Тут я заметил, что один из моих друзей внимательно изучает что-то на стене. Я с интересом подошел и увидел аккуратную и изящную нишу. Она имела вид правильного округлого углубления в камне с арочным верхом чуть выше человеческого роста. Прямо в центре ее на высоте головы имелось квадратное отверстие высотой и шириной в пол-локтя, которое черным провалом уходило далеко вглубь. Мой товарищ сунул в него руку с факелом, но ему, казалось, не было конца. «Эй!» – крикнул он в него, и его крик побежал по нему гулким, переливающимся эхом, почти не затухая, и еще долго доносился до нас из каких-то совершенно немыслимых далей. Некоторое время мы стояли перед нишей, изумленные очередным чудом, пытаясь понять ее назначение, затем решили отправиться дальше.
Вспоминая недавнее видение, мы долго не решались переступить незримую черту, отделявшую коридор звуков от центрального зала. Нам упорно казалось, что там, в полумраке, все еще шевелится масса раздавленных тел, а из самых недр земли вот-вот пробьется зловещее сияние по имени Ньярлаат-Тот, чтобы поглотить их, а заодно и нас. Но в конце концов мы двинулись вперед и очутились в этом огромном помещении, которое совершенно отличалось от посещенного нами раньше зала-города. Здесь было абсолютно пусто. Факелы освещали совсем небольшое пространство, доставая лишь до ближайших стен, все же остальное казалось бесконечным царством мрака и пустоты. Однако стоило нам взглянуть вверх, мы заметили, что под самым сводом было немного светлее. От него вниз шли шесть слабых лучей света, которые, впрочем, рассеивались, не достигнув и половины пути. Они были столь жалкими по сравнению с теми, которые показала мне лампа, что я поначалу очень удивился, но потом сообразил, что там, наверху, солнце уже склонилось к закату. Я обратил на это внимание друзей, и мы единодушно решили, что нам пора возвращаться, ибо оставшиеся наверху наверняка уже обеспокоены нашим долгим отсутствием. Решив отложить дальнейший осмотр до завтра, мы хотели было повернуть назад к коридору звуков, но мне вдруг показалось, что я уловил в окружающей обстановке что-то знакомое. Мне показалось, что я вспоминаю путь, которым я пришел сюда тогда, в видении. Я сказал об этом друзьям, и они, разумеется, после всего происшедшего, безоговорочно доверились мне. Сделав все же на всякий случай несколько отметок на стене, мы отправились по пути, который указывала мне моя память. У самого выхода из зала мы наткнулись на знакомый мне изысканной формы столик, на котором под ажурным колпаком покоилась пресловутая полусфера, в самых недрах которой едва теплилось призрачное мерцание. Очевидно, она уже давно не получала достаточной для насыщения порции света.
Я шел, вновь доверившись чувствам, лишь мимолетно отмечая, что с каждым поворотом все лучше и лучше вспоминаю этот путь. Друзья же мои тем не менее тщательно отмечали каждую его веху. И вскоре мы, к великой нашей радости и облегчению, вышли в знакомый коридор, ведущий к заветной двери. Последние наши сомнения рассеялись, когда мы обнаружили на стене оставленные нами знаки. Приближаясь к его концу, мои товарищи заметно замедлили шаг, да и в моих пальцах появилась робкая дрожь при мысли, что сейчас я вновь увижу изображение на камне. Теперь, осветив дверь факелом, в глазах повелителя подземелья мы прочитали насмешливое торжество: еще четверо отсталых существ из этого убогого мира, для которых все увиденное было поистине невообразимым чудом, попали в его сети. Они, вне всяких сомнений, очарованы этими совершенно обычными для его мира мелочами и готовы служить ему за возможность постижения ничтожной части той неизъяснимой мудрости, которая все это создала. И мы с горечью признавались себе, что были не так уж далеки от этого.
