А потом ушла моя любимая Либерти, еще один голден ретривер. Она умерла, когда я катался на лыжах во Франции. А Лексингтон умерла, когда я был на острове Тарансей. Мама прислала мне письмо с печальными известиями. На конверте она крупными буквами написала: «ОТКРОЙ, КОГДА БУДЕШЬ ОДИН». Конечно же, я не обратил на это никакого внимания и вскрыл письмо перед камерой. И сразу же разрыдался. Каждой из этих потерь предшествовала прекрасная жизнь. Каждая собака оставила свой след в моей душе, но Инка была мне дороже всех. Возможно, это из-за того, что наши отношения были настолько близкими. А может быть, она просто была первой МОЕЙ собакой, а не собакой нашей семьи.
Инку кремировали. Долгое время ее прах хранился в маленькой урне в доме моих родителей. Я не мог заставить себя развеять его. Я всегда считал, что ее прах принадлежит Тарансею. Это был ее остров. Здесь она была здоровой и счастливой.
Но за десять лет после нашего путешествия произошло много всего. Остров изменился, а Инка стала лондонской собакой. Ей ближе был парк, а не дикий западный остров. Оставалось единственное место, которому она принадлежала душой и телом, – Гайд-парк, где она провела столько счастливых часов и помогла мне найти любовь.
Я купил маленький саженец бука и посадил его в дальнем уголке парка, там, где мы с Мариной впервые увидели друг друга. Дерево казалось мне символичным. Каждый раз, глядя на него, я смогу вспоминать Инку.
Через год после ее смерти мы с родителями, Мариной, моей сестрой и Людо отправились в парк. Нас сопровождал десяток собак, среди которых была дочь Инки, Лола. Я нес прах в маленьком пакетике, а мама взяла с собой шампанское и собачье печенье. Мы собрались вокруг маленького дерева – дерева Инки. Я вытащил из кармана ее старый жетон, проволокой прикрепил его к стволу у самого основания. А потом развеял пепел Инки. На дерево я повесил собачье печенье в честь ее неутолимого аппетита. И мы выпили шампанское в память о ней.
Нам было грустно, но в то же время и радостно. У меня сохранилась фотография – одна из самых дорогих моему сердцу. Мы стоим на зеленой полянке, деревья покрыты листвой. Светит солнце. Вокруг маленького деревца собрались Людо, я и все наши собаки.
Все было просто, но символично. Тому, кто никогда не любил и не терял собаку, это может показаться бессмысленным. Но каждый, кто любил и терял такого близкого друга, каким была для меня Инка, нас поймет. Эта простая церемония дала мне возможность сказать «спасибо». «Спасибо» небольшой черной собаке, которая помогла мне построить мою жизнь. Она изменила меня больше, чем казалось возможным. Инка принесла мне столько счастья и радости. У нас было столько прекрасных приключений. Мне казалось правильным, что наша история закончится здесь, в парке, где все начиналось.
Самая дорогая для меня вещь – это картина, портрет Инки. Марина заказала ее талантливым художницам своего поколения Оли и Сьюзи. Они пишут природу – от африканских диких собак и слонов до амазонских анаконд и белых медведей. Они не просто пишут вместе, их индивидуальность проникает в тех животных, которых они рисуют. На их памяти отпечатки слоновьих ног, когти, даже укусы акул.
Марине как-то удалось уговорить их написать портрет Инки. Она хотела подарить мне эту картину на мое сорокалетие. Инка много значила для меня… и Марина знала это. Это не просто картина. Это нечто особенное.
Марине пришлось подарить мне картину раньше. Инка умерла через несколько недель после ее завершения, и Марина решила, что портрет меня немного утешит.
Увидев картину, я заплакал. Она была идеальна. А Инка сделала ее еще более настоящей, оставив на ней отпечатки своих грязных лап. Это была настоящая Инка. Ее осанка. Ее лапы. Наклон ее головы.
Я люблю эту картину. Она заставляет меня улыбаться. Как писал доктор Сьюз: «Не плачь, потому что это закончилось, улыбнись, потому что это было».
Самое печальное в жизни – это то, что мы всегда будем переживать своих собак.
Когда Инка умерла, я написал о ней статью для Sunday Telegraph. И в ответ получил сотни, если не тысячи писем и электронных посланий. Посторонние люди останавливали меня на улице. Моя история была всего лишь одной из миллионов и миллионов историй о лабрадорах – чуть различных, но с одним и тем же героем: верным, преданным, добрым, послушным, щедрым и вечно голодным другом.
Почему нас всех так тянет к собакам? Что такого в наших четвероногих друзьях, что может довести взрослого мужчину, который переплыл Атлантику на гребной лодке и плавал с дикими нильскими крокодилами, до слез и нервного срыва?
Многие люди из-за потери любимой собаки порой горюют больше, чем по умершим членам семьи. Уникальна сама связь человека и собаки.
У нас возникает прямая зависимость – наверное, такие же отношения связывают сиделку и того, кто доверен ее заботам. Эта связь не только психологическая, но и физическая, она проявляется в объятиях, поглаживаниях и даже поцелуях. Для многих людей это единственный тактильный контакт в жизни.
Человек может выражать свои эмоции с помощью слов или даже жестов, но собакам доступен только тактильный язык. Я часто думал, не эта ли интимность делает связь человека и собаки столь особенной?
Психологическая связь тоже уникальна. Мы часто честнее с нашими собаками, чем с людьми. Нет, я вовсе не хочу сказать, что мы лжем людям, просто мы склонны «редактировать» свои поступки и слова. С собаками мы этого не делаем. Ведь она никогда не расскажет, что мы ей доверили и что происходило на ее глазах.
Многие ли из вас делились с собакам своими тревогами и печалями? Я делал это не раз. Инка хранила больше секретов, чем любой из членов моей семьи. Не сомневаюсь, что именно поэтому собака становится продолжением своего хозяина. Рядом с ней можно быть самим собой – можно «петь, танцевать и дурачиться», ничего не боясь.
В постоянно меняющемся мире собака – это источник стабильности. Инка делала мой изменчивый мир постоянным. Она была свидетелем важнейших моментов моей жизни, свидетелем моих личных отношений, путешествий, работы, славы.
Я – настоящий кочевник. Более 15 лет я путешествовал по земному шару. Более семи месяцев в году я провожу вне дома. В моей жизни нет постоянства. Конечно, семья все это изменила, но в мои холостяцкие годы Инка была единственной постоянной величиной моего нестабильного мира.
Из далеких уголков земного шара я возвращался в свою маленькую квартирку в Ноттинг-Хилл, и Инка всегда радостно приветствовала меня. Хотя у нее было две семьи, потому что во время моих отъездов за ней присматривали родители, Инка никогда не обижалась на меня. Никогда не жаловалась. Всегда радовалась мне, виляя хвостом и прижимаясь к моим ногам.
Именно сочетание стабильности и абсолютной преданности и делает связь неразрывной. Собаки всегда прощают. Достаточно погладить и угостить – и все забыто.
Люди намного сложнее. С собакой невозможно поссориться.
Ничто не сравнится с ощущением, когда просыпаешься оттого, что собака лижет твое лицо. Без виляющего хвоста дом пуст. Достаточно на пять минут выскочить в соседний магазин за молоком – и потом тебя встречают так, словно разлука длилась годы. И от этого начинаешь чувствовать себя особенным.
