– Да ладно, – пожала плечами Таисия, – переживем. Меня вот больше интересует – а как вы все это делаете, в смысле лечите? Если не секрет, конечно.
– Никаких секретов, – помотал головой я, – вот сейчас еще одно пирожное употреблю и расскажу.
– Значит, так, – сообщил я, выполнив свой наполеоновский план (ибо слопанное мной было именно «наполеоном», насколько я вообще разбираюсь в кондитерских изделиях). – Все происходит исключительно по методикам Ивана Антоновича, описанным им в «Лезвии бритвы». Возможности человеческого организма пока еще слабо изучены, но они гораздо шире, чем считает большинство. Просто мало кто умеет их использовать по-настоящему, то есть сознательно. Я умею. И, кроме того, умею помогать делать это другим. Не всем, только некоторым. К счастью, оказалось, что Иван Антонович входит в их число. Если продолжить аналогию с кораблем, то я не зарастил каким-то волшебным образом пробоину в борту и даже не заменил экипаж. Просто рядом с командиром появился советник, который точно знает, что необходимо сделать для реализации шансов на спасение, они еще есть. Ну, или почти точно. Могут вылезти какие-нибудь непредусмотренные осложнения.
– Это точно, – усмехнулся Ефремов, – могут. Я вот у вас прочитал, что на меня, оказывается, посмертно завели дело. Хорошо хоть не посадили, тоже посмертно. А теперь, выходит, они это смогут организовать и более традиционно, если я подольше задержусь на этом свете.
– Если мы с вами будем хлопать ушами – конечно, смогут. Но я над этим уже думал и более или менее представляю, как подобное развитие событий предотвратить. Впрочем, оно пока не горит, органы вами заинтересуются только после начала публикации «Часа быка».
– Да нет, власти ко мне проявили интерес еще до выхода в свет «Туманности Андромеды».
– А там-то к чему можно придраться? – удивился я. – Ну разве что кроме сроков наступления коммунизма, так вы оттуда конкретные цифры – кажется, поначалу было две тысячи лет? – сами убрали.
– Разумеется, сам. После того, как меня вызвали в Министерство культуры и сообщили, что роман, в котором коммунизм наступит не в ближайшие годы, а через тысячелетия, опубликован быть не может. На это я пошел, хорошо хоть от требований понатыкать памятники Марксу и Ленину по всей галактике удалось отбиться.
– Даже такое требовали? – удивился я.
– Конечно, а что вы хотели от чиновников? Если памятников не будет, то тот же Хрущев, в очередной раз попади ему вожжа под хвост, может спросить – а вы-то куда смотрели? И сделать выводы. А если их вставить, никто ничего сказать не сможет. Ну, а что роман тогда превратится в фарс, это не их дело. Так что я, наверное, слегка подозрителен властям еще с тех времен. Пишу хоть и о коммунизме, но не в свете руководящих указаний, да еще и не член партии.
– Что? – вот тут я по-настоящему охренел. В процессе просмотра материалов о Ефремове мне и в голову не пришло поинтересоваться его партийностью – все казалось изначально ясным. А тут вон оно что! – Как же это вас угораздило?
– Происхождением не вышел, отец был сначала арендатором, а потом владельцем небольшого лесопильного завода. Отказали в приеме.
Да уж, подумал я. Как в свое время сказал товарищ Сталин – «Это будет посильнее «Фауста» Гете!». Если раньше я допускал, что, может, партия в нынешнем виде все же имеет какие-то, пусть и минимальные, права на существование, то теперь последние сомнения испарились. Давить, только давить! Иначе какой там в дупу коммунизм – социализм и то получится только «развитой», то есть до предела выродившийся и ублюдочный.
– А вы в партию не собираетесь? – подколол меня Иван Антонович.
– Сначала надо определить цель, уточнить путь, потом выбрать средства, и, если одним из них будет партийность, придется. В дерьмо я уже вступал, ночью в деревне не видно, куда ноги ставишь. И в партию, наверное, тоже смогу, особенно если заранее зажму нос и зажмурюсь.