Выйдя в погребальный покой, мы с удивлением обнаружили там Ахмеда, который очень обрадовался нашему возвращению. Как оказалось, была уже глубокая ночь и наше долгое отсутствие не на шутку обеспокоило оставшихся в лагере. Понятно, что о сне теперь не могло быть и речи. Все с жадным интересом слушали наш рассказ, и уснуть нам удалось только под утро. Утомленные подземными похождениями, мы проспали полдня, затем стали строить планы дальнейших действий.
После нашего рассказа о чудесах подземелья увидеть их воспылали желанием все, кроме старика. Я предложил друзьям избрать очередность посещения его вместе со мной, чтобы двое все время находились наверху в лагере. Для лагеря поблизости нашлось удобное и укромное место среди построек, незаметное со всех сторон, а строения вокруг него служили великолепными обзорными площадками. Мы решили, прежде всего, основательно запастись провизией и кормом для верблюдов, чтобы как можно дольше не беспокоиться об этом, а затем приступить к основательному осмотру этого удивительного города.
Жители деревни, куда мы все вместе отправились за припасами, были удивлены нашим интересом к древним развалинам, так как для них они, конечно, были самым привычным предметом. Они радушно предложили нам все необходимое, ни о чем не расспрашивая, лишь поинтересовались, где нас можно найти, если это понадобится. Этот вопрос меня удивил и даже слегка насторожил. Но я не питал недоверия к этим людям и подробно описал им дорогу к месту нашей стоянки.
Закупив все, что нужно, мы отправились обратно в город мертвых. Наш проводник пожелал остаться в деревне, сказав, что он получил что хотел, а мы теперь можем обойтись без него. Так что ему там делать больше нечего, а чудеса подземелья его не интересуют. Мы щедро одарили его одеждой и поручили заботам жителей, заплатив за скромное жилище, чтобы у него до нашего возвращения была крыша над головой.
Возвратившись в наш лагерь, мы занялись его обустройством, решив отправиться в подземелье на следующее утро, чтобы в полной мере воспользоваться внутренним освещением. Когда на землю опустились сумерки, налетел ветерок, тоскливо и жалобно завыв в одной из щелей. Это завывание напоминало голос какого-то глубоко несчастного существа, доносившийся откуда-то из бездны, возможно, из самого подземелья. Я озвучил это сравнение, никак не предполагая, что за этим последует. Ахмед вдруг вскочил и крайне взволнованно поведал нам о происшедшем там странном явлении, которое так напугало его, что он побоялся даже рассказать о нем сразу. Ожидая нашего возвращения, он бродил по залу, разглядывая при свете факела рисунки и символы на стенах. И вдруг откуда-то сбоку из темноты прозвучал негромкий, но совершенно четкий окрик: «Э-эй!»
– Душа моя ушла в пятки, – сказал он. – Я, едва не выронив факел, стремительно повернулся на голос, рука же моя без всякого участия воли выхватила кинжал. Я чуть живой от страха метался по всему залу, озаряя его факелом, пытаясь обнаружить того, кто прятался в темноте, пока не убедился, что там никого нет. Тогда я подумал о тайных дверях и проходах, подобных тому, в который вошли вы. Я стал внимательно осматривать стены и вскоре обнаружил отверстие, искусно скрытое в углу. Встав в точности так же, как в тот момент, я определил, что голос донесся до меня именно из этого угла. Я, несмотря на страх, пытался заглядывать в отверстие и даже просовывать в него факел, но оно уходило куда-то очень далеко в толщу камня. При этом мне вдруг стало казаться, что голос этот мне знаком.
Услышав это, мы, все, кто был в подземелье, были изумлены до крайности, ибо сразу поняли, в чем тут дело. Однако мы никак не могли понять, как такое возможно! Хасан, обнаруживший в коридоре звуков отверстие в нише, незаметно подкрался к рассказчику сзади и вкрадчиво протянул: «Э-э-эй!» Тот повернулся, словно уколотый, и ошеломленно воззрился на него. Изумлению его не было предела. Он с огромным волнением выслушал наш рассказ, выразив страстное желание увидеть это место. Он же подал хорошую мысль, если все подтвердится, использовать это чудо для связи. Эта мысль понравилась всем, и мы принялись за подготовку к завтрашнему походу в подземелье.
