– То есть для облегчения божественной работы по площадям? – осенила айтишника гениальная догадка. – Алхой одним легким движением руки может благословить все и всех, если оно зовется овощами, пусть и бегает на четырех?
– Как-то так, – с удивлением подтвердил жрец, впечатленный выводами паренька.
– Скажи, дир, а почему у замка храм Ирната, а не Алхой? – вступила в разговор и Света.
– Скажешь тоже, Светка, а как осаду или набеги соседей отбивать было? С колосками в руках и верхом на корове? – удивился Дэн.
– Деньес прав, – крякнул жрец, снова перехватив поудобнее отполированное многочисленными касаниями пальцев копье, как иной монах перебирал бы четки. – При замках всегда первым делом храм Ирната ставили, а уж потом и другие возводили, коль охота была. Это в городах на площадях храмы для всех богов воздвигали – на восемь сторон восемь храмов, и все равны, а у нас свой обычай, кровью политый.
– Многое прежде иначе было. Первым общий храм ставили – простой камень-алтарь с восемью чашами, а уж потом чаще всего храм о двух входах с четырьмя створами отстраивали, – неожиданно промолвила Бельташ, глядя на краснокирпичный дом-храм, но видя нечто свое из минувшего и давно осевшего прахом прошлого. – К Алхой и Зебату в первую дверь поклониться шли, к Ирнату и Илай во вторую входили…
Жрец недоверчиво приподнял кустистые брови, а Дэн запросто посоветовал старику нарочито громким шепотом:
– Ты, дир, первоисточник-то слушай! Бельташ точно помнит, как все было! Если уж не она, рыцарь смерти Зебата, то кто правду скажет? Верно я говорю, собачки?
Трио подтвердило слова парня звонким лаем, сверканием разноцветных глаз и широкими кровожадными улыбками.
– Рыцарь смерти? Ты воистину такова? – восторженно изумился и заволновался Нерпат.
Бельташ лишь склонила голову в знак согласия: опускала ее русокосая красавица, поднимал пустые, сияющие нестерпимой синевой глазницы скалящий в вечной улыбке зубы череп. Под короткий выдох жреца, уцепившегося за свое копье-атрибут, как за соломинку над пропастью, живое воплощение воли повелителя смерти снова склонило голову и вернуло себе прежний человеческий вид.
Старикан охнул и перевел подозрительный взгляд на племянников Ригета, гадая, что скрывается под личинами молоденькой девчушки и ее словоохотливого братца. Где только этаких диковинных спутников умудрился раздобыть старый приятель?
– Не, мы живые, а не зомби под личинами, и Валт тоже, – Дениска разом опроверг подозрения с широкой, от уха до уха, улыбкой.
– Истинными жрецами Зебата и Алхой не могут быть те, кто преступил последний порог, – с достоинством подтвердила Бельташ.
Дедушка Нерпат от таких откровений окончательно потерял дар речи, вцепился в копье, упертое в землю, и налег на него всем телом. Мир крепкого еще старикана изрядно зашатался.
На счастье пожилого жреца вернулись от конюшни Ригет и Валт. Кони остались в компании Морковки и свежего сена, а повозка пристроилась у стены храма за изгородью.
– Ригет, скажи мне одно: что происходит? – собравшись с силами, вопросил Нерпат.
– Наша рыцарь открыла диру свою суть, и о том, что мы жрецы, тоже сказала, – объяснил Дэн дядюшке.
– И когда успела? – только крякнул дядя.
– Долго ли умеючи? – беспечно ляпнул парень. – Она ж не только красивая, а еще и благородная, врать вообще не умеет. Ей, наверное, по кодексу не положено.
