В этот круг знатнейших и славнейших ярлов конунга Рёрика и был приглашен Ансгар. Он стоял, не очень понимая, что должен делать, смущаясь и злясь на себя за это. Ему было жаль, что рядом не оказалось брата и друзей. Лучше бы конунг наградил его перед собранием всех воинов, но Рёрик почему-то решил отличить его перед лицом знати, а к знати Ансгар относился с предубеждением. Потому он и чувствовал себя столь неуютно в этой компании. Но было и другое. Глядя на всех этих людей, Ансгар понимал, что за каждым из них стоит множество воинов, гораздо больше, чем у того же Бальдра. А совокупно это была огромная сила, такая, что Ансгар с трудом себе ее представлял. Но если бы она оказалась в его власти – о! он точно знал бы, что с ней делать. Он пошел бы войной на свеев и отомстил бы за свой народ и своего отца! Но ныне вся эта сила находилась в руках другого человека – человека, который сейчас восседал на троне, собираясь произнести речь.
– Славные мои ярлы! – громогласно начал Рёрик. – Оглянитесь! Оглянитесь вокруг, и вы увидите, как вас много. И еще столько же не смогло явиться, ибо широка земля моя, и всюду – от Нево до верховьев Днепра, от Изборска до Белого Озера – требуется догляд, – ярлы согласно закивали головами, – но я помню те времена, когда только верный друг моего отца, старый Фроди, ходил со мною, называясь моим ярлом, – при этих словах седой как лунь Фроди важно поклонился, – победы мои и слава привлекли других, и стали вы стекаться под мою руку со всех концов Нордланда и Вендланда, и никому я не отказывал, с каждым делился добычей и брал в свой совет, ибо всегда понимал, что в вас моя сила! – Ярлы довольно загудели. – Без вас так и бродить бы мне бездомным секонунгом
[73] с малой дружиной по морским просторам. Без вас не стать бы мне никогда тем, кто я есть теперь! Это правда, острая, как лезвие моего меча! – Радостный шум среди ярлов поднялся еще громче, и Рёрику, дабы быть услышанным, пришлось почти прокричать: – Но у моего меча два лезвия! И есть другая правда! – Тут ярлы притихли и насторожились. – Правда и то, что без меня не получили бы и вы тех богатств, которые теперь имеете, всех этих рабов, и скот, и утварь, и оружие, и меха. Уж не говорю о том, что некоторые из вас вовсе не были ярлами, покуда я их не возвысил.
– Это правда! – воскликнул Асмунд. – Мы возвысили тебя, а ты нас! Слава конунгу Рёрику!
– Слава! – не очень дружно подхватили прочие.
– Слава и моим ярлам! – возгласил Рёрик, но тут же поднял руки, давая понять, что он еще не закончил и не след прерывать его речь. – Я всегда помню, кому и чем обязан, и нет никого, кто мог бы обвинить меня в неблагодарности. Однако, увы, не так среди вас.
Ярлы недовольно зашумели.
– Почто подняли голоса? – строго вопросил Рёрик. – Разве не знаете вы, что сотворилось этой ночью? Разве не ведомо вам, что этой ночью приходили убить меня и моего сына?
– Разве наша в том вина? Разве мы посылали убийц? Уже ли почитаешь нас изменниками? – одновременно послышались возмущенные голоса Адальмунда, Крука и Ратмира, и их поддержали остальные.
– Может, и вы, – сурово свел брови конунг, – пока я этого не знаю. Но будьте уверены, скоро узнаю.
Рёрик обвел глазами собрание. Со всех сторон на него смотрели насупленные взоры. Тогда он немного помягчел ликом:
– Славные мои ярлы! Я не хочу обвинять вас всех скопом, ибо знаю: большинство из вас преданы мне и никогда не пошли бы против меня. Но горько мне оттого, что среди вас, ближней моей дружины, завелся изменник. Горько мне оттого, что, забыв о совместных воинских трудах, кто-то из вас поднял на меня руку! Горько оттого, что теперь должен я подозревать каждого из вас и тем оскорблять, хотя знаю, что почти никто этого не заслуживает.
