Животные уже почувствовали их присутствие. Едва Королева ступила на землю Меловых холмов, как зайцы на лугах насторожились и замерли, а совы, охотящиеся в ночи, взлетели выше, ощутив появление новых хищников.
А вот люди вечно всё замечают последними. Что ж, так гораздо веселее…
Если не считать тусклого мерцания над курганом на склоне одного из холмов и доносящегося с той стороны шума весёлой пирушки — явных признаков Нак-мак-Фиглей, — ничто вокруг не вызывало опасений. Первое за много лет вторжение эльфов в этот мир не встретило никакого сопротивления, и воины Королевы уже успели чуть-чуть повеселиться. Они покуролесили в паре деревушек: выпустили из хлевов коров, перевернули телеги, заставили молоко в бадьях скиснуть, украли бочонок эля — словом, пошалили немного. Но растущий городок впереди выглядел куда более заманчивой добычей для эльфов, которые так долго не могли позволить себе простых грабительских удовольствий.
Отряд замер, ожидая знака Королевы. Стояла тишина, лишь тихо-тихо позвякивали тысячи бубенчиков на чёрных как ночь конях.
Королева вскинула руку.
Но прежде чем она успела подать сигнал, воздух вспорол душераздирающий визг — словно где-то рядом резали гигантскую свинью.
Звук пронизал все холмы. От оглушительного свиста заныли зубы. Внизу, в долине, воздух, казалось, наполнился огнём. Огромное железное чудовище мчалось по серебристой дорожке прямо к городку, окутанное облаками пара.
Эльфы отшатнулись, отряд мгновенно охватила паника, каждый воин будто сделался меньше, заслышав свист, почуяв запах железа в воздухе.
От Фрезы Шлам небрежно спрыгнул с седла, зубами вытащил каменный нож из-за пояса своего стража, который, ничего не замечая, отчаянно зажимал остроконечные уши, и быстро перерезал верёвки.
— Говорил же я, — с важным видом сказал он. — Вот он, Железный Конь! Последний поезд на Дверубахи, вот что это. Теперь гоблины работают на железной дороге. Сплошь железо и сталь.
Королева не дрогнула. Она знала, что ничем не выдала страха. А с теми, кто испугался, придётся разобраться позже. Эльф не должен выказывать страх перед лицом Королевы. Но мысли её были: «Поезд? Большой. Весь из железа. И мы ничего о нём не знаем. А неизвестное может убить».
— Как нам приручить его? — резко спросила она. — А главное, как заполучить его в нашу собственность? Каких бед мы могли бы натворить, будь у нас такое чудовище!
Душистый Горошек, которого не затронула всеобщая паника, внезапно оказался рядом и улыбнулся. Улыбка его не понравилась Королеве. Она будто расколола напыщенную маску, служившую ему сегодня лицом, а глаза остались холодны и безжалостны.
— Мы будем пытать гоблинов, пока они не расскажут нам, как управлять Железным Конём. А потом они станут делать это за нас.
— Не станут, — заявил От Фрезы Шлам, злобно глянув на эльфа. — Зачем оно им надо?
Душистый Горошек потянулся схватить гоблина, но От Фрезы Шлам мигом сунул руки в карманы, и в воздух взметнулось облако серебристой пыли. Душистый Горошек завизжал от боли и упал с лошади.
Гоблин расхохотался, а прочие эльфы испуганно попятились от него.
— Забыл, что у меня в карманах, а, господин Душистый Какашек? Говорил же про шлам! Шлам у меня в имени. Больно, да? Теперь, если кто умного гоблина тронет, особенно эльф, крепко потом жалеет. — Он показал на Душистого Горошка, чьи чары без следа рассеялись под безжалостным дождём из железных опилок.
Эльф корчился на траве и плакал от боли — маленькое, слабое, жалкое существо.
— Забавно, да? — сказал От Фрезы Шлам. — В новом мире малое — шлам иль гоблины — большие дела творит.
Глава 8
«БАРОНСКИЙ ГЕРБ»
«Баронский герб» был пивной из тех, где потомственный владелец (в данном случае его звали Джон Кинзли) всегда сам стоял за стойкой и охотно разрешал завсегдатаям наливать себе самостоятельно, если у него не хватало рук или надо было отлучиться в уборную. Из тех, куда живущий поблизости фермер мог с гордостью принести гигантский огурец или ещё какой не вполне приличного вида овощ, чтобы показать друзьям.
В пабе частенько спорили, но не ради драки, а ради того, чтобы выяснить, кто прав. Время от времени кто-то пытался спорить на деньги, но Джон Кинзли на это смотрел неодобрительно. И хотя здесь разрешалось курить — чем все и пользовались, — плеваться было категорически запрещено. Конечно же, посетители порой выражались, да словами покрепче, чем здешняя выпивка. В конце концов, женщины ведь в паб не заходили, если не считать госпожи Кинзли, которая пропускала ругательства мимо ушей, а слово «засранец» вообще полагала всего лишь особенностью сельского говора, в изобилии мелькающей в выражениях типа «Ну, привет, старый засранец, что поделываешь?», и с несколько большей осторожностью относилась к «Усраться можно!».
Многие поколения местных баронов понимали, как важно, чтобы на их земле была процветающая пивная, да и сами не брезговали иногда туда заглянуть. Каждый из них старался сделать что-нибудь, чтобы разнообразить досуг своих арендаторов. Например, нынешний молодой барон вскоре после свадьбы подарил пивной дротики и мишень. Развлечение, правда, не прижилось, поскольку во время увлечённого состязания Пит Натощак, который славился как лучший пахарь холмов, но не блистал умом, чуть было не лишился глаза. После этого все решили, что дротики — дело опасное, и заброшенная было доска для игры в «толкни монетку»* вернулась на почётное место.
После тяжких трудов на пастбищах или в хлеву многие находили утешение в стенах пивной. Сегодня вот Джо Болен только тем и держался, что вечером обещал себе пропустить кружечку. Уж больно неудачный выдался день — скотина вся как взбеленилась, инструменты ломались. После пинты пива, сказал он себе, будет проще настроиться на разговор, предстоящий за ужином, — насчёт годовщины свадьбы, про которую он, вот ужас-то, начисто забыл. По долгому опыту Джо знал, что теперь его будут всю неделю, если не больше, кормить холодными обедами, разговаривать с ним ледяным тоном и, возможно, даже постель не согреют.
Была суббота, летний вечер выдался тёплым, и ночь обещала быть ясной. Народу в пивной собралось немало, хотя и меньше, чем хотелось бы Джону Кинзли. Джо Болен устроился за длинным дубовым столом снаружи, его пёс Ловкач свернулся у ног хозяина.
И отец, и дед, и ещё много поколений предков Джо Болена фермерствовали на Меловых холмах, поэтому он знал в округе всех и каждого, знал, кто работает в поте лица, а кто спустя рукава, кто здесь умник, а кто дурак. Сам-то Джо умником не был, но был благоразумным, хорошим фермером, а самое главное, субботним вечером в пивной он всегда оказывался во главе стола, даже если садился на другое место. Здесь, о чём бы ни зашла речь, Джо Болена считали главным знатоком.
За небольшим столиком у самого входа двое завсегдатаев спорили о кошачьих и лисьих следах.
