Однако прежде Тристан, к самой моей чувствительной признательности, успевает шепнуть сэру Эдварду, что в Тиршитской пивоварне, в Саутуарке, можно найти наиприятнейшие тайные утехи.
– Ловко ты обстряпал свое дельце, – молвила я, когда мы шли назад к реке. – Отчего ты заговорил про краску для ткани? И отчего это его так зацепило?
– Он обручен с одной фрейлиной, – сказал Тристан. – Мы изучали ее портреты. Она очень любит этот оттенок, которого трудно добиться английскими или даже европейскими красителями. Женятся они, похоже, не только по расчету, но и по любви, и я предположил, что, коли так, он должен знать ее вкусы, а также захочет ей угодить. Сдается, я угадал верно.
– Да, – согласилась я. – Хоть и не по такой любви, чтобы отказаться от тайных утех. Так что благодарствую.
– Мне подумалось, это наименьшее, чем я могу отплатить за потраченное тобой время.
Мы шли узеньким проулком к широкой улице. Тристан мог бы пропустить меня вперед и тогда, возможно, все обернулось бы иначе. Однако для него разговор, видать, был так важен, что он хотел непременно идти бок о бок, заглядывая мне в лицо. Он пытался втиснуться в проулок, для двоих чересчур узкий, и при этом задел – я не хочу сказать толкнул, просто чуть коснулся плечом – щегольски разодетого говнюка, который подпирал стену и сосал длинную трубку. Физиономия у него была длинная и унылая – небось не получил аудиенции у старухи Елизаветы, как сулила ему маменька. Тристан ничего не заметил, но я краем глаза видела, что говнюк глянул на него пристально.
– Я буду рада завязать с тобой деловые отношения, Тристан Лионс, – молвила я. – Чай, мы оба с тобой можем быть друг другу полезны. Так что будешь в Саутуарке, заглядывай.
Он не ответил, только посмотрел мне в лицо. А я посмотрела на него, ибо мне нравилось любоваться его пригожими чертами. Но в то же время я через плечо покосилась на щегольски разодетого говнюка, который отлепился от стены и теперь мерил моего спутника взглядом.
Я крепко взяла Тристана под руку и потянула прочь.
– Что такое? – спросил он, озираясь.
Когда мы отошли достаточно далеко от щеголя, чей нездоровый интерес Тристан только что привлек, я молвила:
– Любопытствую, о чем ты думаешь.
Как вы догадались, сударыня, я желала вызнать, известно ли Тристану про Нити и все прочее.
– Показался ли я тебе знакомым, когда ты впервые меня увидела?
Значит, да. Что-то он знал.
– Не будем зря тратить слов, – молвила я. – Тот, кто тебя перенес – тот, кто измыслил весь этот план, – отлично знает, что не довольно совершить что-либо в одной лишь Нити. Оттого-то ты и готовился. Учился произносить мое имя. Смотрел на картины и примечал, какого там цвета ткани.
– Бесполезно было бы это отрицать, – ответил он, кивая точеным подбородком.
– В это самое мгновение я во многих других Нитях иду с тобой по той же улице и веду ту же беседу.
– Да, насколько я понимаю.
– Верно ты понимаешь, и для меня не великий труд просновать в те Нити – или снайхе, как называем мы их на моей родине – дабы встретить тебя там и вновь насладиться твоим приятным обществом.
– Я желал бы этого всей душой, – ответил он. – Есть ли здесь и другие, с кем я мог бы работать?
– Не наглей, любезный. Давай прежде посмотрим, можешь ли ты быть полезен мне, а дальше я решу, захочу ли тобой делиться.
– Коли ты будешь моей союзницей, это вполне возможно. Подумай, что я могу тебе предложить.
– Подумаю, – заверила я. – Уже думаю. А покамест, коли у тебя есть толковая ведьма, скажи ей, пусть на другой раз перенесет тебя во вчерашний день.
– А что?
– Сегодня понедельник. Явись ты вчера, все были бы на воскресной службе. Не то что я против видеть тебя голым в моей каморке при всяком твоем посещении, но тебе же проще, коли это будет происходить без лишнего шума.
– Ты готова пропустить службу, чтобы меня встретить?
– Если заплатишь за меня штраф за непосещение церкви в воскресный день, – сказала я и, поскольку он вроде бы задумался, продолжила: – Нет, дорогой, не могу. Мне нельзя уклоняться от религиозного долга, и без того подозрительно, чего это я, ирландка, поделываю здесь, в то время как Ирландия с оружием в руках поднялась против англичан. Но ты ни к одному приходу не приписан, так что тебя на службе никто не хватится. Явись в воскресенье. Где лежат рубахи и подштанники, ты уже знаешь, так что оденься и жди меня.
Мы шли по Кинг-стрит к Уайтхолльской пристани, где я рассчитывала взять лодку. Отлив уже закончился, так что лодки шли на восток без всякого труда. Я замедлила шаг и огляделась.
И тут кто-то сильно толкнул меня сзади.
Я покачнулась, мой башмак зацепился за прореху в нижней юбке, и я рухнула на колени. Тристан куда проворнее, нежели я ждала, подхватил меня и поднял на ноги. Но при этом он оттолкнул грубияна, из-за которого я чуть не растянулась посреди улицы. К тому времени как я пришла в себя, грубиян уже развернулся к Тристану, и я узнала в нем давешнего говнюка.
Щеголь этот, почти такой же худосочный, как сэр Эдвард, тут же отступает на шаг, берется за рукоять шпаги и вытаскивает ее из ножен примерно на два пальца. Люди, идущие к пристани и с пристани, огибают его чуть подальше, но в остальном продолжают спешить по своим делам.
– Мерзавец! – гневно восклицает щеголь. – Как ты посмел так грубо ко мне прикоснуться?
Тристан замирает.
– Доброго вам дня, милорд, прошу извинить мою неловкость.
– Как скоро вы объяснитесь, возможно, извиню.
Тристан моргает, затем говорит:
– Дама, которую вы чуть не сбили с ног, моя сестра. Коли изволите, я предпочел бы разойтись миром.
Щеголь изумленно смотрит на Тристана и хохочет ему в лицо.
– Что, обычная потаскуха? Уличная девка? Вы подло лжете, никакая она вам не сестра. Это она должна принести извинения, что попалась мне на пути. – Он поворачивается ко мне и требует: – Проси извинения!
– Она ни в чем перед вами не провинилась, – очень спокойно говорит Тристан.
– Не надо, Тристан, – молвлю я с лучшим моим лондонским выговором, что Тристан удивленно отмечает. Ему хватает ума понять, что я делаю это не без причины. – Молю меня извинить, милорд, – говорю я щеголю. – Я не услышала ваших шагов.
Тристан молчит, но на лице его отражается досада, и говнюк, приметив это, выдвигает шпагу чуть дальше.
– Задевает ли вас мое обхождение с этой шлюхой? – вопрошает он.
