– Ты пришел…
– Сонечка! – воскликнул он. – Сонечка, прости меня! Прости, прости! Дорогая моя! Я так виноват перед тобой…
И Валера заплакал, уткнувшись в ее холодную ладонь. Две женщины, занимавшие соседние койки, переглянулись и вышли в коридор, а Соня погладила его по голове и тихо спросила:
– Что это с тобой? Все нормально, не волнуйся ты так. Через пару дней меня выпишут. А пока мама тебе поможет. Как Вероничка? Не сильно напугалась?
– Соня… – выдохнул он. – Сонечка…
Валера не знал, как, какими словами объяснить ей свое раскаяние и свою… любовь. Потому что в этот момент он любил Соню так, что больно было везде, не только в сердце. Но она и без слов, кажется, начала что-то понимать – Соня удивленно подняла брови и медленно заморгала, а ее бледная кожа вдруг порозовела, налилась светом, и скоро этого света стало так много, что сумрачная больничная палата стала казаться самым солнечным уголком в мире. Валера нырнул туда, в этот свет, и принялся целовать Соню: губы, щеки, лоб, нос, который теперь вовсе не казался ему уродливо длинным, а Соня все моргала, и ее ресницы щекотали ему кожу…
– Сонечка! Теперь все будет по-другому, клянусь! Ты… Ты сможешь меня простить?
Соня вглядывалась ему в глаза, веря и не веря – спрашивала взглядом: да? Это правда? Неужели ты полюбил меня?
– Да! – ответил Валера на ее немой вопрос. – Да!
И Соня заплакала.
– Не плачь, не плачь, дорогая моя, все будет хорошо, я тебе обещаю, – бормотал он, вытирая ее слезы. – Все будет хорошо.
Выписали Соню через неделю – Валера заказал такси, как Соня ни возражала, что прекрасно доедет на метро. А когда вошли в подъезд, он взглянул на крутую лестницу и поднял Соню на руки – та ахнула:
– Валер, ты с ума сошел! Поставь меня сейчас же! Что я, на второй этаж не поднимусь?
– Помолчи, – сказал он, пыхтя. – Мешаешь.
Когда вошли в квартиру, Соня радостно воскликнула:
– Ой, как же дома хорошо! Я словно год тут не была! Ты сходишь за Вероникой? А я пока смою с себя эту больницу. Что?
Валера шагнул к ней, обнял и поцеловал. Соня помедлила и ответила – сначала робко, а потом весьма пылко. Они довольно долго целовались в тесной прихожей, а потом просто стояли, обнявшись.
– Вот черт! – вздохнул Валера. – Тебе же, наверное, нельзя ничего такого? Шов-то уже зажил или нет?
– Шов? – переспросила Соня растерянно.
Она плохо соображала и смотрела на Валеру как на какое-то чудо. Выносить это было совершенно невозможно, поэтому он опять ее поцеловал.
– Так можно или нет? А? Как ты думаешь?
– Что можно?
– Ну, нам с тобой… это самое!
– Это самое? А!
До Сони наконец дошло, и она покраснела так, что слезы выступили на глазах:
– Я не знаю…
– Пожалуй, придется подождать немножко… Мы же потерпим, правда?
– Да…
Соня с таким усилием всматривалась в лицо Валеры, что даже дрожала:
– Ты что? Ты на самом деле? Ты, правда, хочешь со мной?..
– Я хочу тебя. Но подожду. А то мало ли.
– Боже мой, – горячечно забормотала Соня. – Боже мой, я думала, этого никогда не случится. Я же тебе совсем не нравлюсь…
– Нравишься. Ты мне нравишься, Сонечка!
Они целовались и говорили одновременно, пытаясь выплеснуть все, что наболело за эти годы:
– Ты говорил – я уродина.
– Идиот, потому и говорил. Забудь это все. Прости меня, дурака.
– Ты меня оттолкнул… Ну, тогда, помнишь? С таким отвращением… Я думала… А теперь ты говоришь…
– Да вовсе нет! Как раз наоборот. Потому и оттолкнул, что вдруг захотел тебя. – Соня в изумлении уставилась на него. – Ну да, да! Что делать, если мы, мужики, так по-дурацки устроены.
