Вместо ответа — холодный кивок.
— А как же пророчество? — неверяще вскинул глаза Таррэн. — Конец тысячелетия? Амулет Изиара?
— Ты все еще веришь в эти россказни?! О Бездна! Я не думал, что ты столь наивен! Дурак! Для этого сгодится любой темный, а не только я или мой слабоумный младший братец! Говори или умри, сопляк! Клянусь, я не намерен терпеть твое присутствие дольше, чем того требует этикет. Ты никто! Запомни это! И я это сейчас тебе докажу… Говори!
Таррэн упрямо поджал губы.
«Что ж, наверное, брат прав, — думалось ему. — Я действительно никто. Не светлый, не темный, не гном и не человек, который не живет и уже даже не существует. Меня просто нет, будто бы никогда не рождался, не учился быть лучшим, не сражался со старым хранителем знаний, упорно постигая мастерство воина. Никому не было дела до последнего отпрыска древнего рода, и это только что подтвердили. Я рожден для иного — для долга, для выбора, для смерти. Я не нужен здесь. Никому, даже отцу. И уж тем более старшему брату, который когда-то казался безупречным образцом для подражания. Когда-то очень давно…»
С того времени многое изменилось: деревья выросли, священная роща разрослась и стала заметно гуще, чем всего сто лет назад, когда темный Владыка объявил народу о рождении долгожданного первенца. Затем пришел черед второго сына, чья ветвь на родовом древе тоже успела разрастись. Миновали следующие пятьдесят зим, еще столько же весен, в лес снова пришла красавица-осень, напоминая перворожденным о близящемся празднике равноденствия. Однако в этот год она принесла с собой не радость, а нежданную горечь, тоску по ушедшему детству; резкие перемены в характере наследника трона. А еще — неожиданную боль от видения этих перемен и внезапное понимание собственного, грядущего и почти бесконечного одиночества.
— Говори или я убью тебя!
Таррэн поднялся с колен и покачал головой. Назвать себя побежденным? Перед братом, который в очередной раз его предал? Сказать «признаю», отдать в его жадные руки родовые клинки и терпеливо ждать наказания, которое вскоре изобретет его пытливый ум? Он часто так делал… он вдруг полюбил унижать и показывать свою силу с помощью тех, кто заведомо слабее. И никто никогда не вставал у него на пути, потому что перейти дорогу будущему владыке значило подписать себе отречение. И брат прекрасно это знал, частенько заставляя младшего родича начинать такие вот схватки с заведомо невыгодной позиции — только с одним коротким с’сирташи, которому всегда противопоставлял оба своих превосходных меча — удивительной ковки родовых клинка, покрытых защитными рунами и магическими письменами от безупречно острого кончика до богато изукрашенной рукояти.
Да. Так было и сегодня. Далеко не в первый, но с этого дня — в последний раз, потому что больше это не повторится. Никогда! Теперь это будет бой на равных.
— Нет, — твердо повторил Таррэн, незаметно высвобождая сак’раши и впервые в жизни поднимая на царственного брата сразу оба клинка…
— Не спи — замерзнешь! — грубо толкнулся чей-то острый локоть, и темный эльф, вздрогнув, неожиданно пришел в себя.
Белик, бесцеремонно оттеснив его в сторону, быстро вернулся назад, но при виде застывших в неестественных позах спутников недовольно скривился и едва не сплюнул: все до единого неотрывно таращились на зеленую полянку как на самое большое чудо в своей жизни и с каждой минутой потихоньку придвигались ближе. Дураки! Сказано было: не смотреть! Так нет же — на экзотику потянуло!
Дядько, привычно задержав дыхание, пихнул замершего на полпути Литура, чтобы поторопить его миновать опасное место, но тот лишь покачнулся, не сумев ни упасть, ни откатиться, ни даже отвести глаза в сторону. Просто застыл молчаливой статуей, подавшись вперед всем телом, едва не ринувшись навстречу гибели и глядя на уютный луг как на желанную добычу.
Страж только головой покачал и обменялся с племянником выразительным взглядом: кажется, песчаник в кои-то веки сумел зачаровать знатную добычу. Особенно перворожденных, чей вкус был таким желанным для жителей Серых пределов.
Интересно, что за видения у них были?
Белик с досадой поджал губы и, подобрав с земли увесистый камень, со всей силы швырнул, попав точно в центр зеленого оазиса и угодив прямиком в скопление белоснежных цветков эльфийского рододендрона. От удара нежный кустик покачнулся и с тихим шелестом завалился на бок, а загубленная красота на мгновение показалась до того ранимой и совсем беззащитной, что у одурманенных людей вырвался невольный вздох сожаления. Зато почти сразу их взгляды обрели осмысленное выражение, глаза посветлели, а лица дрогнули и утратили вид безумно счастливых обладателей сдвоенного ментального удара.
— Что за?.. — оторопело тряхнул головой Весельчак, внезапно обнаружив себя подозрительно близко от непонятного луга. — А где она?!
— Во время цветения к песчанику нельзя подходить ближе чем на десять шагов, — сухо пояснил Белик. — Его пыльца вызывает видения, дурманит голову и способна надолго задурить мозги. Так, что вовек не отвыкнешь. А если бы ты сделал еще шажок, он бы сегодня славно пообедал. Не знаю, кото ты видел, но этого на самом деле не было. Понял? Ничего из того, что ты видел, не было. В следующий раз не глазей по сторонам, а коли приметишь такую штуку, отвернись и задержи дыхание. Они щупальца под землей длинные прячут — если бегаешь шустро, то успеешь удрать, но если вдохнешь пыльцу — все, уже не вырвешься.
Люди поспешно отпрыгнули в сторону.
— И много тут таких тварей? — дрогнувшим голосом поинтересовался Танарис, с трудом отходя от своих грез.
— Полно. И все голодные… — безмятежно улыбнулся пацан, на что эльф опасливо попятился и, окончательно придя в себя, зябко передернул плечами.
— Спасибо, — деревянным голосом поблагодарил Таррэн, потирая гудящие виски: этот мысленный удар дорого ему обошелся — голова до сих пор была как чугунная, а к горлу то и дело подкатывала тошнота. Если бы не пацан, точно шагнул бы вперед, прямиком на ужин к невидимому зверю, научившемуся влиять на чужой разум не хуже, чем заклятие долгой памяти. Да, слава Создателю, обошлось без жертв.
Белик холодно кивнул и, отвернувшись, отправился дальше, считая вопрос полностью исчерпанным. А на том месте, где секунду назад красовался прекрасный лужок, земля неожиданно провалилась внутрь, захлопнулась, как гигантская пасть, и шустро втянулась прямо в камень, словно какая-то декорация. Там завозилось что-то крупное, недовольно заурчало, вспучило землю. А успокоилось только тогда, когда оцепеневшие от увиденного люди внезапно прочувствовали, что им грозило, шумно сглотнули и, мысленно настучав себе по голове, поспешили прочь, пока странная мерзость не вздумала поохотиться на более крупную добычу. Лишь после этого цветущий песчаник рискнул вернуть на поверхность приманку, расстелил траву обратно, как готовую к угощению скатерть, и принялся ждать менее строптивую дичь.
— Все, отдыхайте, — сухо бросил Белик, едва на небе высыпали первые звезды. — Элиар, можете ставить внешний контур — от мелочи он убережет, а крупных зверей мы с Траш отгоним. Да и не рискнут сюда сунуться одиночки: они еще не забыли, как выглядят хмеры. Так что устраивайтесь и постарайтесь отдохнуть: завтра будет еще труднее.
