До монолита я добрался довольно быстро, несмотря на соблюдение всех предосторожностей. Здесь все было спокойно, не было заметно ни малейшего движения, не ощущалось никакого постороннего присутствия. Однако лошадь панически шарахалась от многочисленных гигантских ям и рытвин, избороздивших еще вчера совершенно ровное место. Особенно сильно боялась она четырех поистине огромных воронок, окруживших монолит у самого подножия. При виде их я и сам встревожился, ибо таких странных ям мне еще не приходилось видеть. В конце концов я спешился и, оставив лошадь поодаль, стал осматривать место. Здесь находились все вчерашние повозки и животные, которые были широко разбросаны по округе. Вероятно, они пытались спасаться от преследования, разбегаясь в стороны. Повозки были в разной степени разбиты, а изуродованные животные выглядели еще ужаснее, чем первое. Помимо того что их тела были жестоко изломаны и немыслимо перекручены, из них, похоже, были высосаны все соки. Одеревеневшая кожа с потускневшей шерстью туго обтягивала ставшие невероятно тощими тела, четко выделяя все кости и мышцы. Зрелище было отвратительным, и я старался не смотреть на них. Я вспомнил слова старика жреца о том, что Шог-Готты были порождением другого мира: ни одно существо из нашего мира, пожалуй, не было способно на такие гнусные зверства. Я искал людей. И в конце концов нашел их. В отличие от животных, они, очевидно, и не пытались спастись, осознавая всю неотвратимость происходящего. Они все находились почти рядом друг с другом. Лежали они в самых немыслимых позах, но тела их не выглядели высосанными. Они лишь были неестественного серого цвета, а на лицах с жутко выпученными глазами застыло одно и то же выражение невыносимого страдания. Ремешок на шее одного из них был порван, и странный медальон валялся рядом. Обрадовавшись, я поднял его и сунул в пояс: мне с первого же мгновения, как я их увидел, захотелось пополнить им свою коллекцию, но снять его с одного из этих людей я бы не смог. Вдруг я почувствовал смутное беспокойство: что-то в окружающей обстановке было не так, что-то изменилось здесь со вчерашнего дня. Я почувствовал это сразу, обнаружив трупы, но осознал только сейчас. Я напряг свой разум и неожиданно для самого себя вскрикнул от внезапной догадки: трупов было всего семь! Я вновь оглядел их и понял, что не хватает мальчика. Я вновь и вновь обежал весь участок, но безуспешно. Первой моей мыслью было то, что Шог-Готты забрали его с собой. Но, поразмыслив, я отказался от нее: судя по виду, который имели трупы, Шог-Готтам не нужна была их плоть. Они взяли из них что-то, что было нужно их властелину, оставив тела, как ненужную обертку. Тут в моей голове появилась другая догадка, и я, взглянув на вершину столба, получил ей подтверждение: странная фигурка исчезла. Я понял, что на мальчика была возложена миссия уберечь святыню. Ведь было совершенно ясно, что мы бы все равно вернулись за ней, хотя я вчера совсем не подумал об этом. А он был самым молодым и быстрым и наилучшим образом исполнил эту миссию, унеся идола в укромное обиталище Призраков, чтобы в грядущем принять сан жреца Великого Ктулху и продолжить их черное дело.
Мне вдруг очень захотелось узнать или хотя бы представить, как выглядит Великий Ктулху. Ведь если он не бог, а живое существо, значит, у него должно быть свое подлинное обличье. На какие-то мгновения я горько пожалел о том, что мы сразу не забрали фигурку, – ведь это наверняка было его изображение. Но потом подумал, что тогда Шог-Готты могли ринуться за нами в погоню и уж непременно истребили бы похитителей своей святыни. После всего, что я здесь увидел и услышал от царевича, становилось ясно, что мы едва ли смогли бы им противостоять. Об их мощи и размерах красноречиво говорили одни лишь огромные ямы, расположенные четырехугольником вокруг столба, к которым вели их ужасные следы. Было совершенно ясно, что именно из них они появились и в них же ушли, исполнив свою миссию. Я вынул из пояса медальон жреца и стал его разглядывать. Он был весьма искусно вырезан из кости размером с динар и изображал странное и жутковатое существо. Голый череп, макушку которого с боку на бок пронизывало отверстие для шнурка, большие надбровные дуги и огромные выпученные глаза, прямо из-под которых начиналась пышно развевающаяся во все стороны длинная борода, состоящая из толстых прядей. Ни носа, ни ушей, ни подбородка не имелось даже в намеке. Вообще с человеческим лицом оно имело лишь самое отдаленное сходство. У меня не осталось никаких сомнений, что это было именно изображение Великого Ктулху. Ибо что же еще могли носить на груди его жрецы? Однако то, как выглядит остальное тело, оставалось загадкой.
Затем я обратил взгляд на монолит, который возвышался прямо надо мной. Он состоял из черного гранита, ярко выделяясь среди песка. Высотой он, как я правильно предположил сначала, примерно в пять раз превосходил рост человека. Это заставило меня задуматься над тем, как жрецам удалось водрузить на его вершину, а затем снять оттуда фигурку. Во всяком случае, без особых приспособлений сделать это было невозможно. Поверхность его была гладкой, отполированной за многие столетия песчаными бурями. И было похоже, что он действительно монолитен.
