Для перенаселенной Молдавии это место оказалось замечательным: в живописной и пустынной долине, в нескольких километрах от шоссе и ближайшего населенного пункта находилось довольно крупное озеро с чистейшей водой. Местами его берега заросли камышом, что указывало на возможность отличной рыбалки. Место было безлюдным: лишь плескалась рыба, а ветер слегка шевелил камыши и вершины одиноких деревьев. С одной стороны в озеро выступал мыс, заросший нетронутой травой, на котором мы идеально расположились с машиной.
Однако первая же ночевка на новом месте оказалась ужасной. Недолго мы нежились у воды на раскладушках в лучах уже не очень жаркого заходящего солнца. Ближе к вечеру понемногу стали покусывать комары, а затем их количество стало увеличиваться в геометрической прогрессии. Очень быстро мы позорно бежали от озера и спрятались в экспедиционные спальники. Но и в них спать было невозможно: гудящие твари проникали в любую щель с явным намерением обескровить нас к утру. Не помогали ни разведенные костры, ни выпитое вино. Лишь к утру, выехав в открытое поле, где немного продувал ветер, мы смогли немного подремать.
Пережитая ночная битва с полчищами комаров была компенсирована утренними купаниями и прекрасной рыбалкой. Но, видимо, неслучайно кровососы буйствовали всю ночь: к обеду погода резко изменилась — небо покрылось низкими черными тучами, подул ветер, и началась гроза. Ни до ни после такого буйства стихии мне переживать не пришлось. Дождь стоял стеной, а через каждые три минуты в озеро вертикально били молнии. Мы сидели под тентом в кузове экспедиционной машины, и каждый в душе надеялся, что очередная молния не шарахнет по ней и ее содержимому. Правда, московский водитель Толик Григорьев — страстный рыбак и бывалый человек — убедил нас, что резиновые скаты машины изолируют ее от земли и тем самым предохраняют от электричества. Это успокаивало, но, скорее всего, широкая водная гладь озера отводила от нас опасность. Дождь лил несколько часов, и все это время прямо перед нами летели в озеро электрические разряды и нас в очередной раз оглушал громовой удар. Признаюсь, что после этой грозы чувство беззащитности первобытного человека перед разыгравшейся стихией стало мне более чем понятным.
Каждые три минуты очередная молния била перед нами в озеро
Лишь к вечеру все прекратилось, но долина была залита водой. В итоге наш отдых затянулся, и мы смогли выбраться на шоссе только через несколько дней, когда немного просохла грунтовая дорога. Проезжая по шоссе, обратил внимание, что более двадцати телеграфных столбов вдоль трассы были разнесены молниями в щепки. Как выяснилось позже, в тот день мы оказались в эпицентре бури, которая нанесла значительный ущерб ряду районов Молдавии и соседней Румынии.
Пишу об этом неслучайно. Спустя десять лет пришлось пережить нечто подобное, но в каком-то странном, до сих пор до конца не понятном контексте.
Это случилось на раскопках крупного могильника позднескифского времени у села Глиное в Нижнем Поднестровье. В одном из курганов была открыта большая катакомба, размеры которой позволяли надеяться на богатое погребение и интересные находки. Но уже с самого начала ее стали называть «заколдованной». Дело в том, что почти всегда, когда начинались ее раскопки, начинался дождь, и работы приостанавливались. Поэтому исследования этой катакомбы длились почти три недели, хотя обычно на подобный памятник хватало несколько дней. Дошло даже до того, что одновременно раскапывая несколько насыпей, мы пару раз специально не работали на этом кургане, чтобы не испортилась погода. И она не портилась!
Но курган доставил разочарование. Несмотря на большие размеры, в катакомбе оказался лишь плохо сохранившийся костяк подростка 10–12 лет с более чем скромным инвентарем: лепной курильницей у изголовья. Его почему-то сразу же окрестили «сыном колдуна». Свод катакомбы обрушился в древности, поэтому она была вскрыта сверху. С уровня поля было хорошо видно, что останки подростка занимали едва ли десятую часть подготовленной погребальной камеры. Может быть, она предназначалась не только для него?
Единственное, что радовало — отличной сохранности крупная курильница. Дело в том, что почти всегда они были изготовлены из плохо обожженной глины и вызывали у реставраторов головную боль. Часто керамика была настолько плохо обработана, что рассыпалась в руках. Ее изучение показало, что иногда в черепке было больше речного ила, чем глины. Подобное качество сосудов однозначно свидетельствовало, что они не могли использоваться в быту и изготавливались исключительно для погребального ритуала. В данном же захоронении курильница была прекрасно обожжена и богато украшена изящным резным орнаментом.
Когда заканчивалась чистовая расчистка, как обычно, стал накрапывать мелкий дождик. Под его каплями я успел сделать несколько снимков и поспешил унести аппаратуру на базу. И не зря: небо очень быстро заволокло низкими тучами и сразу же потемнело. Уже на приличном расстоянии от кургана я услышал истошный вопль одесского археолога Саши Субботина, расчищавшего погребение. Разобрать его не удалось, так как крик потонул в раскатах грома. Едва я заскочил на тракторную бригаду, где находилась база, как хлынул ливень. Его сила и мощь сразу же напомнили мне пережитую на Пруте бурю: капитальные стены здания сотрясались от грома, а молнии регулярно освещали погрузившиеся во тьму комнаты. С треском вылетели стекла в двух окнах.
Через несколько минут под спасительную крышу забежали остававшиеся на раскопе ребята. Они насквозь промокли и были заметно перепуганы. Особенно испуганным выглядел Вася Субботин — пятнадцатилетний паренек, приехавший из Петербурга к отцу-археологу в экспедицию. Он долго не мог прийти в себя и все рассказывал, как молния ударила прямо перед его ногами. Когда же самым последним на бригаду ввалился его перепачканный глиной и такой же мокрый отец, первым его вопросом было: «Где курильница?» Вася еще больше перепугался и сбивчиво стал оправдываться, упоминая ливень и злополучную молнию. В ответ полеводами нашей временной базы прозвучал такой сочный и яростный педагогический монолог, который вряд ли могли придумать даже местные спившиеся механизаторы.
Когда я с трудом успокоил коллегу, оказалось, что для столь бурной реакции были основания. Дело в том, что перед тем как снять курильницу, С. Субботин ковырнул ножом ее заполнение и увидел… золото! Именно об этом и был его радостный вопль, заглушенный ударом грома.
Археолог Александр Субботин зачищает «погребение сына черепков и колдуна» (фото автора)
Но стоило лишь ему взять в руки этот сосуд, как ударила вторая молния и с неба обрушились потоки воды. Он быстро передал курильницу наверх сыну и стал выбираться из глубокой ямы. Вася же с другими ребятами побежал к бригаде, но когда очередная молния ударила прямо перед его носом, он с разбегу упал и разбил керамику. По инерции схватил несколько прибежал в укрытие. Большая же часть разбитого сосуда осталась на поле, поэтому мы с нетерпением ждали окончание ливня, который закончился так же внезапно, как и начался.
