Все, что известно
Все, что знаю: поликлиника стоит на ушах. Доктор забаррикадировался в кабинете. Оттуда летят невразумительные угрозы общего характера. Что-где-когда – не скажу. Не спрашивайте. Мопед не мой.
Герой романа
Давеча батя рассказывал о пригородной больничке. Там откровенная традиция в смысле запоминающегося начальства. Батя консультировал ее с 60-х годов. И вот тогда:
– Был там заведующий – красавец, умница. Югослав, что-то на «тич» или на «чич». Но была у него привычка: как выпьет, а пил он часто – улечься на операционный стол и обоссаться.
Всякая тварь славит Господа
В ветеринарной клинике:
– Вы что же, и змей лечите? Вам змей приносят?
– Ну, а что такого, лечим и змей.
– И ядовитых?
– К ядовитым нас приглашают на дом.
Зеркальце для героя
В смысле медицинской эстетики меня, когда я был студентом, привлекал не фонендоскоп на шее, не молоточек и не хирургический халат. И даже не акушерские щипцы – просто так расхаживают не с ними, а со следами от них. Не пустой колпак. А зеркальце лора.
Мне казалось, что я буду очень хорош с ним. Все доктора в поликлинике обычные, а я иду себе, и зеркальце у меня во лбу, и я могу им, если что-нибудь не так, заглянуть кому и куда угодно. Томление по третьему глазу.
Мне дали поносить зеркальце на четвертом курсе. Дали на курацию мужика в многомесячных носках и с распухшим ухом. Хер его знает, что с этим ухом случилось. Я так и не выяснил. Предположил, что его кто-то укусил. За мужика мне поставили три.
И еще столько же за экзамен.
Одно из самых горьких поражений и разочарований в жизни.
Детали автобиографии
Узнал о причинах своего рождения. Это случилось из-за «неумения и нежелания» маменьки «правильно вести половую жизнь». Так на нее орала курирующая доцентша, когда узнала о положении.
Она очень любила давать инструкции.
В 90 лет она уже не числилась в штате и ссалась, но все равно являлась на утренние конференции. Перед этим рылась в помойке, вынимала старые газеты. Выстригала из них статьи и части статей. Раскладывала перед докторами: инструкции.
Рассказы
Дети капитала-гранта
1
Видеодвойка, установленная в кабинете главврача, считалась признаком заслуженной зажиточности.
Это был подарок от бухгалтерии ко Дню Медработника.
Такой видеодвойки не было ни у кого, потому что не положено. Хотя если взять ту же бухгалтерию, то бухгалтерия могла позволить себе даже плазменную панель. Существует неписаный кодекс, о котором молчат и который соблюдается во всех тонкостях, коим тонкостям каждый учится на своей шкуре. Профессор может ходить на обход с камертоном – проверять, хорошо ли понятна вибрация левой ляжке, зато простой ординатор – нет. На столе у начмеда лежит иллюстрированная Дюрером Библия с закладками, а у заведующих ее не найдешь. Правда, ею можно обзавестись из желания соответствовать, но только простенькой, без картинок. Дверь, за которой сидит главная сестра, украшена художественной табличкой с фамилией, именем и коротеньким отчеством, тогда как Старшие Сестры не могут иметь таких красивых табличек, их имена распечатаны на струйном принтере. И так далее.
На любого, кто посмел бы поставить в свой кабинет видеодвойку, посмотрели бы косо. Насчет наглеца единодушно решили бы, что он либо копает под руководство, либо просто дурак.
Соответственно повышался статус единственной уборщицы, удостоенной доступа в кабинет и права вытереть двойку тряпочкой. Уборщица пребывала в солидных годах, заработала особые полномочия, имела собственный ключ и порыкивала на окружающих.
Надо признать, что Георгий Жорыч Чебуров – так звали главврача – использовал аппаратуру к общему благу и удовольствию. Он записывал все, что казалось ему важным, а потом прокручивал на совещаниях. В основном это были скандальные репортажи о вопиющих просчетах отечественной медицины.
«Киносеанс», – деловито басил Георгий Жорыч, и совещание оживлялось. Всем было приятно посмотреть, как обосрались коллеги; совещание возмущалось, внутренне радуясь, что пистоны вставляют кому-то далекому. Чебуров то и дело отводил глаза от экрана, поджимал губы и строго смотрел на собравшихся. Этими взглядами он подчеркивал профилактический смысл передачи. «Вы такие же идиоты, – читалось во взгляде. – Не приведи вам господь учинить то же самое. Но я-то знаю, что вам просто повезло».
И нынешний день не стал исключением: пятиминутка началась с кино.
Чебуров хищно улыбнулся, снял с полки очередную кассету и со значением потряс ею перед подобравшейся и подтянувшейся аудиторией.
– Сейчас вам будет сюрприз, – пообещал он.
Собрание тревожно переглянулось. Все шло к тому, что обосрался кто-то из присутствующих – мало того, еще и угодил в кадр. Один лишь старенький начмед Кошкин, страдавший паркинсонизмом, мелко тряс головой и выглядел безразличным. Его и так могли уволить в любую секунду, держали из жалости – хотя какая там жалость; его держали козлом отпущения. На него можно было свалить что угодно, и все стекало с него, аки вода с гуся. Он был начмедом по общим вопросам и возвышался над всеми; должность его выдумали специально, чтобы не выгонять.
Но сюрприз и впрямь оказался сюрпризом: на экране возник Губернатор.
Он гнал здоровенную каменюгу, а пара подручных усердно, щетками, растирали перед ним дорожку.
Рядом орудовал глава городского законодательного собрания.
– Если кто не знает, это называется керлинг, – пояснил главврач.
2
Губернатор гонял каменюгу довольно долго. Доктора напряженно следили за его действиями. Они совершенно не понимали смысла этого спортивного состязания – вернее, его значения для себя лично. Гонимый Губернатором булыжник возбуждал в них легкое чувство медицинского сострадания.
С почтением насмотревшись на Губернатора, Георгий Жорыч выключил телевизор.
– Вам отлично известно, насколько популярен во власти разнообразный спорт, – заговорил он теперь уже вкрадчиво.
Кошкин тряс головой, заранее соглашаясь со всем, что будет сказано.
Главная сестра Елизавета Фоминична тоже кивнула, но единократно и отрывисто. Ежов, начмед по терапии, поправил галстук. Мохнатый Гуссейнов, начмед по хирургии, утвердительно кашлянул и повел плечами. Фельдман, заместитель по АХЧ, привычно пригорюнился. Он почуял недоброе.