– В кодексе рыцарей смерти Зебата о том не помянуто. Я уважаю правдивое слово, и пусть врать не стану, но промолчать, коль надо, смогу. Однако вы собираетесь отпирать замок, заклятый родовыми чарами на кровь. Свет истины воссияет неизбежно. Лучше пусть жрец все узнает сейчас, чем случайно помешает потом, – невозмутимо объяснила причину словоохотливости Бельташ, повернув голову в сторону замка. Но краска румянца выдала довольство комплиментом молодого жреца.
Ригет привычно почесал за ухом и поделился с Нерпатом краткой версией явления на Вархете уникальных племянников, рассказал об их вещих снах, неконтролируемых талантах, своих опасениях и надеждах.
– Вечно у тебя так! Еще мальчишкой уходил в лес за зайцами – возвращался с волком, – пережив несколько секунд полного шока, сплюнул в дорожную пыль Нерпат, извинился за манеры перед дамами и велел: – Сейчас пошли, попробуем отворить ворота, как и собирались. Вечером я пущу Свельту и Деньеса на ночь в храм. Пусть не положено то, но если имеется хоть ничтожный шанс помочь Восьмерым вернуться с рубежей мира в Вархет, будет преступлением его не использовать! Да простит мне Воитель кощунство!
– Эй, дядя нам что-то о старом храме в подземелье замка говорил. Нам же не просто нужно место, определяемое людьми как храм Ирната. Хоть толика божественной силы нужна. Если храм после ухода богов отстроен, скорее всего, ничего не выгорит, – поделился накопленной информацией Дэн. – Жаль, проверить, есть сила Воителя в этих камнях или нет, у нас не получится. Бельташ только на Зебатову реагирует.
Старый жрец задумался, а Денис, шагая по дороге к замку, начал расспрашивать рыцаря смерти:
– Я вот думаю, Бельташ, а таких храмов, о которых ты говорила, где один алтарь и восемь чаш стояло, нигде не сохранилось?
– Храмы Восьми строились очень давно. Тогда по Вархету ходили дии, щедро одаренные божественными талантами, – задумчиво промолвила рыцарь. – То были их храмы, воздвигнутые в честь всех богов. С той поры сменились многие поколения. Вы не ведаете, какую чашу чем наполнить, какой гимн пропеть. Что вы, и у меня в памяти лишь призрак прошлых обычаев, которые сберегали дии, ушедшие за последний порог. Для Восьмерых всегда важнее была искренняя молитва, нежели щедрые дары. Они ценились, но их не требовали от каждого. Ирнату дарили кровь, Зебату подносили кость, Алхой – плод, чаще яблоко, Илай – цветок, Сигету – монету, Элмай – украшение, Трашпу – поделку, Крисату – артефакт. Если обращались с просьбой лишь к одному из Восьми, все равно одаривали всех, пусть и не столь щедро. Самое важное: проситель должен был сам сотворить дары.
– Чего, и монету сам чеканил? – изумился Дэн, прикидывая размах фальшивомонетничества в здешней древности.
– Зарабатывал, – невозмутимо поправила Бельташ.
– М-да, если поделку мы со Светкой какую-нибудь сварганить в силах, к примеру, украшение она из бисера сделает, то с артефактами полный швах. В магии мы ноли без палочки, всегда такими были и будем. Дядя сразу припечатал – бесталанные бестолочи! Потому, наверное, и хорошо, что таких храмов нет, а то бы все локти с досады изгрызли.
– Человек не в силах укусить сам себя, – машинально вставил Нерпат, мысленно пребывая где-то в мифическом прошлом, пытаясь представить себе величественные древние храмы, прекрасный первый народ, ушедший за последний порог, но передавший своим потомкам-людям частицу силы в крови.
– Так мы друг у друга, – подсказал вариант Дениска, никогда особенно не жаловавший историю, если, конечно, она не была эффектным роликом в компьютерной игрушке. Сейчас никто снисходить до вкусов парня и транслировать ему исторический блокбастер голливудского размаха не собирался. – Ладно, чего уж там. Порушено так порушено. Давайте поскорее ворота откроем.