В следующие выходные Валера разобрал Сонину железную кровать и вынес ее на чердак. А через девять месяцев у Вероники появилась маленькая сестренка, через пару лет – еще одна: Валера очень хотел сына, но упорно рождались девочки.
Ника с душевным трепетом слушала рассказ отца, довольно скупой в подробностях, но она так хорошо знала родителей, что легко могла представить себе, каково было каждому из них. Ей не верилось, что отец когда-то мог так жестоко обращаться с Соней: он никогда не называл маму иначе, чем Сонечка, целовал ей руки и дарил цветы, а она так и расцветала при виде своего обожаемого Валеры. И Ника вдруг поняла, что все эти годы отец казнил себя, чувствуя вину за чудовищное обращение с Соней и за смерть юной жены.
– Пап, расскажи мне еще про маму. Какая она была?
Отец улыбнулся:
– Чертенок в юбке. Живая, задорная, уверенная в себе. Упрямая… Решительная…
Полная противоположность Соне, подумала Ника.
– Это ж она со мной познакомилась, а не я с ней. Въехала в меня!
– Как въехала?
– На коньках! Мы на катке были, она в меня врезалась, мы упали. Потом только призналась, что нарочно это сделала – каталась-то она прекрасно. Так и познакомились. И меня, знаешь, сразу понесло, понесло, как пушинку на ветру. Весь мир для меня стал – Лиза. Так-то вот. А теперь… Если б не ты, я и не помнил бы, какая она была. Столько лет прошло. И прожили-то мы вместе всего ничего – года три, не больше.
– Я так сильно похожа?
– Лет в двадцать – копия была, сейчас уже меньше. Но я все удивлялся: внешне ты в Лизу пошла, а по характеру – просто Сонина дочь.
– Она же меня воспитала.
– Наверное, поэтому, да. Но сейчас… Я все время вижу в тебе Лизу – жесты, интонации. И решительность какая-то появилась, раньше не так заметно было, хотя я всегда знал, что ты сильная и упорная. А еще… Не знаю, как сказать… Но в Лизе этого много было! Женская манкость, что ли? К Соне приглядеться надо, чтобы оценить, а из Лизы просто искры сыпались. Вот и ты сейчас как-то… засияла. Развод тебе на пользу пошел.
– Папа! Просто я… влюблена. Вот и все.
– Вон что! Ну да, ты в юности-то не нагулялась – сразу замуж выскочила. А кто он? Вы с Мишей поэтому развелись?
– Да нет, он после появился. Вернее, одновременно с разводом. Но так все сложно… – Ника вздохнула. – Он моложе меня.
– И что? Вон, мама меня на три года почти старше, и ничего!
– Пап, больше. Лет на семь.
– И тоже ничего страшного! Хороший человек?
– Хороший. На тебя чем-то похож – тоже обожает цветы дарить.
Ника рассказывала отцу про Артёма, а сама все больше укреплялась в мыслях, что нельзя себе позволить погрязнуть в этой любви. Печальный пример Анечки так и стоял у нее перед глазами. Рассудком она понимала: перспектив никаких. Но оставить Артёма сейчас, когда она так нужна ему? А с другой стороны, его маме теперь гораздо лучше, и Артём стал свободнее. Он вполне может найти себе подходящую девушку, жениться, завести детей – из него получится замечательный отец. Но пока Артём с ней, он не станет предпринимать ничего такого – Ника хорошо изучила его характер. Нет, как ни крути, надо его отпустить! Потому что годы идут, они оба не молодеют, и если для Артёма это не так важно, то у нее остается все меньше шансов встретить более подходящего по возрасту мужчину. Рассуждала Ника вполне разумно, но душа ее ныла и тосковала, томясь от любви. Как это возможно – расстаться, когда им так хорошо вместе? Как убедить в необходимости расставания Артёма? Как убедить себя? А может, она зря так убивается? И не надо ничего предпринимать, пусть все само как-нибудь решится, и почему бы не остаться вместе – живут же люди. И, может, Артём смирится с тем, что у них не будет детей…
