– Тём, а газовая плита не опасна? Это то же самое.
– Ну, не знаю…
Артём представил себе Олесю у гудящей горелки с прутом, на который она наматывает расплавленное стекло, и поёжился. Разговаривая, они вышли из полумрака выставочного зала к Воскресенским воротам и немного постояли, щурясь от яркого, хоть и вечернего, июльского солнца.
– Ты не проголодалась? Пойдем куда-нибудь поедим?
– Пойдем.
– А хочешь, поедем ко мне? У меня такое сациви – пальчики оближешь!
– А что это такое?
– Вах, женщина! – сказал Артём с грузинским акцентом. – Ты не знаешь, что такое сациви? Как же ты живешь на белом свете?
И они поехали. Всю дорогу Артём трепетал: как бы не спугнуть! Киви только один раз была у него дома – вместе с друзьями, когда он устраивал праздник по обмыванию будущего наследства. Всю дорогу он заговаривал ей зубы:
– Так вот, сациви. Берешь курицу или индейку. У меня курица. Еще нужен чеснок, аджика – настоящая, острая, без дураков. Потом… молотый кориандр, уцхо-сунели – это пряность такая. Еще шафран имеретинский. Знаешь, что это? Оказывается, обычные бархатцы. Везде цветут.
– Я люблю бархатцы, у них аромат горьковатый.
– Но самое главное – грецкие орехи! Хорошие, светлые. Из них делаем ореховое масло. Это долгое занятие, но оно того стоит. В общем, курица в ореховом соусе. Курицу сначала обжариваешь кусками, потом…
– Тём, прекрати! А то я сейчас слюной изойду!
– Ничего, мы уже почти пришли. Хорошо, я вчера еще приготовил, как чувствовал. Оно, когда настоится, еще вкуснее. Давай только завернем в торговый центр – зелени купим, лаваш свежий…
Артём нервничал, а Киви только улыбалась и время от времени бросала на него короткий взгляд. Пространство между ними словно вибрировало от напряжения, и Артём все время боялся, что Киви в очередной раз сбежит. В лифте они ехали молча, и Артём с облегчением вздохнул, оказавшись наконец дома.
– Проходи. Так, сейчас я погрею немножко в микроволновке, чтобы не совсем уж ледяное было. Конечно, это не по правилам – разогревать, ну да ладно. Ты какое вино хочешь? Белое, красное?
– Мне все равно.
– К сациви лучше красное. Я зелень помою, а ты порежь помидоры и перец, ладно?
– А как резать?
– Да как-нибудь порежь.
Киви накрыла на стол, Артём разлил вино…
– А, еще же виноград! И мороженое! Потом, если захотим.
– Давай уже есть. А то я умру сейчас.
Они выпили вина, и Киви набросилась на еду, хватая то одно, то другое, и только что не урчала от удовольствия:
– М-м, как вкусно! Невероятно!
Артёму есть совсем не хотелось, и он понемногу отпивал из бокала и отщипывал от ветки черные виноградины, любуясь Олесей. Наконец она блаженно откинулась на спинку стула:
– Все! Я сейчас лопну.
– А мороженое?
– Какое мороженое, ты что? Мне сейчас только валяться пузом кверху и вяло перебирать лапками.
Артём засмеялся:
– Ну пойдем – будем валяться пузом кверху и разговаривать. Захвати бокалы!
Он взял миску с виноградом и недопитую бутылку. У Киви сделалось испуганное выражение лица.
– Ты что? Я не собираюсь к тебе приставать, не волнуйся!
Киви пожала плечами и побрела следом за ним в большую комнату.
– Ух ты! Это новый диван? Или как оно называется – тахта? Вроде раньше не было? А покрывало какое красивое! Лоскутное!
– Ну да, я в «ИКЕА» купил. Такое лежбище. Мне нравится, что можно хоть вдоль, хоть поперек, хоть по диагонали. Прыгай!
И Артём плюхнулся на «лежбище», поставив бутылку и блюдо с виноградом на маленький столик. Киви пристроила туда же бокалы и присела на край тахты. Артём лежал, скрестив ноги и заложив руки за голову, и смотрел на нее. Киви смущенно поежилась, вздохнула и улеглась рядом с Артёмом – сначала тоже навзничь, потом повернулась на бок и положила голову ему на плечо. Артём осторожно опустил руку и обнял Олесю:
– Так можно?
Она кивнула. Артём не удержался и быстро поцеловал ее в макушку. Они долго молчали, потом Артём тихо сказал:
– Знаешь что? Оставайся у меня. Вот прямо сейчас. Лишнюю зубную щетку я найду, а вещи твои потом заберем. Заодно с родителями меня познакомишь.
– Нет, не надо с родителями!
– Вычеркиваю, не надо. Поживем вместе, ты привыкнешь ко мне. Соглашайся.
– И как ты себе это представляешь?
– Прекрасно представляю. Смотри: одна комната твоя, другая – моя. Хочешь, эта будет твоя. Ты во сколько утром встаешь? Я – в половине восьмого. Бегаю потому что. Если тебе рано, я не буду шуметь. А то, может, захочешь со мной бегать? А вечером я мог бы за тобой заезжать. Но не каждый день: у меня три вечера в неделю французский.
– Ты пошел на курсы французского? Зачем?
– Я потом тебе расскажу. Так что сама видишь: я не буду над тобой нависать. В выходные можем куда-нибудь выезжать, и вообще, все, что захочешь.
– И что, тебе этого всего будет достаточно?
– Нет, конечно. Я… Я хочу тебя. Очень.
Артём вздохнул, и Киви почувствовала, как напряглись мышцы его руки.
– Но я подожду. Пока ты не созреешь.
– А если… Если я… Никогда не созрею?
– Вот уж в это я ни за что не поверю! – рассмеялся Артём.
– Почему?
– Да потому, что тебе страшно нравится целоваться со мной! – Он вдруг повернулся и обнял Олесю, пытаясь поцеловать, она забарахталась, выворачиваясь из его объятий, но безуспешно.
– Ничего мне не нравится, все ты врешь!
– А вот мы сейчас проверим. Журавлик, ну один только поцелуй, пожалуйста! Я столько ждал! Я страдал! Только один… честное слово…
Поцелуй длился целую вечность. Чуть отдышавшись, Киви возмущенно сказала:
– Ничего себе, один поцелуй! Так нечестно!
– А кто скажет, что это два?
– Ты же обещал не приставать.
– Все-все. Не пристаю.
Он тяжко вздохнул: да, пожалуй, погорячился, когда завлекал Олесю идеей столь невинного совместного проживания. Вряд ли он способен это выдержать.
– Тём, а у тебя… много девушек было?
– В меру.
– А почему все-таки ни с кем не сложилось?
– Наверное, тебя ждал.
– Да ладно.
– Ничего не ладно. Я ни с одной столько не валандался, сколько с тобой!
– Валандался. Очень романтично.
– Не придирайся к словам. Ты поняла, о чем я. Ни на кого столько времени не тратил – так лучше? И никогда так не боялся.
