– Вы делаете водонепроницаемые бочонки? – спросила я.
– Могу, – не поднимая головы, ответил он. – А тебе что надо?
– Упаковать вот эту вещь, – ответила я, показывая книгу.
Бочар поднял голову. Он был приятной наружности, примерно одного сложения с Тристаном, и, в отличие от всех встреченных здесь мужчин, держался как человек, который в ладах с собственным телом. Он мельком глянул на книгу, потом на меня и задержал взгляд, изучая – нет, не мое лицо, а меня всю, так что захотелось съежиться. Потом он тряхнул головой, встретился со мной глазами и сказал:
– Так что?
– Мне надо упаковать ее в водонепроницаемый бочонок, – сказала я. – Мой хозяин в Бостоне велел.
– Твой хозяин в Бостоне. Это та книга, о которой все говорят? – без особого интереса спросил бочар.
– Первая книга, отпечатанная в Америке, – ответила я и, сознаюсь, ощутила (и ощущаю до сих пор) благоговение от этой мысли.
Он пожал плечами:
– Хорошее дело для тех, кто читать умеет, но для общего блага совсем не то, что первая мукомольня или первая кузня.
– Верно, – согласилась я.
Бочар отложил тесло, протянул руку.
– Дай-ка глянуть на твое сокровище.
Я вошла с улицы во двор (по правде сказать, особой разницы между ними не было). Бочар протянул мозолистую ручищу и взял книгу.
– Для восьмигалонного бочонка маловата, – пробормотал он себе под нос и посмотрел на меня. Что-то слегка изменилось в его взгляде – как прежде у дядюшки Григгза, паромщика и печатника. Может, пуритане всегда так смотрели на женщин. А может, мне со страху мерещилось. – У меня нет бочки такого размера, но есть бадейка с крышкой, которую я могу переделать для твоих нужд.
– Благодарствую, – сказала я. – Если вы уверены, что она не пропускает воду.
– Можешь бросить ее в океан, и через сто лет в ней будет так же сухо, – с беспечной уверенностью пообещал он.
– Наверное, мне надо во что-нибудь завернуть книгу, чтобы углы не побились.
– У меня в лавке есть войлок обручи смазывать. Заверни в него, хватит.
– Еще раз благодарствую, – ответила я, немного смущаясь от пристальности его взгляда.
Он посмотрел на бочку, над которой работал, решил, видимо, что она может немного обождать, оглядел двор, нашел бадейку с крышкой и бросил томик внутрь без всякого почтения к его материальной или духовной ценности.
Потом принес войлок, выбрал среди обручей маленький и ловко прибил крышку так же плотно, как донце бочки. Я любовалась его ладной фигурой и красивым лицом – мне было странно, что они произвели на меня такое сильное впечатление, – и одновременно гадала, как буду расплачиваться. У меня был только белый вампум матушки Фитч. Я читала, что он ценится меньше лилового, но этим мои познания ограничивались. Я даже не знала, дороже он свинцовой пули или дешевле.
Бочар кончил работу и протянул запечатанную бадейку. Я благодарно улыбнулась и хотела уже ее взять, но бочар поднял ее над головой.
– А теперь будем рассчитываться, – сказал он. – Какие у тебя деньги?
– Только вот, хозяин дал. – Я достала из мешочка вампум и протянула ему.
– Красивая бусина и хорошее начало, но моя работа стоит больше.
– У меня больше ничего нет.
– Ну конечно же, у тебя кое-что есть, – произнес он тихо и многозначительно.
У меня мурашки побежали по коже.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Еще как понимаешь, – ответил бочар, глядя на меня в упор.
И прежде чем я успела отскочить, он свободной рукой обхватил меня за ребра. Я машинально попыталась вырваться, но бочар держал крепко.
– На этом теле корсета нет; я и так бы сказал по твоей осанке.
Я поежилась и вновь сделала попытку вырваться, но он обхватил меня еще крепче.
– Твой хозяин отправляет тебя по своим поручениям, незашнурованную, и денег дает мало. Думаешь, я не знаю, что это значит?
– Мой корсет порвался, – сказала я, лихорадочно соображая. Больше всего мне хотелось огреть его лопатой и убежать, но тогда книга осталась бы у него! Надо бы как-то выманить книгу!
Бочар только расхохотался.
– Отчего у девушек рвутся корсеты? Не твой ли хозяин его порвал? Уверен, ему понравилось.
– Вы неверно истолковали…
– Не бойся, – весело отвечал он, – я не донесу на тебя преподобному Шепарду. Но твой хозяин велел тебе быть щедрой в обмен на мою щедрость. По счастью, я на такой обмен охотно соглашусь.
Он притянул меня ближе к себе и обвил рукой мою талию.
Я уперлась ладонью ему в грудь, чтобы оттолкнуть нахала, но он воспринял это как ответную ласку и обрадовался. Я поняла, что из этой неприятности не выкрутиться, значит, надо обратить ее себе на пользу.
– Ты верно угадал, – обреченно проговорила я.
Он улыбнулся еще шире.
– Отлично.
– Но только, – продолжала я, стараясь говорить спокойно (лучше, конечно, было бы придать голосу зазывность, но этого совесть уже не позволила), – мне надо выполнить срочное поручение, а вам – закончить бочку. Дайте мне бадейку, и я вернусь через час, и тогда смогу быть… щедрой.
Улыбка бочара немного померкла.
– Сперва ты будешь щедрой, потом отдам бадейку, – победно объявил он.
– Она нужна для моего поручения. Но я оставлю вам бусину вампума и маленький задаток.
Я оглядела улицу – она была пуста. Тогда, понимая, что это глупо – но необходимо, – я нагнулась и приподняла подол. Можно было не говорить ему, чего недостает – чулок и нижней юбки. Вряд ли он часто видел женские щиколотки, а уж тем более икры, я же показала ему ногу до колена. Бочар тут же притянул меня к себе; сквозь одежду чувствовалось, как у него встает. Я изобразила улыбку. Он больше не казался мне красавцем.
– Мне приятно будет расщедриться для вас, – шепнула я и поцеловала его в щеку. Буэ.
Бочар так расцвел, что я даже испугалась: неровен час он в меня влюбился. Ответив на мой поцелуй, он отпустил меня и сказал строго:
– Только чтоб точно вернулась.
– Душой клянусь.
Он отдал мне бадейку. Я поблагодарила его улыбкой и быстро пошла прочь. Сердце стучало так, что я чувствовала его пульсацию в горле.
Читатель, по счастью могу сообщить тебе, что следующий этап моего задания обошелся без происшествий, хотя жара меня, конечно, заколебала утомила. Мне надо было пройти по Уотертаунской дороге (теперешней Массачусетс-авеню) до определенного поворота, где она пересекала ручей, и дальше вдоль него до валуна. Проще простого. Удивительно было узнать валун в мире, где все остальное было таким непривычным.