– Понятно.
– Но настоящая мясорубка, я полагаю, будет на скачках. Степь твёрдая, будто камень, и к полудню не очень-то отогреется.
– Да, многим не поздоровится.
– Я больше боюсь за лошадей…
…Клиента звали Машрап, они обнаружили его возле большого полуприцепа, предназначенного для перевозки животных, рядом с которым расположился небольшой, но красивый табун жеребцов-пятилеток. Клиент спорил с хозяином скорее всего из-за цены и заметно злился. Николай казахского языка не понимал, зато Айви прислушивалась к разговору внимательно, готовая использовать подходящий момент. Она сейчас выглядела как хищная кошка, выжидающая добычу.
– Зачем вы набиваете цену вороному, добрый человек? – решив, что момент настал, спросила Айви голосом скорее скучающим, нежели заинтересованным. – Жеребец, бесспорно, прекрасен, но его обойдёт любой пятилетка из вашего же табуна.
Похоже, иметь своё мнение женщинам здесь было не принято. Женщин вокруг вообще было немного, и потому хозяин опешил. Но сказанное, по-видимому, задевало его честь и не могло оставаться без ответа.
– Твоя женщина ничего не понимает в лошадях, – сказал он Николаю, определив его как человека, под чьей защитой находится говорившая, а равно и несущего за неё ответственность.
– Значит, ты ничем не рискуешь, если мы устроим маленькое состязание, – усмехнулся Николай. – Я готов поставить золотой перстень на то, что моя женщина права.
Он поймал себя на том, что ему было приятно произносить эти слова.
– Должен предупредить, что этот жеребец рождён знаменитой призовой кобылой Спик Слоули!
– М-м-н-н-е-е в‐в-с-с-ё-о р-а-а-в-в-н-о-о.
– Ладно, – буркнул казах, словно соображая, кто из них больший дурак. – Хорошо. Вон тот гнедой, подойдёт?
Он кивнул на одного из своих коней.
– Сколько он стоит? – спросил Николай.
– Восемь тысяч – хозяин уже завёлся. – Так подойдёт?
– И ты отдашь этому славному парню вороного за ту же цену, если гнедой его обойдёт?
– Здесь какой-то подвох, – заподозрил хозяин. – Ты ставишь золото и не требуешь от меня ответить тем же.
– Дело принципа. Ты усомнился в оценке. Я готов оспорить твою. А деньги меня не интересуют. Поверь, я мог бы купить весь твой табун и пустить его на колбасу. Но я люблю лошадей. И верю своей женщине.
Николай покосился на Айви, но она и ухом не повела. Загадочно улыбалась, играя на публику.
– И кто пойдёт на гнедом?
– Моя женщина и пойдёт. А на вороного ты посадишь своего человека. Можешь выбрать любого, даже мальчишку. Так, думаю, будет справедливо.
– А если она загонит коня…
– Я положу залог. Восемь тысяч, ты говорил?
– Жеребец не пострадает, – сказала Айви. – Я даже не буду пользоваться плёткой. Но и вороного не следует подгонять шпорами…
– Байга, – предложил хозяин формат состязаний. – Десять километров. Без сёдел.
– Пять, – возразил Николай, увидев растопыренную пятерню Айви.
– Хорошо, пять.
– Мне нужно переодеться для скачки, – сказала овда и повернулась к Николаю, соорудив ослепительную улыбку. – Дорогой, я съезжу к мотелю и переоденусь.
От такого обращения его жаром обдало. Но игра есть игра, а шоу должно продолжаться, и поэтому он лишь лениво кивнул, изо всех сил стараясь не покраснеть.
– Превосходно, дорогая. А девочка пусть погуляет здесь, если хочет.
Разумеется, всю одежду Айви возила с собой, и ни в каком мотеле они не останавливались. Но приближалось контрольное время. Монетки притягивали неприятности, и овда хотела сбросить хвост перед гонкой. Николай подумал, что они могли бы просто заплатить хозяину разницу и обойтись без лишнего риска, но Айви настояла на скачках скорее всего потому, что хотела промчаться верхом. Она как-то рассказывала ему о давней дружбе её народа с лошадьми, так что, возможно, теперь выполняла не только желание клиента.
Внеплановый заезд между тем привлёк внимание посетителей, и пока суд да дело, пока оговаривались условия гонки, подбирались секунданты и третейские, пока Айви уехала переодеваться, люди, что поазартнее, принялись делать ставки, и азарт, подобно верховому пожару, захватил многих. Так что суммы ставок, как это часто бывает, быстро превысили стоимость обоих жеребцов.
Николай ставок не делал (хотя и знал наверняка результат) и в спорах участия не принимал. Изображая из себя богатого любителя лошадей, не имеющего, однако, прямо сейчас никакого конкретного интереса, он просто бродил и наблюдал за кипением жизни – за приготовлениями к импровизированному спринту и к запланированным позже заездам, за торговлей лошадьми и шорным товаром, за лихорадкой букмекеров и игроков. Затем, увидев всё, что хотел, он поднялся на пологую возвышенность (холмом её назвать язык не поворачивался), откуда хорошо было видно и дистанцию скачек, и сам городок. Здесь под зонтами стоял десяток пластиковых столиков с креслами, а рядом с ними несколько трейлеров, продающих закуски. Николай расположился в плетёном кресле, стоящем в стороне от столиков и явно ждущем особого клиента.
– Что будете пить? – спросил возникший рядом официант.
– Что у вас есть, милейший?
– Алкоголь? – предположил тот.
– Разумеется.
– Крепкий? – уточнил официант.
– Пожалуй.
– Водка, виски, коньяк, бренди.
– Бренди. Фруктовый. А лучше кальвадос.
– Кальвадоса, к сожалению, нет. Но есть Эпплджек от Лэрда. Джерсийская молния.
– Годится, – кивнул Николай, хотя название это впервые слышал. Но не признаваться же официанту в дилетантизме? Это разрушит доверительную атмосферу.
– Сто пятьдесят грамм?
– Несите сразу бутылку.
– Закуски?
– Нет. Но быть может, немного воды…
– Минералка. Шербет. Кока-кола.
– Несите шербет.
Официант скрылся в трейлере. Через минуту рядом с Николаем возник ещё один человек и, установив маленький раскладной столик, застелил его льняной некрашеной скатертью. Затем вернулся официант. Он налил бренди в широкий бокал почти до краёв, поставил бутылку рядом, чуть позже добавив к натюрморту высокий стакан с шербетом и пепельницу.
Судя по выжидательной стойке официанта, здесь было принято расплачиваться сразу, даже особым клиентам. Всё же скачки и торги были не вполне легальны, отчего весь городок мог в любой миг сняться с места, точно стая испуганных ворон. Николай протянул официанту пятидесятидолларовую банкноту и, сделав первый глоток старого бренди, с удовольствием раскурил сигару. Состояние его сейчас приближалось к нирване. Сочетание свежего прохладного воздуха, хранящего ещё запахи осенней степи, суета нелегальных скачек и лошадиных торгов, отличный сервис – без лишнего показного рвения и угодливости, но вполне качественный, такой встретишь не во всяком столичном ресторане – всё это вместе действовало на Николая умиротворяюще, даже благостно. Мысли парили в голове без суеты, ненавязчиво, легко. Он перебирал в уме вопросы, которые возникали в спешке последних дней, крутил их так и эдак, рассматривал с разных ракурсов, закопав до времени топор материализма. Кое-какие идеи уже выкристаллизовывались из перенасыщенного раствора впечатлений.
