Над притихшим полем раздался многоголосый стон.
Откуда-то сверху жалобно закричал Карраш, который с усилием нес свою ношу, но упорно сжимал когтистые лапы. Сбив крылом какую-то крысу и злобно огрызнувшись на прыснувших в стороны мышей, он быстрее молнии понесся домой, неся с собой потерявшего сознание, а скорее всего — погибающего хозяина, которого смог так удачно поймать в воздухе.
Гончие судорожно выдохнули, в подробностях наблюдая за агонией своего вожака, но времени на сожаление не было. Зная, чем заканчивается соприкосновение эльфийского «проклятия» с местной нечистью, они отшатнулись, отпрыгнули и поспешили оставить между собой и издыхающей ящерицей как можно большее расстояние. Белик уже далеко, здесь ничего не изменить и не исправить, о нем теперь есть кому позаботиться, но родовые клинки эльфов сейчас так жахнут, что сметут с земли все, что окажется ближе сотни шагов. Даже их. Поэтому суровые Стражи попятились, не отрывая горящих ненавистью взглядов от корчащейся в судорогах саламандры, до скрипа сжали челюсти и, стараясь не думать о том, жив ли еще их юный вожак, с максимально возможной скоростью кинулись к заставе.
Урантар до боли сжал кулаки, неотрывно следя за племянником, его стаей и верным Каррашем, который, уже едва шевеля крыльями, совершал настоящий подвиг — с трудом волок бездыханного пацана. Он хрипел от натуги и дикой ломоты в слабеющих, не приспособленных к таким нагрузкам крыльях, но все равно упорно летел.
Многочисленные Сторожа нервно сглотнули.
Боги, да там же не осталось ничего живого! За Беликом тянулся такой шлейф огненных искр, что было яснее ясного: это до сих пор горела одежда. Вернее, уже само тело, потому что одежду должно было испепелить почти мгновенно: саламандра не зря считалась самой смертоносной огненной тварью пределов — ее огонь прожигал даже камень!
Таррэн тихо охнул, понимая, что помочь тут не в силах, но был все еще не способен оторвать остановившегося взгляда от плачущего мимикра, что наконец с хрипами перевалился через каменные зубцы и буквально рухнул под ноги воеводы, до последнего закрывая изувеченного хозяина и драгоценного друга широко раскинутыми крыльями. От Белика шел такой жар, что страшно приблизиться, он был покрыт копотью с головы до ног, на плечах и груди до сих пор тлели жалкие обрывки одежды, а все остальное, что позволяло разглядеть широкое крыло, было отвратительно черным и каким-то… резко истончившимся.
— Бел! — простонал неподалеку Литур и со всех ног кинулся к покрытой копотью фигуре. — Да как же ты… Боги, да помогите же…
Он в мгновение ока растолкал молчаливую толпу, начавшую собираться возле неподвижного тела Гончей, упал на колени, ничуть не испугавшись лютого жара. Одним махом сбросил с заживо горящего пацана дымящиеся обрывки и, сдвинув поникшее крыло в сторону, щедро плеснул на дымящийся доспех воду из выхваченной у кого-то фляги. Затем еще и еще. Людей обдало горячим паром, Карраша с хозяином мгновенно заволокло белым дымом и на некоторое время скрыло от любопытных глаз.
В то же мгновение снаружи раздался быстро нарастающий гул, небеса снова потемнели и отчего-то начали скручиваться над хрипло дышащей, но все равно ползущей к заставе саламандрой в тугой смерч. Она все еще была жива, все еще упорно пыталась добраться до ненавистных смертных и, царапая землю когтями, медленно подтягивалась на ослабевших лапах, не замечая, как ярко светятся в широкой ране родовые клинки Л’аэртэ. Вдруг резко похолодало, будто вот-вот должна была разразиться буря, следом подул свирепый ветер, свинцовые тучи распороли первые молнии. Люди с пониманием пригнулись, на какое-то время отвлекшись даже от Белика, а затем и вовсе упали на камень ничком. Потому что раздавшийся сверху оглушительный грохот был таков, что казалось — это небесный купол начал разваливаться на части.
