Все эти кошмарные события, разумеется, беспокоили Высших. Они, конечно, пытались наводить порядок, устраивая облавы на чудовищ и организуя ночное освещение улиц. Но больше всего усердия они проявляли в неустанных повторениях уже давно известного всем запрета, распространяя его на все эти удивительные события. Летописцам же было особенно строго запрещено заносить в скрижали даже далекие намеки на них, а также упоминать о недавних военных походах и обо всем связанном с ними. Вместе с тем спустя какое-то время они начали готовить новый поход. Люди, помня о щедрой плате за военную службу в прошлом, охотно шли в армию. Все повторилось в точности, как и в прошлый раз. Соседи теперь были готовы к вторжению, но оружие и мастерство захватчиков вновь превзошли их силы. Войска фараона проникли даже в дальние земли, захватив еще бо́льшую добычу и опустошив еще бо́льшие территории. Воины вновь получили хорошую плату, а бесчисленные пленные опять бесследно канули во тьму подземелья. И опять в летописи не было занесено ни слова, будто ничего и не было. Но народная память сохранила, усердно пряча от глаз и ушей стражи не только это. И зловещее ночное сияние, и приступы всеобщего гнетущего смятения повторялись, пожалуй, еще чаще, чем после первой войны. Разве что уродливых чудовищ теперь было гораздо меньше, и женщины теперь почти не рождали немыслимых тварей.
С тех пор кровопролитные нападения на соседей стали происходить часто. Каждый из фараонов во время своего царствования считал обязательным совершить одно или два нашествия. Некоторые из них нашли свое отражение в летописях, о других же не было сказано ни слова. Войска фараонов продвигались уже далеко от границ Египта, проникая в далекие земли и переплывая большие водные просторы. Они в конце концов привели к полному уничтожению многих немногочисленных народов, живших поблизости, особенно тех, у кого еще не сформировалось государственное устройство и которые жили отдельными племенами. Они были истреблены в первую очередь. Более развитые соседи пробовали предлагать откуп, но ненасытные фараоны требовали непосильную цену: многие и многие тысячи рабов. Тогда соседи, договариваясь и объединяясь друг с другом, стали оказывать более активное сопротивление, что в конце концов принесло свои плоды. После нескольких значительных поражений фараоны поумерили свою воинственность, производя набеги лишь на тех, с кем легче было справиться. Но таких становилось все меньше, и вскоре почти все они были уничтожены. К тому же народ устал от многовековых кровопролитных войн, и люди уже не изъявляли желания добровольно вступать в войско, а согнанные туда силой, не проявляли усердия в боевых действиях, разбегаясь и сдаваясь в плен при любом удобном случае. Все это привело к уменьшению численности войска и ощутимо сказалось на его мощи.
Тогда властители, словно обезумев, начали уничтожать свой собственный народ. По всей стране начались массовые похищения людей. Нередко за ночь вдруг опустевали целые деревни или городские кварталы. Вооруженные похитители, особо не скрываясь, ночами гнали толпы похищенных по пустынным местностям вдали от дорог, днем же останавливались на отдых вдали от поселений. Все эти толпы стекались к столице и загонялись в те самые лагеря. Однако теперь их обитателей было намного меньше, чем во времена войн. По ночам же несчастных, как в былые времена пленников, отправляли все в то же подземелье. Население страны, хоть и едва заметно, стало уменьшаться. Простых людей вновь охватил ужас. Рассказы о таинственном сиянии и о жутких чудовищах уже не пугали их так, как ожидание в любую ночь быть схваченными и брошенными в эту проклятую бездну, из которой нет возврата. И вновь, словно в ответ на людские мольбы о защите и сострадании, обращенные к властителям, в городах и на многолюдных дорогах зазвучал уже знакомый всем запрет. Тогда люди стали наконец понимать, что им не получить защиты от своих повелителей, что боги, очевидно, за что-то сильно разгневались на них и обрекли на уничтожение. По городам и деревням поползло отчаяние, лишая покоя и сил, сея скорбь и обреченность.
И именно в это время у входов в подземелье вдруг появились первые завалы. Сначала их было лишь несколько. Они возникли, казалось, сами собой, ибо никто не видел, кем, когда и как они были сооружены. Стражники, обнаружившие их ранним утром, сообщили своему начальнику, он – особому смотрителю, и так далее. Фараон, услышав об этом, не поверил даже заверениям своих приближенных, уже увидевших это своими глазами. Когда же, доставленный на место, убедился во всем воочию, он пришел в ярость, повелев немедленно убрать завалы, не оставив и следа, а дерзнувших совершить это преступление достать из-под земли. Тут же на место были пригнаны рабочие, которые начали было разбирать завал, но вдруг с выражением ужаса на лицах замерли, как изваяния. Надсмотрщик лишь безмолвно указал рукой на одну из плит. Все присутствующие, включая фараона, взглянув на нее, обомлели. На ее поверхности столь искусно, как это мог бы сделать лишь очень хороший мастер, был высечен символ верховного бога, а рядом с ним – особые знаки, обозначавшие проклятие богоотступника – одно из самых страшных проклятий этой земли. По воле богов к носителю этих знаков нельзя было не только прикасаться, но и приближаться на определенное расстояние. Всякий нарушивший эту волю, независимо от ранга и положения, объявлялся парией и изгонялся отовсюду, будучи обречен на голодную смерть. Все присутствующие были ошеломлены, даже в глазах фараона на какое-то время застыли смятение и испуг. Однако он первым овладел собой и с раздражением заметил, что это странное место, построенное неизвестно кем явно вопреки воле богов, было изначально обречено на эту участь. И удивительно, что это произошло лишь сейчас, а не гораздо раньше. Он приказал поставить здесь надежную охрану, чтобы никто случайно не нарушил священного запрета, а затем повелел всем разойтись. Однако охрана почему-то была поставлена не только у заваленных входов, но и у всех остальных, что опять повергло людей в недоумение: зачем она нужна у наглухо закрытых незыблемых ворот, да еще после этих слов фараона? Но вслух, разумеется, никто этого не высказал.
Через некоторое время заваленными оказались еще несколько входов, среди которых был и самый большой, а охрана, поставленная у них, бесследно исчезла. Но главное, божественные символы, выбитые, как и раньше, на одной из плит, были вызолочены и располагались так, что солнце освещало их одинаково в течение всего дня, и их яркий блеск был виден издалека. Это явление вновь, и даже еще больше, чем предыдущее, переполошило придворных, а фараон был уже не на шутку встревожен. Ибо этот знак не оставлял никакого сомнения в его божественном происхождении и выглядел весьма красноречиво. После этого происшествия один из советников, набравшись храбрости, деликатно посоветовал фараону повиноваться воле богов и, чтобы заслужить их милость и показать всем единство с ними, самому продолжить начатое ими дело. Фараон с раздражением отверг его совет, хотя и не разгневался. Но через какое-то число дней еще несколько входов в подземелье были невесть когда и как заложены глыбами и обломками плит. Начальнику стражи, правда, бросилось в глаза то, что все заваленные и сейчас, и прежде входы располагались вблизи больших скоплений глыб и обломков, откуда их несложно было дотащить. Однако он ни с кем не поделился этим наблюдением и никому не высказал своих мыслей, которые, возможно, у него появились.