– Назови нам его имя, и мы сами разорвем его в клочья! – снова подал голос Асмунд.
Не желая отставать от него, загомонили и другие.
– Если бы только узнал, кто это, вырвал бы ему сердце и поднес тебе, Рарог! – протрубил Крук, показывая руками, как будет рвать грудь изменника. Ансгар меж тем отметил про себя, что венды и вправду кличут конунга по-своему.
– Это слишком легко! Надо бы поотрубать ему руки-ноги да оставить свиньям на съедение, – веско заявил Бергтор.
– А может, не стоило бы вовсе его убивать? – лукаво сощурился Викар. – Выкололи бы ему глаза, вырезали язык, оскопили бы, да и пусть ходил бы себе, чтоб, смотря на него, другим неповадно было.
– Нет! Только смерть! – как-то странно растягивая слова, пропел Оцо.
– В муравейник его голым задом!
– Порвать лошадями!
– Утопить!
Ярлы принялись состязаться в кровожадности, придумывая все новые и новые способы казни. Некоторое время конунг молча за ними наблюдал, но рот его растянулся хищным оскалом. Ни следа недавней болезни не было на его лице. Кажется, он был доволен. Правда, не все ярлы проявляли одинаковый пыл. Венды большей частью помалкивали, только Крук надрывался, таращил глаза и слал проклятия изменнику. Оцо-Бьёрн говорил за всю чудь и весь, остальные только кивали головами. И даже среди нордманов нашлись такие, кто не стал играть в эту странную игру: Йоар всем видом показывал, что ему скучно, Наттфари тихо посмеивался из своей тени, старый Фроди только кряхтел и качал головой.
Ансгар уже перестал понимать, зачем он здесь, когда, в конце концов, конунг вспомнил о нем.
– Довольно! Вижу я, что и вправду среди вас не может быть изменника, – проговорил он. Ярлы замолчали, лица их прояснились. – Но, славя вас, мои ярлы, я не забываю и о том, что ваша, как и моя, власть и сила покоятся на плечах наших воинов. И ныне я сижу перед вами живой и невредимый, и жена моя качает в люльке сына моего только потому, что среди воинов, среди простых дренгов в эту ночь нашелся один, который заметил неладное, выследил наймитов и убил их. Я говорю о молодом Ансгаре из дружины Бальдра. Ансгар, подойди сюда!
Ансгар, который до этого тихо стоял в дальнем углу двора за чужими спинами, прошел между расступившимися перед ним ярлами и направился к трону. Рёрик поднялся и сделал пару шагов ему навстречу. Он приобнял Ансгара за плечи и повернул лицом ко всем.
– Нет той награды, которой я смог бы отплатить тебе за твой подвиг! – громко возгласил конунг, – но должен отличить тебя среди прочих, дабы, глядя на тебя, и другие служили бы мне верно, ибо каждому я воздам по заслугам. Мне ведомо, Ансгар, – уже спокойнее продолжил Рёрик, – что у тебя добрый меч, я заприметил его еще тогда, когда ты бился с Хельги. Такой меч должен висеть на дорогом поясе, а не на перевязи.
С этими словами конунг сам опоясал Ансгара кожаным наборным поясом. Этот пояс не столько обтягивал талию, сколько висел на бедрах, но был невероятно красив. Череда пластинок шла по всей его длине, отливая серебром, а на каждой пластинке был рисунок, и не было ни одного похожего. На одном лучник натягивал тетиву, готовясь пустить стрелу в бегущего оленя, на другом воины с копьями стремились поразить друг друга, на третьем драккар причаливал к берегу и на носу его гордо возвышался секонунг. Волнуясь и торопясь, Ансгар перевесил меч на свой новый пояс. Он был счастлив – что-то теперь скажут брат и друзья, когда увидят такую красоту! Но это было еще не все.
