Однако была проблема, которую я не могла решить так быстро: мне нечего было надеть. Вещи из «Тер де Ом», хотя и были в прекрасном состоянии, хотя и прибыли из Европы, не соответствовали последнему крику моды в Марокко. Мои кузины ходили в красивых платьях, но мои родные сестры и я все еще бегали в вещах, которые люди из Германии, Австрии и Франции выбросили в контейнеры для одежды.
Мне приходилось брать красивые вещи взаймы у своих двоюродных сестер. Я натягивала на себя их шмотки, чтобы встретиться с подругами на главной улице или на бульваре около пляжа.
Однажды Хабиба обнаружила, что ее любимая юбка пропала.
— Уарда! — злобно закричала Хабиба. — Это ты взяла мою юбку?
— Нет. — Это был мой стандартный ответ на такие вопросы.
— Коричневую, короткую, из шелка.
— Ну, уж ее ни в коем случае, потому что она мне слишком широка.
Тресь! И вот Хабиба уже влепила мне первую пощечину. Ее толстые золотые кольца разбили мне щеку до крови.
Я действительно не брала коричневую юбку, но это мне не помогло, потому что юбка исчезла, а Хабиба каждый день бросалась на меня, потому что она меня все равно подозревала. Она рылась в моих вещах и, не найдя ничего, расцарапывала мне лицо.
Рабия очень страдала от этого и пыталась защитить меня. Однако прошло больше двух недель, прежде чем она нашла разгадку этой тайны.
В то время Хабиба работала в магазине для туристов. Каждый день она воровала там маленькие разноцветные бархатные наволочки для подушек, покрытые марокканскими узорами. Я ненавидела эти наволочки, потому что Хабиба обычно прятала их в свои трусы, скатав в рулон, чтобы кражу не обнаружили при проверках персонала на выходе. А моей задачей была стирка этих наволочек. К сожалению, Хабиба была человеком, не особенно утруждавшим себя гигиеной, и вела такую жизнь, которая отрицательно сказывалась на состоянии ее трусов и наволочек, спрятанных в них.
Тетя Зайна считала наволочки для подушек красивыми, набивала их всяким рваньем и старой одеждой, а потом распределяла их по диванам в гостиной, где ночью спали мальчики. В конце концов у нас оказалось около тридцати туго набитых бархатных подушек с вышитыми на них фольклорными мотивами; все притащила из магазина Хабиба в виде прокладки для трусов, все отстирала я — вручную.
Однажды очень жаркой и душной ночью, когда с трудом можно было сомкнуть глаза, Рабия вдруг проснулась и вскочила с постели.
— Ага, вот она, — пробормотала она и исчезла в соседней комнате. Я увидела, что она лихорадочно распарывает подушки и вытаскивает оттуда тряпье.
— Вот, пожалуйста, — в конце концов сказала она себе и торжественно подняла руку, сжимая коричневую юбку Хабибы. — Вот же она!
Ей приснилось, что юбку по ошибке запихнули в одну из подушек. И с того момента я еще больше уверилась в том, что Рабия ниспослана мне Аллахом в качестве моего личного ангела-хранителя.
После короткого романа с кудрявым Мохсином, с которым я ни разу не целовалась, мой интерес к мальчикам возрос. Самым крутым типом в нашем квартале был Хишам, родители которого были такими богатыми, что смогли отправить его учиться в частную школу и даже купить ему мопед «Веспу». Он носил бейсболки с безукоризненно закругленным козырьком, сверхширокие джинсы и даже настоящие кроссовки «Адидас», а не дешевую подделку с базара. На своей «Веспе» он носился так быстро, как только мог, по нашим пыльным улицам, поднимая при этом адский шум. Саида, девочка с ногами — «сахарными столбами», влюбилась в Хишама.
Один раз она даже взяла напрокат мопед «Веспу» и помчалась следом за ним до самого игрового салона на пляже, где тусовались мальчики, покрывавшие свои волосы таким количеством геля, что при большой жаре он капал им на плечи, а девочки появлялись с такими прическами, с такими светлыми и гладкими волосами, какие можно было увидеть только на обложках иностранных журналов мод в газетных киосках. Хотя Саида тоже велела парикмахеру осветлить ей волосы, но у нее получился только светло-коричневый цвет, и Хишам вообще не обращал на нее внимания. Он был не только очень богатым, но еще и заносчивым.
Каким-то образом Саиде удалось раздобыть его номер телефона. Она решила позвонить ему домой, то есть она решила, что я должна позвонить ему домой. Я не возражала, поскольку надеялась, что если дело у Саиды и Хишама сладится, то тогда, может быть, ко мне вернется Мохсин.
Мы разрабатывали эту акцию тщательно, почти как в генеральном штабе. Целыми днями мы работали над текстом, который я должна была прочитать Хишаму. Затем мы раздобыли монетки для телефона-автомата в магазине всяких мелочей на углу. Из дома Саида не могла позвонить, потому что ее мать поставила замок на диск для набора номеров.
Я очень нервничала, держа в одной руке телефонную трубку, а в другой — текст, который должен был убедить Хишама, что ему необходимо встретиться с самой крутой девочкой во всем городе. Позади меня стояла Саида и требовательно толкала меня в почки. Возле прилавка отирался хозяин магазина, и мне показалось, что его уши вдруг стали больше, чем уши осла.
Наконец я набрала номер, и на другом конце провода раздался телефонный звонок. Какая-то женщина произнесла:
— Уи, алло.
Это была его мать.
Я, запинаясь, сказала:
— Бонжур, мадам, меня зовут Наджа. — Я всегда называла себя Наджой, когда не хотела выдавать своего настоящего имени. — Скажите, я могу поговорить с Хишамом?
Я очень надеялась, что Хишама не окажется дома. Мои руки были мокрыми от пота. Саида тоже прижалась ухом к трубке, причем ее волосы щекотали мою щеку.
— Сейчас, минутку, пожалуйста, — сказала мать Хишама, — я позову сына.
Мои коленки стали такими мягкими, словно они были сделаны из пудинга. Я даже слегка оперлась на Саиду, но Саида была плохой опорой, поскольку сама дрожала от волнения. Хозяин магазина подступил на шаг ближе.
— Алло, я Хишам. — Это был его голос.
Я посмотрела на листок, но слова показались мне вдруг очень маленькими и нечеткими. Затем я быстро, как пулемет, протараторила весь текст без точек и запятых, как можно тише, чтобы хозяин лавки ничего не услышал. Я пропускала целые строчки и, заикаясь, повторяла их снова. И когда я закончила читать, то положила трубку.
Саида остолбенела:
— Ты почему положила трубку?
— Я и сама не знаю, — сказала я и вытащила ее из лавки на улицу.
— Но он же должен был договориться с нами о свидании! — закричала Саида.
— Я знаю, — произнесла я. — Вот дерьмо…
— Ну, значит, не получилось, — сказала безутешная Саида. — В другой раз я сама поговорю с ним.
Это лето мы провели на пляже Тамрхаха. Дядя Хасан поставил для нас палатки в бухте, в паре сотен метров от своей мастерской. Слева от бухты в море выступали скалы, на которых правоверные мусульмане обычно молились на закате солнца. Справа от бухты открывался пляж, изгибающийся широкой дугой в направлении севера, где стояли шикарные жилые автомобили туристов.
