихштрассе с песней «Белоруссия родная, Украина золотая»!
Но сержант не заметил оплошности. Или сделал вид, что не заметил.
– Золотуева успешно оптимизировали, – с энтузиазмом сообщил он. – Ректор у нас теперь Сказка Дмитрий Евгеньевич!
А, плевать на всё! Хватит мне в потёмках ходить!
– Он же адвокатом столько зарабатывал! – сказал я.
– Так он один из всей панинской команды остался, – сказал сержант. – Что ему одному-то делать?
Я похолодел, хотя сто раз представлял себе этот момент. Ты обманывал нас, ноттингемский шериф, что, мол, Шервудский лес безопасен…
– А где остальные? – спросил я. Не мог не спросить.
И сержант Игнатьев рассказал мне всё, что знал.
2
Оттоле я, полей эдемских житель,
Взгляну на прежнюю мою обитель.
Вильгельм Кюхельбекер
…А потом было целое лето счастья.
– Моих сёстры-урсулинки до осени взяли, – сказала Таня. – Я не хотела оставлять, но они меня уговорили. Такие славные девки! Вот я тут сейчас с тобой – а сердце не ноет, как обычно. Там прямо не монастырь, а санаторий. Все процедуры не хуже, чем у нас. Чудес, конечно, не бывает: слепые не прозреют и безногие не начнут ходить, но всё-таки…
Они не остались ни в большом доме, ни в домике охраны, а спустились вниз, к маленькому озерку, и разбили палатку, причём Таня проявила в этом деле удивительную сноровку. Мерлин пытался ловить рыбу и всё удивлялся, что мало мошки.
– Так Панин какой-то генератор привёз, – сказала Таня. – Комфорт любите. Отдыхать подано! Гудят там сейчас, как трансформатор. С ним один совершенно омерзительный мужик – весь полёт оказывал мне знаки внимания… То есть думал, что оказывает…
Дни стояли погожие, и Мерлин с Таней бродили вокруг озера, рассказывали друг другу удивительные истории…
– Ничего ты, Мерлин, не знаешь, – говорила Таня. – Вот эта травка как называется?
– Да подорожник! – уверенно отвечал Мерлин. Растения он знал исключительно по определителю, а в жизни терялся…
– Вот останешься в тайге один – чем лечиться будешь, дурачок?
– Да подорожником! – не сдавался он.
Но Мерлин совсем не собирался оставаться один. Даже когда она поднималась в дом за едой, он начинал тосковать, и сердце его сжималось от дурных предчувствий.
– Жрут водку и закусывают без хлеба, – докладывала Таня после рейда. – Лень им, видите ли, хлебушка испечь! Ладно, я эту японскую машинку спрятала – ещё испортят по пьяни, и ты тут у меня с голоду околеешь… Где Панин таких друзей подыскивает?
– Нужные люди, должно быть, – вздохнул Мерлин.
– Подведут его эти нужные люди под монастырь, – вздохнула Таня. – Вот и у нас: то телевизор домой утащат, то игровую приставку, а то и кровать с массажем… Сотруднички…
– Мать их Софья! – услужливо подсказал Мерлин.
– Он заведующих меняет, а они всё тянут и тянут, – сказала Таня. – Ну почему люди в первую очередь обижают самых слабых и беззащитных?
– Потому и обижают, – сказал Мерлин. – Закон природы, моя Мелюзина…
– И всегда обижали. Вот в старые времена злодеи поджигали сиротские дома… Мерлин, ты всё знаешь – зачем?
– Страховку получить, должно быть…
– Мерлин, а почему нам с тобой так хорошо, когда всем так плохо?
– Заработали, – сказал Роман. – То есть ты заработала, Мелюзина…
– Конечно, – сказала Таня. – А вот это что – весь твой улов?
– Поднялись-то поздно, – оправдался Мерлин. – Вот утренний клёв и кончился…
Подняться на зорьке не получалось. На зорьке Таня не отпускала его от себя…
