Ансгару хотелось сказать что-то резкое, броситься в бой, чтобы доказать, что он на самом деле чего-то стоит. Внутри все похолодело, вдоль спины словно прошла молния, лицо задрожало от нарастающей ярости. Но, к своему собственному удивлению, он просто сказал:
– Понял.
– То-то же. И не думай, что теперь тебе будут делать какие-то поблажки, что можешь ходить, задрав нос. Ты такой же дренг, как и раньше, и хирдманом я тебя никогда не сделаю. Запомни это. А теперь проваливай! Иди, займись делом.
Сгорая от стыда и унижения, все еще трясясь от неизрасходованного гнева, Ансгар вернулся в лагерь.
– Что он от тебя хотел? – поинтересовался Агнар.
– Спроси у него, – резко, сам не желая того, ответил Ансгар. Он не хотел обидеть брата, но и обсуждать с кем бы то ни было свою беседу с Бальдром тоже не хотел. Остаток дня Ансгар оставался мрачным, ни с кем не разговаривал и строил планы, как когда-нибудь поквитается с Бальдром и заставит его взять свои слова назад.
Между тем сам Бальдр вскоре после разговора с Ансгаром вместе с Баргом и несколькими хирдманами покинул лагерь и направился в Альдейгью договариваться с конунгом об условиях найма. Викингам долго пришлось ждать своего хёвдинга, благо солнце, продлевая день, садилось очень поздно. Уже когда стало понемногу темнеть, Бальдр наконец объявился. За ним несли бочонок браги и дичину. Сразу стало ясно, что переговоры прошли успешно. Во всяком случае, Бальдр был очень доволен и теперь рассказывал своему хирду о заключенной сделке. Конунг Рёрик брал дружину викингов целиком и направлял ее в Хольмгард. Там им должны были построить дом. Кроме того, конунг обязался кормить их за свой счет и восполнить недостаток оружия. Это оружие после истечения договора оставалось у викингов. А заключен договор на один год, по прошествии которого хирду Бальдра полагалась еще и плата – дренгам по половине эйрира, хирдманам по полному эйриру. Выдаваться плата должна была не серебром, а мехами. Сколько при этом получал сам Бальдр, он не сказал. После того, как пройдет условленный срок, договор сам собою продлевался еще на год, если не будет возражений с той и другой стороны.
Хирд был доволен сделкой, и по этому поводу тут же устроили пир. Теперь викингов уже ничто не сдерживало – сторожей-данов можно было не опасаться – и они устроили настоящее буйство. Кругом орали, гоготали, жадно жрали мясо и упивались брагой. Только Ансгар сидел мрачнее тучи. Он почти ничего не ел, а лишь медленно цедил хмельное. Ему было непонятно, отчего все так радуются, ведь им предстоит провести в этой чужой земле целый год, неся службу конунгу, лучшие годы которого остались давно позади. И что они получат взамен? Полэйрира мехами? Он и его брат – сами охотники, и, если им потребуется, добудут пушнины, сколько нужно. Единственное, что радовало Ансгара, – это возможность заполучить оружие, да и то еще неизвестно, что им достанется. Впрочем, истинной причиной его скверного настроения была растущая в душе ненависть к своему хёвдингу. Он жалел, что сразу не ответил ему как следует, и теперь оставалось ждать повода, чтобы отомстить обидчику. Зная Бальдра, можно было надеяться, что ожидание не затянется надолго.
Почувствовав, что хмель начинает кружить ему голову, Ансгар, не обращая внимания на возражения друзей, лег и завернулся в плащ. Немного потормошив, от него вскоре отстали. Пир еще долго продолжался, не давая ему уснуть пьяными криками и песнями. Об него даже пару раз споткнулись, но Ансгар словно потерял связь с внешним миром, полностью погрузившись в свои думы.
