– Где Иннокентий сейчас?
– Уехал с Порчей.
– К ней?
– Я ещё не проверял, – соврал Авадонна. А чтобы собеседник не сосредоточился на ответе, тут же спросил: – Интересно, как мог Иннокентий узнать о Безликом?
– Иннокентий приехал не за Безликим, – выдержав паузу, сообщил Гаап.
– Откуда знаешь? – удивлённо повторил вопрос Ястребиного карлик – заявление собеседника стало для него неожиданностью.
– Не только у тебя есть информаторы, – самодовольно произнёс Гаап, но на вопрос ответил: – Молох велел Кроссу отыскать Мастера Камнетёса.
– Скульптора?
– Письменника.
Изумлённый Авадонна не удержался – присвистнул:
– Письменник пропал?
– Да, – подтвердил Гаап.
– В Москве?
– Его ищут по всему Отражению… Неужели не слышал?
– Нет.
– Об этом помалкивают, – сообщил Гаап, безумно довольный тем, что наконец-то умыл всезнайку-карлика. – Письменник исчез в Европе вскоре после гибели Древних, и Молох считает, что эти события связаны.
– Я бы тоже так считал, – проворчал Авадонна. – Почему Молох прислал Иннокентия к нам?
– Кросс объездил весь континент. Москва – его последний пункт.
– А у нас как назло пропала Учётчица… Это обстоятельство наверняка вызовет подозрение Молоха.
– Я тоже об этом подумал, – согласился Гаап. И приказным тоном закончил: – Авадонна, обеспечь постоянную слежку за Иннокентием. Не хочу, чтобы он помешал нашему замыслу.
– Даже если Иннокентий прибыл в Москву по другому делу, он всё равно прознает о Безликом, – угрюмо произнёс карлик. – Это не случайность, а промысел.
* * *
Нелегко приходится органику, человеку, питающемуся светлой энергией Дня, в переполненном Тьмой мире. Там, где Зло со вкусом догрызало последних противников, обращая на свою сторону даже лучших, высших, имеющих силу бороться, но жаждущих больше, чем готов дать День. Все думали, что после грандиозной Битвы Богов состоится не менее страшное сражение между органиками и грешниками, между Днём и Тьмой, но Первородные оказались хитрее. Они поддались, пустив органиков в города, отдав им реальную власть и признав День равным. Первородные сказали, что следующая Битва уничтожит планету и нужно учиться жить рядом. Органики согласились, потому что принципалы не поняли очень важную вещь: грешники измениться не могут.
И с тех пор мир стал темнеть.
Не быстро, чтобы не смущать высших органиков, но неотвратимо, и сколько Бри себя помнила, вокруг постоянно становилось темнее, жёстче и злее. Мир безжалостно выворачивал обитателей наизнанку, бормоча: «Ну, потерпи, потерпи, обязательно станет лучше…» Но лучше не становилось. А после того как мимо Земли промчалась Проклятая Звезда, окунув планету в бурные потоки Ша, Отражение окончательно рехнулось. Показалось, что гнусная порча сожрала пыльное зеркало, отравила амальгаму ядом подлости и теперь кривляется с той стороны, показывая исключительно чудовищ.
Но это, как выяснилось, были цветочки…
Неожиданная и необъяснимая гибель Древних, которых Бри ненавидела всей душой, заставила мир покатиться в тартарары с удвоенной скоростью: баалы готовили войну, принципалы не мешали, о богах, после Битвы, никто не слышал, и остановить приближающийся Армагеддон оказалось некому.
Мир темнел на глазах, и особенно города, которые изначально Ша, потому что камень особенно красив во Тьме. Чернела даже Москва, хотя считалась одним из самых «органичных» городов, ибо местные принципалы традиционно держались с баалами на равных.
Раньше.
Теперь всё менялось, и Бри старалась держаться подальше от больших городов, предпочитая жить ближе к природе, благодаря чему накапливала больше сил и выглядела гораздо лучше, чем жители камня. Выглядела так хорошо, что молодой пограничник не удержался и с улыбкой спросил:
– Надолго к нам?
Спросил по-русски, позабыв, что держит в руке американский паспорт. А задумавшаяся Бри машинально ответила:
– На неделю.
Совсем без акцента. И они замолчали, глядя друг на друга.
– Я – журналистка, – улыбнулась пришедшая в себя женщина. – Прислали в командировку.
– Понятно, – пограничник улыбнулся в ответ, и из его взгляда исчезла подозрительность.
Всё-таки хорошая внешность – лучший аргумент для прохождения границы. А с внешностью у Бри всё было в порядке: среднего роста, с прекрасной фигурой, она обладала удивительно приятным, открытым лицом, располагающим к себе с первого взгляда. И влюбляющим в себя с первого взгляда. И не только влюбляющим: лицом Бри владела мастерски, могла одной лишь мимикой отогнать бандита или заставить судорожно забиться сердце закоренелого гомосексуалиста.
– Добро пожаловать в Россию.
– Я обожаю вашу страну, офицер.
Она улыбнулась и прошла через открывшуюся калитку.
Ей действительно нравилось бывать в Москве, но она ни разу не приезжала сюда без дела. Вот и сейчас её связывал контракт – странный, опасный, но необычайно выгодный.
Заказчик контракта пожелал остаться неизвестным, но это его право. Бри не знала, за что он так зол на грешников, но это тоже было его право. И её право. Бри ненавидела Первородных – без исключения, от всей души, и с радостью согласилась на контракт, от которого любой другой органик бежал бы со всех ног.
Авадонна знал, к кому обратиться.
* * *
«Как так получилось? Почему?!»
Чуть позже, задавая себе этот вопрос, Фёдор лишь качал в ответ головой, искренне не понимая, какая сила заставила его поступить именно таким образом, но в тот день происходящее казалось Горелову естественным.
Поэтому всё получилось само собой.
Как это бывает у нормальных взрослых людей.
Они долго разговаривали с Наиной за столиком кафе. Ну, как разговаривали: он изливал душу, она слушала, не перебивала и лишь изредка вставляла вопросы и замечания, мягко поддерживая беседу. Наина умела слушать, и в какой-то момент Фёдор поймал себя на мысли, что очень давно не выговаривался, не делился искренне тем, что накипело и наболело. Подумал, и ему стало хорошо. Как в тот момент, когда Наина взяла его за руку…
Так же хорошо…
Непонятно, почему…
Рассказ Горелов начал с самого страшного, прошептал: «Она хотела умереть! Честное слово! Сама направила нож себе в сердце! Но кто мне поверит?» Вздохнул, с трудом удержав в горле комок – при воспоминании о смерти Алисы ему хотелось плакать, – сбился и начал говорить о семье, о том, как ценит Оксану, детей и как боится их потерять. Потом вновь перескочил на Алису, назвал себя подонком и предателем, снова едва не заплакал, хотел заказать водки, но передумал и продолжил говорить.
