Однако фигура заговорила женским голосом, низким и строгим:
– Самюэль! На кроликов с луком не охотятся, на них ставят силки. Мы тебе уже говорили. Побереги стрелы для оленей и не балуйся с ними подле моего дома.
Английский явно родной, с ритмом почти как в аппалачском или ирландском.
Далекий голос, мальчишеский, принялся жалобно оправдываться.
– Самюэль, ничего такого ты не видел, это твое дурное воображение снова разыгралось. Ты не слушаешься. Ступай к матери.
Пауза.
– Ступай к матери, тебе говорю. За стрелой вернешься в другой раз. Найти ее легко – торчит из корня.
Затем, шепотом, в мою сторону:
– Не двигайся, пока я не скажу.
И снова громко:
– Самюэль! А ну уходи!
Новая долгая пауза, за время которой я немного собралась с мыслями. Колония Массачусетского залива. Август 1640-го. Деревня Грязная Речка, которую со временем переименуют в более благозвучный Бруклин. Да, все встало на свои места.
Наконец женщина отступила на шаг, и я смогла ее разглядеть. Она была пуританка, в длинной юбке, синем приталенном жакете и простом белом чепце. Плечи покрывал большой белый воротник. Я знала, как она будет одета, и все равно зрелище ошарашивало. Она не вырядилась на исторический фестиваль, она в том, что носит каждый день. Я здесь. Это действительно происходит.
На вид я дала бы ей лет сорок, но из наших разысканий знала, что ей чуть за тридцать. Женщина глядела на меня осуждающе.
– Зачем ты здесь? – строго спросила она. – Нам тут не место. Очень неосмотрительно с твоей стороны появиться там, где любой может увидеть тебя и причинить тебе вред. Другой раз стрела в тебя попадет. И мальчик тебя заметил. По твоей милости мне пришлось солгать, будто ему почудилось. Если он донесет, нас обеих повесят.
– Я… извините, матушка Фитч, я…
– Не вставай, – ответила она, ничуть не удивившись, что я назвала ее по имени. – Я принесу тебе что-нибудь прикрыться.
Она повернулась и пропала из моего поля зрения.
Я чуть приподняла голову. Тишина и птичье пение продолжали свой контрапункт, издалека доносились журчание и запах реки. В неподвижном воздухе висела влажная летняя тяжесть. Метрах в тридцати от меня стоял глинобитный дом под соломенной крышей, с маленькой дверью, но без окон с этой стороны. На сотню шагов в обе стороны угадывались такие же строения. Земля была по большей части расчищена, кое-где из пашни торчали пни с узнаваемыми следами топора, но несколько старых больших деревьев рубить не стали. Я лежала под одним из них, американским кленом.
За домом был разбит аккуратный огород, а дальше начинался густой лес – в основном дубы, изредка сосны. Мальчик, которого отчитала матушка Фитч, был во время их разговора справа от меня – на юге, сообразила я, наложив карту Грязной Речки на то, что вижу. Значит, он из семьи Григгзов. Самюэль Григгз… имя незнакомое, но я не заучивала наизусть всех жителей деревни. Только основные сведения, чтобы при необходимости выказать хотя бы общее знакомство. Может быть, он умрет в детстве.
В поселке жило меньше двухсот душ, так что я, разумеется, не надеялась сойти за местную. Однако участки были большие – по двенадцать с лишним акров – и я могла рассчитывать, что попаду сюда незамеченной. Так и планировалось: я материализуюсь на участке у ведьмы (по крайней мере мы имели основания думать, что она ведьма) вдали от посторонних глаз. Отличный план, если бы не накладки.
Любезный читатель: накладки бывают всегда. Каждый раз, блин.
Матушка Фитч вернулась с тонким бурым одеялом и протянула его мне.
– Быстро заходи в дом. Мы с тобой одного роста, я тебя одену. А потом тебе надо будет быстро уйти, на случай если матушку Григгз науськает сынок и она сюда заглянет.
Пауза, пока я закутывалась в одеяло и осторожно вставала на ноги. Матушка Фитч не протянула руку, чтобы помочь, просто разглядывала меня оценивающе.
– Но перед этим ты расскажешь, зачем ты здесь.
– Я…
Она быстро скосила глаза вбок, приметив какое-то движение.
– В доме поговорим.
Ее осторожность казалась мне чрезмерной – мы были одни посреди сельской глуши. Однако я послушно закрыла рот и вслед за ней обошла дом мимо груды свеженаколотых дров, на которой лежал топор. По обе стороны от двери росли кусты розмарина, рядом белели ромашки. Удивительное совпадение: вход в подвал Ребекки Ист-Ода обрамляли те же растения.
В доме оказалось куда приятнее, чем я ожидала. От утоптанного земляного пола исходила прохлада; угли в очаге еще тлели, но жарко не было, поскольку обращенная к югу дверь стояла открытой. Два окна – одно в восточной стене, другое в западной – были не застеклены, так что помещение немного проветривалось. Рядом с очагом располагался открытый дверной проем в спальню.
Комната была обставлена по-спартански, вся мебель – деревянная, утилитарная, опрятная: две маленькие скамьи, табурет, один стол в середине и другой у стены; два сундука.
– Сядь, – сказала матушка Фитч, указывая на табурет.
Она ушла в спальню и через минуту вернулась с перекинутой через руку одеждой: длинной белой сорочкой без рукавов, красновато-бурыми жакетом и юбкой, воротником и длинным фартуком (в неотстиранных пятнах). В другой руке она держала полотняный чепец, мешочек с завязками и пояс.
– Лишнего корсета у меня, разумеется, нет, – сказала она. – Это лучшее, что я смогла для тебя собрать. Моя запасная нижняя юбка убрана, так что придется тебе обойтись без нее, и без чулок тоже. У меня есть запасные башмаки, стоптанные, но еще вполне годные. Они стоят у двери.
– Спасибо, – ответила я, принимая у нее одежду, и влезла в сорочку. – Понимаете, я не ведьма. Меня перенесла сюда ведьма, чтобы я выполнила поручение. Согласитесь ли вы мне помочь?
Матушка Фитч не ответила, только прищелкнула языком, давая понять, что просьба моя ей неприятна.
– Есть хочешь? – спросила она, как будто хотела увести разговор от магии. – Пить? У меня есть эль, и я могу сготовить тебе еды. Пшеницы дать не могу, муж заметит недостачу, но за маисом он так не следит.
– Маиса больше, поэтому он ценится меньше, – осторожно проговорила я, застегивая ворот сорочки.
– Да. – Она скрестила руки на груди и посмотрела на меня в упор. – Откуда ты знаешь? Ты тоже из этой колонии?
– Нет. Вы для меня… история.
Она понимающе кивнула.
– Так рассказать вам про мое поручение? – спросила я.
– Я не стану затыкать тебе рот. – Матушка Фитч подошла к бочке в углу, сняла деревянную крышку и, зачерпнув горсть дробленой кукурузы, насыпала ее в чугунок. – Но не жди от меня помощи. Колдовать здесь опасно. Все эти недоумки одержимы дьяволом. – Она подлила в чугунок пенистой жидкости из оловянного кувшина и сняла с круга над очагом ухват. Затем поворошила и раздула угли. – Каша в минуту не сварится. Успеешь все рассказать.
