Встав за свою конторку, Дипак покашлял, привлекая к себе внимание.
— Это я украл ожерелье, — заявил он.
— Что вы несете? — всполошился профессор. — Никогда не поверю, что это сделали вы, Дипак. Бессмыслица какая-то!
— Не вмешивайтесь! — прикрикнула на него миссис Уильямс. — Пусть говорит.
Дипак выложил все, что наболело, внятно объяснив причины, якобы толкнувшие его на этот поступок: разочарование, уныние, охватившее его из-за намерения жильцов заменить его пошлым механизмом, унижение, которое он испытал, когда его обвинили в порче деталей. С ним обошлись как с пустым местом, несмотря на его преданность; обитатели этого дома, ради которых он был готов всем пожертвовать, продемонстрировали, что им на него плевать. А раз так, то почему не прихватить то, что плохо лежит? Кража ожерелья не разорила бы миссис Коллинз: у нее есть страховка. Но какой страховкой он обеспечит старость своей супруги? Зарплатой за год?
— Наверное, мне следовало бы раскаяться в содеянном, — продолжал он, — и добиться таким образом смягчения наказания, но я не испытываю угрызений совести. Более того, мне приятно отплатить вам той же монетой. Монета — это как раз то, к чему сводится ваша благодарность.
Дипак снял фуражку, аккуратно сложил плащ на крышке конторки и протянул инспектору руки.
Пильгес достал из кармана наручники, но надевать их на Дипака не стал.
— Это лишнее, наденем перед участком. — И он крепко взял Дипака за руку.
Жильцы наблюдали, как лифтер садится на заднее сиденье полицейского автомобиля. Они были так ошеломлены, что высыпали под козырек, чтобы проводить взглядами машину, удалявшуюся в сторону Вашингтон-сквер-парка.
Вернувшись в холл, миссис Уильямс болезненно поморщилась.
— Не говорите мне, что все начнется снова и что днем нам придется подниматься к себе пешком!
У профессора Бронштейна зазвонил телефон.
— Если я опоздаю на студию, меня уволят! Ну и что, что дождь? Если надо, я поеду на метро. Умоляю, папа, попроси Дипака за мной подняться!
Профессор нашел единственный способ помочь дочери — обратиться за поддержкой к соседям.
— Если в этом доме еще сохранились остатки человеколюбия, то мне понадобятся добровольцы, чтобы помочь Хлое.
Первой на призыв откликнулась миссис Коллинз.
— Мало вам того, что сейчас произошло? — воскликнула она. — Живее, все наверх!
Ее властный окрик мобилизовал армию поддержки. К двинувшейся вверх по лестнице процессии примкнули даже Уильямсы.
Вскоре Хлоя услышала оглушительный стук в дверь ее кухни.
Все действовали вразнобой, поэтому спуск происходил в полном беспорядке. Это был форменный хаос. Отец донес дочь до пятого этажа, там его сменил Зелдофф. Кресло тащила мадам Леклер, ей помогала миссис Уильямс, которая вцепилась в колесо, за что получила нагоняй от миссис Коллинз, заявившей, что от нее нет никакого толку. Ее, блаженно улыбаясь, сменила миссис Зелдофф. Моррисон, разбуженный гвалтом, вывалился на площадку в одних трусах и задал вопрос, которого не следовало задавать: что случилось с Дипаком?
Когда они спустились на третий этаж, миссис Уильямс, не в силах отказать себе в удовольствии, заявила, что ее подозрения оправдались и вот наконец Дипак сознался в краже.
Хлоя на подступах ко второму этажу высказала свое возмущение:
— Этого быть не может! Как вы это допустили, неужели вам не стыдно?!
Они наконец спустились вниз, Уильямс усадил Хлою в ее кресло. В холле повисло тяжкое молчание.
— Она права, нам должно быть стыдно, — проговорила миссис Коллинз. — Кто из нас способен хотя бы на секунду поверить, что Дипак — вор? Он оговорил себя из гордости, потому что мы его оскорбили.
— Или чтобы выгородить племянника! — прошипела миссис Уильямс.
Все посмотрели на нее так, что у нее пропало всякое желание продолжать.
— Что ж, — сказала Хлоя, — раз мы сошлись во мнениях, наш долг — вытащить его из этой крайне неприятной ситуации. Общее собрание в шесть часов на девятом этаже! Пусть кто-нибудь предупредит мистера Грумлата. Если бы не он, до такого бы не дошло. А вы, мистер Моррисон, наденьте, пожалуйста, брюки.
Никто не посмел усомниться в праве Хлои первой сесть в такси.
В полдень на телефон Санджая пришло сообщение, испортившее ему остаток дня: «Сегодня вечером увидеться никак не получится. До завтра. Целую. Хлоя».
Явившись в дом № 12 по Пятой авеню в семь часов вечера, впервые даже раньше назначенного времени, он удивился, что в холле никого нет. Отсутствие дяди его встревожило. Тревога усилилась, когда он увидел, что лифт стоит на первом этаже и входная дверь дома не заперта. Он ринулся вниз, заглянул в чулан, позвал Дипака — все тщетно. Тогда он помчался на девятый этаж.
Дверь ему открыл Бронштейн. Из гостиной доносились голоса.
— Мой дядя у вас? — спросил запыхавшийся Санджай.
— Подождите здесь минутку, пожалуйста, лучше пусть она вам все объяснит, — ответил профессор.
Вскоре в коридоре появилась Хлоя. Она рассказала, что произошло утром, и, не дав Санджаю переварить услышанное, заверила его, что в невиновности Дипака никто не сомневается, как и в причинах, заставивших его сделать такое признание. Теперь соседи разрабатывали план его спасения.
— Он проведет ночь в камере? Вы понимаете, что он этого не переживет? — вскричал Санджай.
Хлоя взяла Санджая за руку.
— Не подумайте, что я хвастаюсь, но мне кажется, я знаю его лучше, чем вы, — по крайней мере дольше. Дипак навлек на себя кару, чтобы выразить свой гнев. Перед самым вашим приходом мы сообщили в полицию, что он не виновен и что мы нашли преступника.
— Кто этот мерзавец? Я ему шею сверну!
— Все несколько сложнее…
— Я должен предупредить тетю. Если муж не вернется вечером домой, она с ума сойдет от волнения.
— Вас опередили. Теперь ваша задача — оказать ей поддержку. Я только что ей звонила, она уже мчится в полицейский участок.
Миссис Зелдофф высунула голову в коридор.
— Хорошо, что вы пришли, я как раз собиралась к себе. Будьте добры, спустите меня на третий этаж.
Санджай испепелил ее взглядом и вышел, ничего не ответив.
Хлоя догнала его на площадке:
— Все ведь будет хорошо?
— Они его не заслуживают!
— Сегодня они это поняли. Когда все уладится, я охотно поужинаю с вами.
Санджай кисло улыбнулся и поспешил вниз.
Лали обосновалась на скамейке в участке. Дежурный полицейский устал повторять, что ей нельзя здесь оставаться, но в ответ слышал одно и то же: «Заприте меня в камере, хочу разделить участь мужа!» В конце концов бедняге пришлось отступить. Пусть ночует в участке, если ей пришла такая блажь, ему-то что?
