– Не уверен, что у вас получится с ней разобраться.
– Не надо меня задирать, Кирилл Амон, я знаю, что ваш случай – вызов для меня, и готова его принять. Если у меня получится вернуть вам память, вы заплатите сто полных золотых любой чеканки.
– Почему так дорого? – возмутился Машина.
Кирилл уже заметил, что рыжий достаточно прижимист.
– Потому что я не знаю, что увижу в голове вашего друга, Ермолай, – объяснила женщина. – И никто не знает. Возможно, это меня напугает. Или убьёт.
– И вы просите всего сотню золотых? – рассмеялся Амон. – Всего сотню за то, что может вас убить?
– Это приятный бонус, Кирилл Амон, мне интересно побывать в вашей голове.
– Даже если это вас убьёт?
– Даже если так.
– Хорошо, побывайте. – Кирилл уселся в кресло. – Я готов.
– Оставьте нас, – распорядилась Татум, потирая пальцами виски.
– Я побуду здесь, – коротко ответил Машина.
– Зачем?
– Чтобы быть уверенным, что всё будет в порядке.
Присутствие свидетеля в планы Зур не вписывалось, но поскольку приказывать Покрышкину она не могла, пришлось уговаривать:
– Уважаемый Ермолай, скажите, как вы поймёте, что всё в порядке? – с иронией осведомилась Татум. – Вы ведь ничего не смыслите в гипнозе. Но оставшись в комнате, способны помешать.
– Машина, пожалуйста, – попросил Амон. – Только я и она.
– Я буду в коридоре, – рыжий зло прищурился на Зур и закрыл за собой дверь.
– Начнём? – усмехнулся Кирилл.
– Почему вы думаете, что мы уже не начали? – рассмеялась в ответ Татум. И резко сбросила капюшон, вперившись в Амона огромными фиолетовыми глазами. – Возможно, наш разговор выдуман, и на самом деле вы давно спите в кресле, а я препарирую ваш мозг.
– Это так? – небрежно осведомился Кирилл.
– А как вы думаете?
– Я не думаю… Я вижу…
* * *
А в следующий миг Амон увидел себя – в клетке из мощных, в руку толщиной, чёрно-белых прутьев. Клетка парила в нигде, пребывая в хрупком равновесии между омутом тёмной воды и бесконечностью лазурного неба, а Кирилл парил в ней – не касаясь прутьев, – рассматривая отражения себя во Тьме и Свете.
– Что я вижу? – спросил себя Кирилл.
Но услышан не был. Ему не с кем было говорить, потому что зверь, сидевший в нём, был им и не годился в собеседники.
– Что я вижу в отражениях?
– Жизнь, – прошелестел ответ из-за предела мира клетки.
Это говорила Зур.
– Я хочу видеть свою жизнь, – сказал Кирилл.
– Сейчас твоя жизнь занята – её смотришь ты и никому не позволяешь видеть.
– Но я её не вижу!
– Тогда спроси о ней меня, – предложила Зур.
– Зачем?
– Когда ты спросишь, я увижу твою жизнь твоими глазами.
– С чего началась моя жизнь? – немедленно поинтересовался Амон. Ему показалось, что это будет важный вопрос.
Тишина.
Но Кирилл понял, что его глаза видят. Нет… не его глаза, а его глазами… видит не он… он лишь понимает, что видит, но не понимает, что видит… он…
– С чего началась моя жизнь?
Тишина.
– Татум!
Тишина.
– Ответь!
– Ты был рождён старым… – прошелестело вновь.
– Что?
– Твоя вторая жизнь…
Тишина.
– О чём ты говоришь? Точнее!
– Древние не могли тебя убить, потому что… – Зур снова замолчала.
– Татум!
А потом случилось вот что: парящий в клетке Амон неожиданно приблизился, повернулся, посмотрел на парящего в клетке Амона, глазами которого смотрела Зур, и очень холодно сказал:
– Тебе запрещено знать меня, грешница.
И Кирилл понял – что-то пошло не так.
* * *
«Я знаю, ты мне не веришь, – сказал Иннокентий. – Я тоже далёк от того, чтобы считать тебя подругой, но сейчас я в тебе нуждаюсь и потому отдам один из ценнейших оставшихся у меня приборов».
«Кандалы?» – изумилась Бри.
И лишь потом поняла, насколько хитрое устройство пряталось под их личиной.
Она отняла их от решётки, расцепила, перекрутила цепь, вновь сцепила наручники, встряхнула и улыбнулась, увидев, что цепь затвердела, превратившись в клинок.
«Батарейка старая, заряд держит плохо, так что у тебя есть два, может быть, три удара…»
Но Хамелеон хватило и двух. Первым она снесла замок в своей клетке, а вторым – перерезала каменного стража. И направилась к подъёмнику, слыша за спиной похотливые стоны измученного воздержанием сатира.
* * *
Татум завизжала так, что у Машины заложило уши.
– Я никому ничего не скажу! – завизжала отчаянно, разрывая голосовые связки. Завизжала, как в последний раз. – Ты сам этого хотел!
– Открой! – Ермолай подскочил к двери и пнул её ногой. – Пусти! – Он не ожидал, что дверь окажется закрытой, и слегка растерялся. – Открой!
Подоспели охранники, заколотили тяжёлыми кулаками, и через пару секунд дверь им ответила. Татум резко и с необыкновенной для своего сложения силой распахнула её, и твёрдое деревянное полотно врезалось Ермолаю в лоб.
– Чёрт!
Машина отлетел в сторону и машинально закрыл лицо руками. Но на него никто не обращал внимания.
– Он убьет меня! Спасите!
Зур вихрем вылетела в коридор и помчалась в зал приёмов.
– …ть! – С чувством произнес Ермолай, поднимаясь на ноги.
Сделал шаг, намереваясь последовать за хозяйкой театра, но услышал короткий, полный боли хрип, краем глаза увидел рухнувшего на пол охранника – на его животе расплывалось кровавое пятно, – и отскочил, сообразив, что дело плохо.
Из комнаты появился Амон. Спокойный, немного медлительный, но очевидно целеустремлённый. В его левой руке Машина разглядел окровавленный меч и понял, что зверь на что-то разозлился.
* * *
Иннокентий знал, где находится подъёмник, поэтому быстро разработал самую примитивную из всех возможных легенду: «Я ищу туалет», пару раз отрепетировал её, пока добирался до коридора, и не сомневался, что произнесёт фразу предельно искренне.
По правилам, гости с оружием в Театр не допускались, но Кросса это обстоятельство не смущало, он рассчитывал встретить в коридоре двух-трёх охранников и забрать оружие у них. Ну а дальше будет легче.
И в целом Иннокентий не ошибся. Охранников оказалось двое, вот только они не наблюдали за порядком, а лихорадочно колотили в запертую дверь. А за их спинами, дальше по коридору, Кросс разглядел подъёмник и группу мужчин в чёрных плащах, быстро двигающихся в противоположном от него направлении, вглубь подземного лабиринта.
