Высадившись на берег в нужном месте, мы в ближайшем поселении наняли проводника и верблюдов, а также запаслись продовольствием и всем, чего нам еще недоставало. На наши расспросы местные жители отвечали весьма охотно, ярко расписывая все, чего интересного там можно было встретить. При этом все они предупреждали нас, что искать там какие-либо ценности бесполезно, так как оттуда уже давно унесено все, что можно было унести, и можно лишь любоваться тем, чего унести нельзя. Узнав, что нас интересуют древние письмена, они заверяли, что этого добра там превеликое множество, особенно в захоронениях древних царей, находящихся в окрестностях города. В ответ же на вопросы о подземной его части выражали полное недоумение, однако с примесью настороженности и страха. И было в этих ответах что-то подозрительное: в них ясно чувствовалась недосказанность, люди явно что-то скрывали, словно чего-то или кого-то боясь. К моему удовольствию, эта скрытность раззадорила моих спутников и разожгла их интерес, даже несмотря на мои предупреждения о том, что здесь таинственность, как нигде, может быть сопряжена с опасностями. Кроме этого, она явилась подтверждением того, что мы идем по верному пути. Осталось лишь нащупать его продолжение, но стало совершенно ясно, что на помощь местных жителей в этом рассчитывать не приходится.
Решив попытать счастья самостоятельно, мы отправились в город. Два дня мы бродили по нему, любуясь постройками и изваяниями, среди которых были и порядком разрушенные, и хорошо сохранившиеся. Все они были очень интересны, но для наших поисков никакой ценности не представляли, как и письмена на них, то и дело нам попадавшиеся. Я уже начал было беспокоиться, хотя в запасе у нас еще оставались пресловутые захоронения. Но на третий день к нам подошел нищий старик, которого мы видели в деревне. Осведомившись, правда ли, что мы ищем большое подземелье, он пообещал за несколько серебряных монет рассказать нам то, что он знает о нем, хотя знает он совсем немного. А также может указать входы в него, которые, однако, уже многие времена как завалены камнями, и попасть в них невозможно.
Мы сытно накормили его и отсыпали ему серебра полный мешочек из-под перца, так как от кошелька и золотых монет он отказался, сказав, что они сразу же привлекут злые взгляды. Он повел нас на самую окраину города к развалинам большого и, похоже, богатого дома, где на обширной открытой площадке было сооружено что-то вроде купальни. Она имела правильную круглую форму, пятнадцать шагов в поперечнике, и глубину в рост человека. Дно и стены были выложены очень плотно пригнанными плитками полированного камня, во многих местах поврежденными временем. В углах воображаемого лежащего на дне квадрата у самых стен имелось по углублению еще почти в рост человека, в которые дно уходило под наклоном. Похоже, они были устроены для стока воды. Однако об их устройстве можно было судить лишь по двум, так как два других были скрыты каменными завалами.
– Здесь, под одной из этих куч, находится один из входов, – промолвил старик. – Но под какой, я не знаю. Их еще много, я покажу вам те, которые знаю, а вы уж выберете из них наиболее удобный для себя.
Услышав эти слова, я понял, что завалы, под которыми они скрыты, видимо, не безнадежны, хотя те, перед которыми мы сейчас стояли, выглядели весьма внушительно. Сказав это, старик двинулся дальше. Он водил нас по окраинам три дня, время от времени указывая на нагромождения обломков плит, балок и просто глыб, скрывавших, по его словам, входы в про́клятый город, погруженный на глубину в двадцать раз больше человеческого роста. Все они располагались в обширных углублениях, либо входивших в архитектурные комплексы, либо являвшихся заглубленными частями построек, либо – в естественных понижениях уровня грунта, либо у подножия высоких фундаментов. Словом, вариантов их расположения было столько, сколько было их самих. Что они собой представляли, оставалось загадкой, ибо завалы были настолько большими и плотными, что скрывали их полностью. Причем выглядели они так, будто их не просто нагромождали, а искусно укладывали, перекрывая куски друг другом и тщательно заполняя пустоты, отчего разборка их представлялась совершенно невозможной. Похоже, целью тех, кто это делал, было замуровать их наглухо и навечно. Судя же по величине и системе укладки завалов, входы эти были достаточно большими, и ширина их почти везде значительно превосходила высоту. О невозможности добраться до них говорило и то, что все они были покрыты слоем пыли, песка и других наносов, а на многих даже росли различные растения. Становилось ясно, что завалы были сложены очень давно, успели слежаться и расшевелить их теперь будет трудно.
– Похоже, что город, в который ведут эти входы, проклят основательно, – сказал я, когда мы обошли их все. – Но что же это за проклятие, кто и за что его наложил? Ты обещал что-то рассказать о нем. Думаю, время пришло.
– Я родился и вырос в этих краях, – начал пояснения старик. – Мальчишкой я слушал рассказы таких же стариков, как я теперь. Они пересказывали легенды, также услышанные ими когда-то, и тех времен, в которые они возникли, даже тогда никто уже не помнил. В те времена Верхний город был истинно великой и великолепной столицей государства, которым правили посланцы каких-то древних богов. Их было очень много, ибо те времена текли бесконечно. Самые могущественные из них как раз и воздвигли себе для перехода в иной мир те грандиозные сооружения, которые находятся недалеко отсюда. Государство под их владычеством и покровительством их богов пребывало в могуществе и процветании. Однако их боги за посылаемую благодать требовали высокую цену. Они не довольствовались даже самыми усердными молитвами, им нужны были жертвы: кому-то хватало зерна, фруктов и чистой воды, кто-то предпочитал нежное мясо животных, а кто-то не признавал ничего, кроме человеческой крови. Эти боги требовали безоговорочного послушания, не прощая даже ничтожных грехов, ропота и отступничества, повелевая своим посланцам-царям жестоко карать ослушников. Цари же, правя от имени богов, были наделены божественной властью над всеми жителями государства, которые являлись, по сути, их рабами. И лишь жрецы занимали особое положение, так как именно и только они могли говорить с богами, донося до них восхваления царей и сообщая царям их волю. Основой власти богов и царей, а также основой могущества и процветания государства был страх перед божественным и царским гневом, беспощадно каравшим любое ослушание. Поэтому все, от самых высоких вельмож до самых низких простолюдинов, проявляли невероятное усердие в исполнении своих обязанностей и воли Высших.
В честь богов в столице и других городах были воздвигнуты многочисленные величественные храмы, в которых жрецы и повелители правили роскошные службы и обряды, совершали жертвоприношения. Сами боги никогда не представали перед людьми, поэтому все обращения к ним осуществлялись через обращения к их изображениям в виде статуй, изваянных по описаниям жрецов, которые уж наверняка знали их облик. Выглядели они почти одинаково: человеческое тело венчала голова какого-нибудь животного, причем область владычества каждого из них никак не была связана с этим животным, его повадками или какими-то особенностями. Но, по крайней мере, их облик был понятен всем людям, и они легко его принимали. Общим же у них было то, что все они были подвластны солнцу, превозносили его и взывали к нему в своих обращениях, упивались даруемой им благодатью. Лики всех богов были озарены и освящены его животворным светом, и все они были неразрывно связаны с ним.
