– Кто с тобой?
– Друзья, – выдавил проводник.
«Глазок» в двери отсутствовал… точнее, его не было видно, но хозяйка Погреба прекрасно видела площадку и всех присутствующих. И холодно распорядилась:
– Пусть они уйдут.
– Мария Фёдоровна… – попытался заныть Мика, но был грубо прерван:
– Я всё сказала!
Сапёр понял, что настал его черёд вести переговоры, подошёл к двери, оттерев Мику плечом, и негромко спросил:
– Знаешь меня?
– Братство? – чуть помолчав, уточнила старуха.
– Да.
– Всё равно уходи.
Он знал, что услышит, а Мария Фёдоровна догадывалась, как ей ответит истребитель:
– Отдай грешника, и я уйду.
– Не могу.
– Я не прошу, я приказываю, – по-прежнему тихо и почти равнодушно произнёс Сапёр. – Ты спрятала зверя, виновного в смерти моего друга. Тебе придётся его отдать.
– Нет…
Выстрел прозвучал громом.
Братство «Mortem Monstrum» существовало много веков и накопило достаточно знаний об Отражении. Сапёр не мог самостоятельно добраться до двери Погреба, но хорошо знал, как её прострелить, и первый патрон в его пистолете был особым – именно для этой двери. А целиться не требовалось – Сапёр стрелял на голос. Тяжёлая пуля пробила крепкое полотно и вонзилась Марии Фёдоровне в голову.
– Зачем?! – взвизгнул проводник.
И тут же захрипел – Рваный ударил Мику ножом в шею. Потому что в данном случае оставлять свидетелей было нельзя. Мика постоял, булькая кровью, затем повалился на пол. Чтобы тело не мешало, Рваный толкнул его в угол. А над проходом уже колдовал Классик: заложил в замочную скважину заряд взрывчатки, а после громыхнувшего взрыва распахнул дверь ударом ноги.
Сапёр перешагнул через тело старухи и уверенно направился к клетке.
Его, чистокровного органика, серебро не беспокоило.
* * *
«Получается, меня подставили? Получается, мою жизнь порвали в лоскуты из-за таланта, который с тех пор ни разу не проявился? Меня подставили из-за того, что я умею управлять отражениями. Только из-за этого! Из-за проклятого таланта! Меня превратили в инструмент и разбудили зло, что дремало внутри… Растоптали мою любовь и заставили отказаться от Германа… И всё из-за того, что я умею управлять отражениями?! Из меня сделали ведьму и окунули в грязь. Заставили сотворить все те мерзости…
Ненавижу!
Я могла не поддаваться!»
И ведь действительно – могла. У неё была возможность отказаться от мести, стерпеть унижение и счастливо жить с Германом, не зная ни силы, ни грязи. У неё была возможность остаться собой и видеть на поверхности реки только отражения, а не их мир. Не вторую половинку Вселенной, что прячется в каплях дождя и едва заметной тенью сопутствует миру Дня.
Не видеть её!
Её прежний мир был не полным, в нём не хватало массы отражений, но она считала его настоящим. И таким он был для неё.
«В том мире я была собой!»
И могла оставаться собой, но не сумела превозмочь гордыню.
«Гордость!»
Нет, всё-таки гордыню, потому что гордость требует благородства, а не крови. Гордость – это умение не сдаваться, а не желание отомстить. Гордость делает сильной, а гордыня ведёт в никуда.
«Я сильная!»
Да.
Ещё она красивая, умная, сексуальная, обладает властью и… и каждую ночь рыдает в подушку, вспоминая, чего лишилась. Рыдает, чувствуя себя страшно одинокой в огромном, абсолютно чужом мире. В мире, где она красивая, умная, сексуальная и обладает властью. В мире, который она ненавидит так люто, как может ненавидеть женщина, прошедшая через Тьму.
В мире, который ей подарил Гаап.
«Я сильная… Я ошиблась… ошиблась тогда, но я всё исправлю. Обязательно исправлю!»
Ксана посмотрела на рабыню, которой она свернула шею, бросила взгляд на уткнувшегося в руль шофера – ему она пробила затылок, вышла из машины и остановилась, холодно глядя на роскошный фасад знаменитого клуба «Гастрономический оргазм».
* * *
– Мария Фёдоровна не отвечает! – угрюмо сообщил Кирилл, убирая телефон в карман и тут же снова доставая – быстрым, нервным жестом.
– Позвони ещё раз, – предложил Машина.
– Я уже десять минут названиваю! – Амон топнул ногой. – Чёрт! Чёрт! Чёрт!
Главная проблема заключалась в том, что осторожная старуха постоянно меняла путь к Погребу, и без предварительной договорённости к ней невозможно было попасть.
– Должен быть выход!
– Скорее, вход, – хмыкнул Ермолай.
– Тебе смешно? – поднял брови Кирилл.
Рыжий открыл рот, собираясь отпустить какую-то шутку, но посмотрел Амону в глаза и передумал.
Кирилл – и это стало для Покрышкина полной неожиданностью – воспринял происходящее очень лично и очень болезненно. Посчитал себя ответственным за любые последствия, связанные с появлением в Погребе Ольгина, сильно переживал за старуху и набирал её номер всё то время, пока одевался и готовил оружие.
– Как вариант, можно обратиться к Авадонне, – подумав, сказал рыжий.
– Почему к нему? – не понял Кирилл.
– Вдруг у грешников есть способ добраться до Погреба?
– Думаешь, такое возможно? – Амон вновь взялся за телефон.
– Не знаю, возможно ли, но других идей у меня нет, – честно ответил Машина.
Они вышли из квартиры, Амон с силой захлопнул за собой дверь, сделал два шага к лестнице, но остановился и развернулся к стене, уставившись на металлическую дверцу.
– Что случилось? – поинтересовался Ермолай.
– В моём доме нет лифта.
Для трёхэтажного особняка постройки XIX века это приспособление действительно выглядело излишним.
– Кажется, кто-то узнал о нашей проблеме, – пробормотал рыжий.
Он сделал шаг в сторону, поправил рюкзак и прищурился, размышляя, не запустить ли дрона? Решил не торопиться.
– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался Амон.
– Не будем забегать вперёд. – Покрышкин нажал кнопку вызова, а когда в окошке появилась освещённая кабина и Аристотель распахнул дверцу, вежливо улыбнулся: – Здравствуйте.
– Добрый вечер, господа, – ответил на улыбку лифтёр. – Собрались прогуляться?
– Хорошая погода, – объяснил Машина. – Особенно под землёй.
– Там никогда не бывает дождей.
– Нам нужно в Погреб.
– Прошу, входите, – Аристотель посторонился, пропуская друзей в кабину, и, правильно расшифровав вопросительный взгляд Амона, объяснил: – Я делаю это не потому что вы мне нравитесь, Кирилл, хотя вы мне нравитесь. У меня действует договор с Марией Фёдоровной: последний клиент имеет право пройти в Погреб.