Странно, но я лишь сейчас обратил внимание на то, что он едва, но все же заметно, расширялся кверху. По форме он представлял собой перевернутую и вонзенную в песок четырехгранную пирамиду, основанием которой служила неправильная трапеция, не имеющая одинаковых сторон. Причем, по моей прикидке, если это на самом деле была пирамида, она должна была быть погружена в песок не меньше чем на половину высоты или иметь там массивное основание. Лишь тогда она могла быть устойчива в вертикальном положении. Из-за разности ее сторон казалось, что стоит она немного наклонно, хотя основание ее было параллельно поверхности земли. Вообще для глаза этот предмет был совершенно неестественным и чужеродным. Он грубо противоречил всем нашим представлениям о гармонии, совершенно не вписываясь ни в какие логические системы. Он казался лишним в нашем мире, в который он по какой-то нелепой случайности вторгся оттуда, где царят совсем иные законы изначального устройства. Само нахождение рядом с ним причиняло беспокойство и вызывало необъяснимый страх.
И вместе с тем я чувствовал, что не могу уйти от него. Что-то изнутри говорило мне, что я раскрыл еще не все его тайны. И я продолжал ходить вокруг него, внимательно разглядывая и ощупывая его поверхность. Вдруг пальцы мои ощутили на ней неровность, которую я даже после этого разглядел с трудом. Это было совсем небольшое углубление, в точности повторяющее медальон жреца, будто его вдавили в камень. Совершенно отрешенно я опять вынул его и вложил в отпечаток. К моему большому удивлению, медальон словно прилип к нему, и, пытаясь его оторвать, я вдруг почувствовал исходящее от него тепло. Меня охватил ужас от смутной догадки о том, что должно сейчас произойти. Я вдруг разглядел на поверхности камня едва заметную щель, обозначавшую вертикальный прямоугольник высотой в рост человека. Прилипший медальон находился прямо в его центре. Я с ужасом воззрился на ближайшую яму, ожидая, что в ней вот-вот зашевелится песок. Но ничего подобного не произошло, зато я почувствовал неожиданный мощный толчок в бок со стороны монолита. Я едва устоял на ногах, а повернувшись, был ошеломлен. Огромная плита медленно и бесшумно поворачивалась, словно дверь, на невидимых шарнирах. Встав поперек стены монолита, она остановилась. Я вновь замер в ожидании чего-то ужасного, но из недр монолита тоже никто не появился. Постепенно осмелев, я высунулся из-за плиты и заглянул в открывшийся проем. Но никакого темного спуска в таинственное подземелье, как я ожидал, там не было. Была лишь совсем небольшая ниша с двумя углублениями. Одно из них было круглой формы, глубиной в длину пальца, диаметром с поднос для посуды. В нем располагался каменный вороток, похожий на тот, что приводит в действие натяжной механизм метательной машины, только гораздо меньших размеров и очень изящно сделанный. Ось его уходила в толщу камня. Переполненный любопытством, я, забыв об осторожности, подошел и крутанул его. Он поддался довольно туго и с какими-то рывками, но все же я мог поворачивать его без особых усилий. При этом я вдруг ощутил что-то совершенно неописуемое, будто легкий теплый ветерок дует сквозь меня. Похолодев, я резко обернулся и заглянул в ближайшую яму. Там по-прежнему все было спокойно. Тогда я вновь повернул вороток. Странное ощущение повторилось, но больше ничего не произошло. Я заглянул в другое углубление. Оно было квадратным и уходило не только вглубь, но и вниз. Забыв обо всех опасностях, я запустил в него руку. Пальцы нащупали на дне россыпь каких-то мелких предметов. Я захватил один и вынул. И опять удивлению моему не было предела. То была странная игла из черного металла длиной в полпальца, изогнутая подобно когтю. Широкая и плоская у основания, она плавно утончалась к острию, такому тонкому и острому, что его можно было сравнить лишь с жалом осы. Основание ее как бы вырастало из пластинки сверкающего металла, очень похожего на золото, по форме и размеру напоминающей цветочный лепесток. В углублении таких игл, похоже, было огромное множество. Я залюбовался изящной и непонятной вещицей и вдруг, увидев что-то краем глаза, перевел взгляд на внутреннюю сторону плиты, рядом с которой стоял. Она была покрыта вырезанными на ней рисунками. Первым, что бросалось в глаза, было большое и очень точно исполненное изображение человеческой кисти, держащей в пальцах ту самую иглу, что была сейчас у меня в руках. Пальцы держали ее за золотую пластинку. Ниже был нарисован вороток, который я только что крутил. Под ним располагалась изогнутая по его окружности стрела, которая, очевидно, показывала направление его вращения. Рядом находились два очень искусных изображения человеческого тела в натуральный рост: спереди и сзади. На них в самых разных местах было нанесено множество больших точек, в которые были вставлены бляшки белого камня, делая их хорошо заметными. Все остальное место между этими изображениями было занято невероятно сложными диковинными символами, отдаленно напоминающими письменные формы каинов с клинка ятагана. Я даже вынул его из ножен и попытался сравнить их. Но это ничего мне не дало. Тем более что сходство это было лишь самым поверхностным. При ближайшем же рассмотрении сразу можно было понять, что они совсем не похожи. Я зачарованно смотрел на эту картину, пытаясь понять ее смысл. При этом я все больше уверялся в том, что она не могла быть создана в нашем мире. Что она могла быть принесена только оттуда, из-за этой гранитной толщи, из мира, дверь в который я только что открыл. И вдруг я застонал от мгновенно переполнившей меня жгучей досады: я не мог унести этих изображений с собой, ибо при мне не было ни пера, ни чернил. А о том, чтобы прочитать символы, вообще нечего было и думать, ибо лампу я даже не взял с собой в это путешествие. Горечи моей не было предела, и я долго и внимательно смотрел на них, чтобы хотя бы получше запомнить.