Таррэн, пригнув голову вместе со всеми, невесело улыбнулся: да, малыш знал, что делал, когда всаживал свое «проклятие» в тело ящерицы по самую рукоятку. Он разрубил прочную кожу, дал надежной чешуйчатой броне разойтись, сломал единственную преграду для действия смертоносной магии перворожденных, для которой нужно было, как выяснилось, только одно — коснуться крови. Ради этого он так спешил, ради этого рискнул всем, ради этого так упорно пытался добраться до важнейшего нервного узла — чтобы вонзить туда оба родовых клинка, обездвижить громадную зверюгу, не позволив ей добраться до заставы, и заодно выиграть драгоценное время для магического взрыва. Он не хотел рисковать чужими жизнями. Никогда. Ни разу. А вот своей, похоже, не слишком дорожил.
Эльфы хорошо защищали свое оружие старыми добрыми рунами. Малыш как-то правильно сказал, что защитные узоры наносились на оружие всех перворожденных, но далеко не всегда они были столь мощны, как на родовых клинках наследника темного трона. И сейчас, когда время наконец-то пришло, Таррэн чуть не впервые видел, насколько силен был его погибший брат, сумевший вплести такую страшную магию в свои мечи.
Повинуясь невидимой воле, с неба почти одновременно ударили две ветвистые молнии и мгновенно притянулись к земле. А затем с поразительной точностью вошли в богато изукрашенные рукояти, через них — в умирающее тело саламандры, прошили его насквозь, буквально разорвав пополам, и так же быстро угасли.
Какое-то время земля еще содрогалась от немыслимой мощи разряда, но затем постепенно успокоилась. За ней утих свирепый ветер — так же быстро, как и появился, свинцовые тучи разошлись, будто их никогда не было, в небе перестало угрожающе греметь, над заставой воцарилась неестественная тишина, а слегка оглушенные и потрепанные Гончие смогли наконец взобраться на стены.
— Добейте гадов, — сухо бросил Шранк, спрыгивая рядом с тяжело дышащим Каррашем и отчаявшимся Литуром, что сумел лишь отереть испачканное, чудом не пострадавшее лицо Белика и стянуть с него кольчужный капюшон. — Мы тут сами разберемся.
— Бел… — На руки юноши хлынул водопад густых каштановых волос.
Гончие внезапно посуровели, кинули на новичка пристальный взгляд и властно отодвинули в сторону, сгрудившись вокруг вожака тесным кольцом. Никому не позволили приблизиться, даже на дернувшегося воеводу хмуро рыкнули в десять голосов, а потом осторожно опустились на корточки, бережно отодвигая распластанное крыло Карраша.
Таррэн поджал губы и резко отвернулся, стараясь не думать о том, во что превратился бойкий и языкастый пацан. Он даже отсюда чувствовал запах паленой кожи с мерзким привкусом горелого мяса. Да мальца еще и перекусили пополам. Если он даже каким-то чудом дышит, что маловероятно, то внутренности все равно должны превратиться в настоящую кашу. Наверняка от Белика остался лишь жалкий обгорелый обрубок, который и человеком-то уже назвать нельзя.
Он до крови прикусил губу. Это их вина. Это они не сумели справиться, не сумели защитить. Не успели помочь. Прозевали опасность. Не сделали самого важного.
Давешняя тоска вгрызлась в эльфа с новой силой, заполнила собой все существо, заставляя дышать с немалым усилием, сердце — биться часто и неровно, а руки — непроизвольно сжиматься в кулаки. В груди эльфа что-то противно затрепыхалось и нехорошо заныло, потому что этот дерзкий и отчаянно смелый человечек успел-таки зацепить его за живое. Заставил на многое посмотреть иначе, с чем-то смириться, о чем-то задуматься.