– И как у вас с уточнением пути? У меня вот пока не очень, хоть я и пытался обдумать этот вопрос.
– Мне проще, я дилетант, а не ученый, поэтому мнение уже есть. Оно состоит в том, что классики совершили огромную, прямо-таки эпическую ошибку, заявив, что победа коммунизма возможна только в мировом масштабе. Ну ясно же, что дело обстоит как раз наоборот! Чем меньше коллектив, тем проще в нем построить коммунизм – естественно, если моральные качества членов позволяют. Вот нас сейчас в квартире трое, и, если понадобится, коммунизм тут можно построить очень быстро. Пятнадцати минут должно хватить, только это никому из нас не нужно. Листок бумаги и карандаш у вас найдется? Попробуем изобразить процесс графически.
Я нарисовал несколько маленьких кружков и объяснил:
– Вот, значит, весь лист – это исходный строй. Пусть он называется социализмом, это не очень принципиально. И вот, значит, мы в нем организуем ма-а-аленькие такие очаги коммунизма. Естественно, огородив их и обеспечив невозможность проникновения посторонних, а то ведь все растащат, а оставшееся загадят. Со временем эти анклавы разовьются, укрепятся и начнут расти. Сначала так…
Я увеличил диаметры кружков раза в три.
– А потом и вот так!
Новый прирост был раз в десять от исходного, и многие круги сомкнулись.
– Видите? Теперь уже не коммунизм огорожен, а, наоборот, исходный строй оказался разбит на очаги, со всех сторон обнесенные забором! Вот он, путь, на котором я вижу хоть какую-то перспективу. Только надо помнить, что анклавы предыдущих формаций совсем исчезнуть не могут, и такую цель ставить нельзя. Козлы будут рождаться всегда, и им необходимо оставить место, где они будут пастись без вреда для окружающих.
– Себя вы, конечно, к козлам не относите.
– Ну да, я же хоть иногда человек несдержанный и склонный к поспешным решениям, но в общем, наверное, положительный. К тому идеологически подкованный и материально… э-э-э… то есть морально устойчивый. Понятно, что не идеал, но для начала хоть таких бы найти достаточное количество! А когда все станут лучше, добрее там, идейнее, то и я под влиянием коллектива подтянусь. Если не помру раньше, процесс-то будет длительный.
– Хм, – чуть не подавился чаем Ефремов, – наверное, обсуждать личности все-таки рановато. Тот строй, что сейчас наличествует в Советском Союзе, создать внутри себя анклавы коммунизма не способен. Если, конечно, не причислять к нему дачные поселки ЦК и правительства.
– Согласен, вот уж их-то точно причислять нельзя – обитатели там не те, хотя с материальной базой все в порядке. Но вот в остальной стране даже с ней не очень, так что в любом случае начать придется именно с этого пункта. Мне кажется, в принятой сейчас трактовке марксизма есть и еще одна серьезная ошибка, кроме той, о которой я уже говорил. Почему-то считается, что социализм – это строй, в котором всего лишь отсутствует частная собственность на средства производства. Все правильно, Маркс доказал, что она является основным инструментом эксплуатации. Но ведь столовый нож часто становится орудием убийства! Хотя он предназначен вовсе не для этого. То есть любой инструмент можно применить по-разному, и частную собственность тоже. У вас вон пишущая машинка стоит – она именно частная, потому как средство производства. И вообще, смысл социализма как более справедливого общественного устройства выражается формулой «от каждого по способностям, каждому… нет, не по труду, а по результатам труда». Суслов вон тоже трудится, но деньги ему за это дают совершенно зря. В правильном социализме он бы при таких результатах поехал остров Новая Земля от снега чистить и не вернулся бы, пока весь не очистил. И частная собственность тут ни при чем, важны результаты ее использования. Если они приводят к увеличению имущественного неравенства сверх социально допустимого предела, то государство… или даже партия, как в Китае двадцать первого века, обязаны вмешаться и укоротить зарвавшегося владельца. Кстати, китайский подход дал и довольно интересные результаты в плане формирования нового человека, что вы, насколько мне известно, считаете даже более важным, чем достижение материального достатка.
