– Хочешь, на лодочке тебя покатаю? – спросил Артём, когда они шли вдоль одного из прудов – там как раз проплывал ялик с тремя хохочущими девушками.
– На лодочке! А ты умеешь грести?
– Да нет вообще-то. Но это, наверное, нетрудно. Вон, девица гребет, видишь?
Но оказалось, что за лодкой надо было идти на тот берег, и они заленились. Тут Олеся увидела шатровую иву и помчалась к ней. Необычное дерево привело ее в полный восторг:
– Тём, посмотри, какие ветки! А листочки!
Тёма шагнул к ней в шатер, и, увидев выражение его лица, Олеся поняла: сейчас поцелует. Ее сердце так и ухнуло в пятки – она прислонилась к стволу, нервно улыбнулась и закрыла глаза. Артём обнял ее, погладил по щеке, по голове и, ухватив ладонью затылок – чтобы не вырвалась! – поцеловал. Олеся никак не ожидала того, что с ней произошло: она сразу растаяла, словно растворилась в этом долгом и страстном поцелуе. Забыла себя совершенно.
– Милая моя… Журавлик…
Голос Артёма был необычайно нежен, и Олеся вдруг вспыхнула: он догадался, что с ней происходит! Какой стыд! Она независимо дернула плечом и попыталась отодвинуться от Артёма, который не отпускал и заглядывал ей в лицо.
– Не смотри на меня! Пусти!
Олеся вырвалась и быстро пошла вперед к Горбатому мостику, Артём за ней. В полном молчании они дошли до метро, а в вагоне слегка пришедшая в себя Олеся говорила исключительно о бисере, не давая Артёму вставить ни слова. Да он, впрочем, и не пытался, печально глядя на неестественно оживленную Олесю. Простились они совсем как чужие – Артём даже не пытался поцеловать ее в щеку на прощание, как обычно. А когда позвонил на следующий день, Олеся разговаривала с ним очень холодно. Артём пребывал в полном недоумении, совершенно не понимая, что делать дальше. И почему им так трудно? Олеся ведь ответила на его поцелуй – там, под ивой! Да еще как ответила! Только он воодушевился – и пожалуйста. Такое ощущение, что их отношения все время зависают, как испорченный компьютер.
Но через пару недель после измайловского поцелуя компьютер их отношений вдруг заработал снова. Артём вышел из кондиционированной прохлады офиса на крыльцо и поморщился от жары и духоты. Домой ему не хотелось: там ничто не отвлекало от навязчивых размышлений о собственной судьбе. «Чем бы таким заняться? – думал Артём, стоя на крыльце. – Может попробовать еще раз увидеться с Олесей? Взять и рвануть сейчас к ее музею!» Он вздохнул, рассеянно огляделся по сторонам и обомлел – прямо напротив него, на низеньком железном заборчике, ограждающем газон, сидела настоящая живая Олеся. Артём ахнул и метнулся к ней – одним прыжком, как ему показалось. Он с огромным трудом удержался, чтобы с ходу не стиснуть ее в объятиях, и с жадностью оглядел угловатую фигурку Журавлика в мешковатых серых брюках и черной рубахе: как всегда взлохмаченная, какая-то бледненькая, большие темные очки закрывают пол-лица, как забрало.
– Привет. Это я, – произнесла Киви, нервно улыбнувшись.
– Я догадался.
– Вот, пришла.
– И правильно сделала. Как я рад тебя видеть. Целый день думал о тебе, правда. Может, ты снимешь очки?
Киви послушно сняла очки и запихнула их в кармашек рюкзачка, но головы так и не подняла. Артём осторожно взял ее за подбородок и заставил посмотреть на себя:
– Ну-ка… О-о, как все запущено!
Ее глаза были полны слез. Артём притянул Олесю к себе и обнял, она прижалась, сцепив руки за его спиной, и всхлипнула:
– Мне было так плохо без тебя…
– Мне тоже.
– Я скучала.
– Вот видишь, какие мы с тобой: вместе тесно, а врозь скучно, да?
– Похоже…
– Эх ты, барбосик.
– Почему это я барбосик?
– Уродилась такая.
– А ты говорил – журавлик?
– Журавлик и барбосик. Одно другому не мешает.
– Ты тогда обиделся на меня? В прошлый раз?
– Нет, не обиделся. Огорчился. Ужасно расстроился. И недоумевал. Одно дело, если бы я тебе совсем не нравился – что делать, насильно мил не будешь. Но мне казалось, что ты… Что у нас…
– Да. Но со мной трудно.
– Я заметил. А больше всего тебе самой трудно, да? Знаешь, я так не хочу тебя отпускать. Не хочу каждый раз начинать все с начала. Это вообще-то больно.
– Прости…
– Ну что, куда пойдем?
– Давай в Исторический музей? Там сейчас выставка русского стекла. Новые поступления.
Артём был рад идти куда угодно, лишь бы с Олесей. Стекло так стекло. Тем более сама предложила. Обычно он лез из кожи, чтобы хоть чем-нибудь ее заинтересовать, и то получалось через раз. Артём без особого воодушевления разглядывал все эти вазы, чарки, блюда и стаканы – прозрачные и матовые, гладкие и граненые. Ну да, красиво, конечно. Кое-что даже очень красиво. Вот эта фиолетовая с золотом ваза, например. А некоторые забавные, как зеленый графинчик, разрисованный какими-то странными существами – чертики что ли? Или эти три штуки – как их назвать-то: кубки? Кувшины? В общем, сосуды: два красных и зеленый. На лапках и с крышками, а сами толстобокие, как свинки.
– Смотри, – сказал Артём подошедшей Олесе. – Это кто?
– Кувшины в форме древнегреческих асков. Это такой асимметричный сосуд, у него тельце как у утки.
– А правда на уток похожи! Смешные.
– Тём, я хочу еще видео посмотреть. Ты потерпишь немножко? Оно минут на сорок, ничего?
– Ладно, давай посмотрим.
Тёма с умилением смотрел на Олесю – щеки раскраснелись, глаза горят: она была в полном упоении. Он уселся рядом с ней в углу зала перед монитором и незаметно увлекся происходящим на экране. Показали несколько фильмов о работе стеклоделов – так, что ли, они называются? Или стеклодувы? Артём никогда не предполагал, что процесс создания какой-нибудь стеклянной вещицы настолько завораживающее зрелище. Наконец видео пошло по второму кругу, и Олеся вздохнула: она с удовольствием посмотрела бы еще раз, но вряд ли Артёму захочется.
– Да-а, здорово, – с почтением в голосе произнес Артём. – Надо же, какое ремесло. Огненное! И как они все это делают…
– Ой, мне так хочется! Я бы тоже делала всякие штучки.
– Так это ж какую мастерскую надо!
– Необязательно. Бусины можно и дома делать. «Лэмпворк» называется. Главное, нужна горелка. Сейчас все купить можно: и горелку, и печь, и заготовки стекла, да вообще все. Только денег стоит, конечно. Да и места у меня дома совсем нет.
Олеся снова вздохнула, а Артём с трудом удержался, чтобы не предложить ей тут же денег на обзаведение и место для мастерской у себя дома.
– А на чем она работает, эта горелка?
– На пропане. От газового баллона.
– Так это ж опасно?
