– Уж конечно, потом все выплыло, и теперь уж каждая собака знает, что ты шпион, – говорю я, а потом объясняю Тристану: – Меня тогда только перенесли из Ирландии, и уж так я его полюбила, а он – меня, что мы ни в чем не могли друг другу отказать.
И его прекрасные карие глаза сверлят меня, когда я выдаю секрет, хранимый многие годы даже (молю меня простить) от Вашего величества.
– То была величайшая магия в моей жизни. Он сказал, ему нужно создать видимость раны, такой, чтобы даже врач счел его мертвым. И я наложила на него такие защитные чары, что, когда его ударили ножом, он не умер, хоть и был на краю могилы. И я унесла его к себе и тайно выходила.
И как же на меня по-прежнему смотрели эти глаза, и как же я смотрела в них!
– И восемь лет, – продолжала я, – мы втайне любили друг друга. Я знала, что у него есть другие увлечения, и не ревновала. Но вот так обмануть меня, Кит… в моем собственном доме…
Кит не успел ничего ответить, а я – ничего добавить, ибо Тристан втолкнул меня в каморку и схватил констебля за шиворот. Констебль все время смотрел на этих двоих, и я, хоть не слушала его, сейчас поняла, что он повторял снова и снова, как-де их казнь, а равно и само открытие потрясет до основания и город, и всю страну.
Тристан легонько похлопал констебля по щекам, дабы привести в чувство, и сказал: «Этих двух содомитов отпустить немедленно и без всяких условий». Сэру Эдварду он велел: «Одевайтесь. И уж заодно сразу откройте кошель. Вы щедро вознаградите констебля за его милосердие, а тот… – и он развернул констебля лицом к себе, – в благодарность никому ни слова не скажет о том, что сейчас было».
– Но это же Кит Марло, – выговорил констебль. – Его незадолго до смерти арестовали за ересь, вы это знали?
– За атеизм, – тут же поправил Кит. Уж очень он не любит, когда говорят «ересь» и думают, будто он принадлежит к какой-нибудь секте.
– Его собирались отдать под суд, – продолжал констебль. По его лебезящему тону я поняла, что он уже собрался с мыслями и ждет от Тристана награды за эти сведения. – Вся Англия ждала, что же он скажет на суде. Не было никакой кабацкой поножовщины. Убили его, чтобы не выболтал государственные тайны, которые весь Лондон предвкушал с замиранием сердца. Теперь-то выболтает, раз жив!
– Нет, – возразил Тристан очень твердо; отец мой так мне говорил, когда я по младости лет упрямо ему перечила. – Вы сейчас получите очень много денег и за это признаете раз и навсегда, что Марло умер в тысяча пятьсот девяносто третьем.
Констебль уже оправился от изумления и готов был внять разумным доводам.
– До меня доходили такие слухи, – сказал он. – Если мне покажут, где они записаны золотом, я, безусловно, в этом присягну.
– У меня нет с собой золота, – заволновался сэр Эдвард, – но дома много серебряной посуды. Если мне позволят одеться и покажут, где черный ход, констебль может пойти со мной…
Я слушала его, и что-то шевельнулось у меня в груди. Что-то дурное и неприятное. Ревность мне чужда; насколько помню, я никогда ее не испытывала и потому не сразу подобрала имя для этой гнусной страсти. Сэр Эдвард, верно, почувствовал мой взгляд, потому что глянул на меня и тут же отвернулся, будто я пустое место. Ревность моя разом перешла в злобу, а злоба заклокотала так, что остаток разговора я слышала как будто сквозь стук града.
Лес Холгейт, оправившись от того, что его вытолкнули в коридор, протиснулся в каморку, встал между мною и сэром Эдвардом и толкнул того обратно на тюфяк. При этом он споткнулся о брыкающиеся ноги сэра Эдварда и упал бы, если бы не уперся руками в дальнюю стену.
– Не распыляйся, – сказал он Тристану. – Забудь про другого типа. У нас одна задача – чтобы сэр Эдвард не вложил деньги в Бостонский совет. Все остальное, все эти люди – отвлекающий фактор.
Он повернулся к сэру Эдварду:
– Там, на улице, ваш будущий тесть. Делайте, что мы скажем, или он узнает, что вы содомит, и тогда не видать вам выгодного брака.
– А чего вы от меня хотите? – спросил сэр Эдвард, поднимаясь на ноги.
– Поклянитесь на Библии, что не дадите денег Бостонскому совету.
– Отставить, – резко произнес Тристан, глядя на ошалелого сэра Эдварда. – Лес, так это не делается. Ты просрал всю операцию. Сейчас мы платим констеблю, и все смываются через черный ход. Мы с тобой возвращаемся прямиком в ОДЕК. Но прежде ты идешь вниз и говоришь Бересфорду, что тут никого нет. Ты облажался по полной.
– Нет! – воскликнул Лес. – Ты за столько времени не сдвинул дело с мертвой точки, а я только прибыл сюда – и вот результат!
Он обвел рукой каморку.
– Отставить, – повторил Тристан.
Он снял с крюка на стене одежду – рубаху, чулки и очень богатый дублет – и бросил сэру Эдварду со словами:
– Вы, сэр, идете с констеблем и платите ему, сколько потребуется для вашего блага. Вы, – тут он посмотрел на Кита, – исчезнете прямо сейчас. Растворитесь. Идите туда, где уж вы прячетесь, и прячьтесь дальше. Сэр Эдвард сохранит ваш секрет. Ведь правда, сэр Эдвард?
– Естественно, – ответил бледный сэр Эдвард (много бледнее обычного).
– Сейчас идеальный момент для принуждения, – сказал Лес Холгейт Тристану.
– Заткнись, – почти устало бросил Тристан, не удосуживаясь даже глянуть на Холгейта. – Неужели ты еще не понял? Если эти двое выйдут в парадную дверь и Симон Бересфорд их увидит, будет такой скандал…
– Вот именно! – вскричал Лес Холгейт. – Идеальный момент, чтобы выдвинуть сэру Эдварду наши требования! Он согласится на все, чтобы избежать скандала!
– Этого скандала нельзя допустить, – тихо прорычал Тристан. – Мы – ты и я – не можем его допустить. Последствия были бы слишком велики. Это наша забота, не его.
Холгейт аж в лице переменился.
– Ты идиот, что говоришь это перед ним. Ты только что выбросил в помойку наш козырь. Если он понимает, о чем ты говоришь.
– О, я понимаю, сэр, – сказал сэр Эдвард, дрожащими руками натягивая на себя одежду. – Вы сами не хотите, чтобы это получило огласку. А значит, вам я за молчание платить не должен.
– Но вы должны заплатить мне, милорд, – напомнил констебль и с дружеским смешком погрозил ему пальцем. – Уж мне-то ничто не мешает предать это дело огласке.
– Мне тоже. Этот человек… – (Лес Холгейт имел в виду Тристана), – мне не указ.
– Нет, – возразил Тристан. – Операцией руковожу я.
– Неправда, – заверил сэра Эдварда Лес. – Слушайте, Эд. Мне не нужны ваши деньги. Я заложу вас Симону Бересфорду, если не выполните мои требования. Он под этим окном. – И он заорал: – Симон Бересфорд! Лорд Симон Бересфорд!
