Многие и многие мысли посещали мою голову после прочтения этой бесценной летописи. Я не знал всего, что было известно о тех, кто приходит и уходит, почтенному Дервишу, но после ознакомления с ней и посещения Вавилона был уверен, что знаю о них не намного меньше, а может быть, и вовсе не меньше, чем он. Меня удивляло, пугало и вдохновляло то, что все эти открывшиеся мне удивительные тайны, опрокидывающие и ставящие с ног на голову абсолютно все, не вызвали у меня страха, не помутили моего разума, не лишили меня желания к дальнейшему проникновению в них. Напротив, они разожгли во мне еще большее стремление продолжать этот путь. После краткого отдыха в покое и довольстве своего дома мне предстояла встреча со славным городом Мемфисом, и на пути в Дамаск я уже предвкушал чудесные открытия, вне всяких сомнений, ожидавшие меня в его подземельях. Уверенность моя была порождена, хотя и весьма скупыми, словами беззаветно отдавшего всего себя своей вере жреца, принявшего в конце концов смерть от рук того, кто даровал ему бессмертие. Раньше подобные предвкушения вызывали у меня противоречивые чувства, меня охватывали робость и неуверенность в том, хватит ли у меня сил воспринять их, выдержат ли их мои воля и разум. Теперь же от них не осталось и следа. Я чувствовал себя совершенно уверенно, считая, что я вполне подготовлен к любым, самым невероятным событиям и встречам, даже если какая-то из них станет для меня последней и самой короткой. Я был готов даже к такому исходу, не испытывая никакого страха. Эта готовность совершенно спокойно встретить свой конец возросла и окрепла во мне еще во времена моих военных походов, когда смерть все время находилась где-то рядом и в любой момент могла выбрать меня. Сознание этого стало совершенно привычным и теперь сопровождало меня повсюду, не причиняя какого-либо беспокойства. И единственное, чего бы я пожелал, если это вдруг свершится, – это чтобы мой последний миг был озарен еще одним потрясающим разум открытием.
Повесть шестая
Ньярлаат-Тот
По дороге в Дамаск я встретил много своих старых знакомых по военной службе, прошедших со мной многие сражения, повидавших и перенесших не меньше, чем я. Все они по разным причинам оставили службу и каждый на свой лад устраивались в мирной жизни. Некоторым из них, кому почему-либо не удалось обустроиться, влачившим скудное существование, я рассказал о селении на берегу Евфрата, жители которого были бы рады принять в свою общину бывалых воинов, всячески поддержав их, в обмен на защиту и обучение боевому искусству. Тем, кто проявил интерес и готовность начать новую жизнь на новом месте среди мирных и дружелюбных людей, я предложил отправиться со мной. За весь путь их набралось больше трех десятков человек. По прибытии в Дамаск я дал каждому из них немного денег на дорогу и обустройство и посоветовал отправиться туда не всем вместе, а небольшими группами, чтобы не напугать кротких жителей. Одному из них, почтенному и благородному воину, оставившему военное ремесло из-за увечья, я вручил письмо, написанное мною главе поселения, и фирман о покупке земли, на которой оно располагалось, а также – небольшое пожертвование на общие нужды.
Шестерым же из числа тех, кому я доверял больше всего, я предложил стать моими спутниками в предстоящем путешествии. Я прекрасно понимал, что одному такого путешествия не осилить, а доверяться незнакомым людям, да еще в чужих землях, было просто недопустимо. Те же, кого я выбрал, прошли со мной бок о бок многие дороги, испытания и лишения. Мы с честью вышли из многих битв, не раз выручая друг друга и делясь последним. А уж сколько раз мы вместе смотрели в лицо смерти, никто уже и не взялся бы сосчитать. Все они были молоды, грезили приключениями и жаждали полнокровной жизни, и у всех у них она, так или иначе, не складывалась. Я красочно поведал им о своих недавних приключениях, разумеется, опуская моменты, в которые трудно было поверить, увлекши их тем самым романтикой неведомого. И конечно же пообещал им щедрое вознаграждение всех трудов. Все они с вожделением приняли мое предложение, выразив готовность следовать за мной навстречу чему угодно в роли телохранителей, слуг и помощников. Я же передал им желание видеть в них верных товарищей, совершенно равных мне во всем, таких, какими мы были когда-то. На том мы и порешили.
В Дамаске мы провели некоторое время в подготовке к путешествию и сборах того необходимого, что требовалось взять с собой сразу. Остальное мы рассчитывали приобрести уже на месте. А чтобы сберечь время, мы решили как можно бо́льшую часть пути пройти по воде. Я тщательно изучил карты тех мест и расспросил многих, бывавших в тех краях, так что достаточно хорошо представлял себе и саму местность, и путь к ней. Наконец, завершив приготовления и сборы, мы отправились в путь, который, как и в былые времена, не был для нас длинным благодаря множеству историй и воспоминаний. Доехав до Бейрута, мы сели на корабль, направлявшийся в Магриб с заходом в Александрию. Я полюбил море с первого своего плавания, и любое новое свидание с ним доставляло мне несказанное удовольствие. Поэтому я взошел на палубу с радостью и вожделением, вспоминая свои старые впечатления и предвкушая новые. Спутники же мои, еще никогда не плававшие по морю, сделали это с явным страхом, который, однако, уступал по силе любопытству и жажде нового. А после первого же дня плавания страх бесследно пропал, уступив место восторгу и упоению. Мои товарищи только тем и занимались, что бегали от борта к борту, глядя во все глаза на далекие берега, причудливые волны и загадочных морских обитателей, иногда показывавшихся из воды. Ночью же они, словно зачарованные, подолгу любовались окутывавшей корабль звездной бездной. Эта картина для них также была совершенно новой, ибо на земле окунуться в нее с такой полнотой было невозможно. Она, несомненно, навевала на них какие-то свои грезы, но им, разумеется, не дано было почувствовать того, что чувствовал при этом я. Передо мной неизменно вставали те самые воспоминания, наполняя меня непреодолимым желанием пройти тот путь, который тогда указали мне они, а пройдя его, отправиться по их стопам дальше… Эти мысли всякий раз пугали меня: ведь «пойти дальше» в этом случае означало, здраво рассуждая, «пойти в никуда». Но, несмотря на все здравые рассуждения, это желание всякий раз возвращалось вместе с воспоминаниями, и в какой-то момент я вдруг начал грезить, что это возможно, стоит лишь отыскать их следы.
Благополучно добравшись до Александрии и получив от этого плавания большое удовольствие, мы наняли небольшой парусник, на котором сразу же, лишь закупив кое-что необходимое, отправились вверх по легендарному Нилу. Он, однако, со своей мутной водой и унылыми берегами не произвел на нас большого впечатления по сравнению с морем, если не считать его огромной ширины. Любоваться здесь было нечем, и четыре дня плавания до нужного нам места тянулись бесконечно долго. Моряки подтвердили мои сведения о том, что великий город уже много десятилетий как покинут жителями, пребывая в пустоте и безмолвии и постепенно разрушаясь. Его иногда посещают искатели древних сокровищ, но, насколько им известно, совершенно впустую, так как все, что можно было там найти, найдено давным-давно. О существовании же подземелий им не было известно, однако, по их словам, о городе существует немало легенд и невероятных историй, многие из которых люди рассказывают с большой неохотой и далеко не всем. Вообще они под конец посоветовали нам, несмотря на радушие и миролюбие местных жителей, быть настороже, толком не объяснив почему.