Неожиданно Ансгару показалось, что он видит какое-то свечение в лесу. Ему стало интересно, и он решил пойти посмотреть. Пир остался далеко за спиной. Ансгар углубился в лес и вдруг вышел на обширную поляну. Посреди поляны стоял огромный ясень, уносящийся своими ветвями в самое небо. Свет же, который манил Ансгара, исходил от листьев ясеня. Четыре оленя – Дайн, Двалин, Дунейр и Дуратрор – объедали листву. Рядом с ними, тоже на земле, но словно выше, стоял еще один олень, Эйктюрнир. С рогов его лились ручейки воды и падали прямо в кипящий котел, а из котла проистекали в разные стороны реки. Ансгар отвел глаза от Эйктюрнира и увидел Хейдрун – козу, которая тоже щипала листья ясеня, а из вымени ее сочилось молоко. Ансгар протянул руку, и ладонь его наполнилась светящейся белизной. Он попробовал ее на вкус и почувствовал, как во рту у него разливается медовая сладость. Вдруг краем глаза он заметил некое шевеление в корнях дерева. Присмотрелся – и отпрянул в ужасе! Там кишели змеи, и эти змеи грызли корни ясеня. Но страшны были не змеи, нет. Среди сплетения змеиных тел Ансгар увидел Нидхёгга – настоящего дракона. Но напрасно Ансгар испугался, ведь дракону не было до него никакого дела. Нидхёгг что-то шипел на ухо большущей белке, изо рта у которой торчали два огромных резца. Выслушав дракона, белка, ловко карабкаясь, вмиг взлетела на самый верх. Ансгар поднял голову и там, на самом верху, узрел мудрого орла, а меж глаз у него – ястреба Ведрфельнира. Белка фыркнула что-то на ухо орлу, и тот издал в ответ грозный клекот. Белка же, выслушав орла, вновь помчалась вниз по стволу дерева к дракону.
Ансгар снова опустил глаза и присмотрелся. Оказалось, что от ствола ясеня отходят три больших корня, идущих в разные стороны. Ансгар пошел вдоль одного из них и вот дошел до источника, бьющего из-под корня. Над этим источником стоял прекрасный чертог, а из чертога вышли три девы – Урд, Верданди и Скульд. Они зачерпнули кувшинами воду из источника и стали поливать корни ясеня. Перед чертогом же раскинулась священная поляна, и откуда-то с неба спускался к ней радужный мост Биврёст. По этому мосту спускались к святилищу сами асы. Они были окружены таким невероятным сиянием, что у Ансгара заболели глаза. Он зажмурился, но свет будто проходил сквозь веки, выжигая зрачки. Тогда Ансгар отвернулся и побежал обратно, пока вновь не оказался у самого ствола ясеня. Тут он решил пойти вдоль другого корня, и тот привел его к высочайшим стенам города. Врата – черные? нет, серые – отворились, из города один за другим стали выходить ётуны, и были они так велики, что если бы один из них обронил рукавицу, то Ансгар смог бы жить в ней, как в доме, да еще и завести семейство. Но Ансгар не желал встречи с великанами и снова вернулся к стволу дерева. Отсюда он двинулся вдоль третьего корня, и чем дальше шел, тем холоднее ему становилось. На поляне, где стоял ясень, росла сочная трава, но здесь, у третьего корня, была зима, и Ансгар шагал по хрусткому снегу. Изо рта шел пар, с каждым мгновением становилось все холоднее. Ансгар почувствовал, что лицо его коченеет и он не может даже закрыть глаза. Тогда он принялся тереть лицо руками и со всей силы зажмурился.
Когда Ансгар открыл глаза, вокруг уже ничего не было. Совершенно ничего – абсолютная пустота. И в этой пустоте распростерлось тело мужа. Ансгар присмотрелся и узнал в нем своего отца. Он хотел подойти и обнять его, но не мог, потому что его самого больше не было. Ансгар сам был пустотой и мог только наблюдать. Вдруг неизвестно откуда на тело набросились три могучих мужа и принялись терзать его, раздирая на части. Ансгар хотел остановить их, но был не в силах это сделать, даже закричать ему не удалось. От отца же его скоро ничего не осталось. Там, где бросили его мясо, возникла земля, где излилась его кровь – появилась вода, кости его легли горами, зубы – скалами, из волос вырос лес, мозги его поплыли облаками над землей, а череп стал небесным сводом. И тогда Ансгар обрел голос.
