– Скажи – кто? Мне скажи. Я сам разберусь.
Но Киви молчала, как партизанка.
– Вовчик твой как-то причастен?
– Нет, нет! Он ни при чем, мы давно с ним расстались, – врала Киви, с ужасом глядя на Кирилла. А вдруг он… поверит Вовчику? Тогда останется только умереть от стыда. – Пожалуйста, я прошу тебя! Оставь все как есть. Я не хочу ничего, никаких судов, никаких расследований. Пожалуйста.
И Кирилл отступился. Киви месяц прожила у Катерины и первое время вообще не выходила из дому – так и лежала на диване, отвернувшись к стене. Потом перебралась к Наполеону. Институт она забросила. Ира-Наполеон пристроила Киви к себе в музей, и ей вдруг понравилось возиться с разными стеклянными археологическими штучками. Конечно, в конце концов пришлось вернуться к родителям, но после череды скандалов Киви совсем от них отгородилась: отдавала деньги на коммуналку, питалась отдельно. Дома она, в сущности, только ночевала…
– Ну вот, так и живу. – Киви пожала плечами и взглянула на Нику. Та вытерла слезы и вздохнула:
– Слушать и то тяжело, а ты все это перенесла.
– Да ничего. Я и правда справилась. Пока говорила, осознала это. Спасибо, что заставили рассказать. Стало легче.
– Я рада. Родители так ничего и не знают?
– Нет. Скандалы были из-за другого. Мать жениха мне нашла. Ну и сами понимаете! Был бы хоть человек приличный, а этот… Такой чудак на букву «м». Меня от него просто тошнило. А мать меня доставала: выходи за него замуж, да кто тебя, такую лахудру, еще возьмет, да нарожайте мне внуков. Я говорю: «Мать, какие внуки? Я на него смотреть не могу, не то что спать с ним». А она: «А ты выпей стопку и ложись». Как вам это?
– Да-а…
– Я поэтому и Артёма замучила: боялась, что… Ну, вдруг я вовсе и не влюбилась, а просто уцепилась за него? Понимаете? Как за спасательный круг!
– Может, немножко и уцепилась. Ну и что? Вы нужны друг другу, это главное.
– А зачем я ему нужна? Вот такая?
– Зачем?.. Хороший вопрос. Мне кажется, ты подходишь ему. Хрупкая и сильная. Полную размазню он бы не полюбил. А в тебе чувствуется стержень, понимаешь?
– Но вы тоже сильная.
– Не знаю, как я бы справилась с таким испытанием. Скорее, я самодостаточная. И еще – мы с Артёмом оба любим отдавать. Но лучше, когда отдает мужчина, а принимает женщина, понимаешь? Для обоих лучше. А мне это тяжело. Наверное, слишком сильный материнский инстинкт.
Ника вдруг задумалась, потом усмехнулась:
– Я только сейчас осознала, что меня так напрягало в наших с Артёмом отношениях. Особенно когда не стало его мамы. Понимаешь, со мной он всегда оставался бы мальчиком, а с тобой… Ты можешь сделать из него настоящего мужчину. У вас с ним хорошее сочетание – ты моложе, умеешь принимать. Надо просто решиться и переступить черту. Довериться друг другу. Артёму сейчас очень одиноко, и ты могла бы помочь ему – поддержать. Если не решишься, будешь жалеть. Ты же сама чувствуешь: твоя жизнь на переломе.
– Ну да, я прижилась в своем болоте. Надо выбираться, вы правы. Хватит быть глупой птицей киви! А вы расскажете Артёму про меня?
– Ты хочешь, чтобы я рассказала?
– Нет. Наверное, я подсознательно пыталась каким-то образом свалить это на вас. Но теперь… Нет, я все сама ему расскажу. Да, сама. Спасибо!
Олеся встала, шагнула к Нике, опустилась на пол, взяла руку Ники и прижала ее ладонь к своей щеке.
– Я никогда, никогда не забуду, что вы для меня сделали.
Ника погладила девушку по голове:
– Ты все сделала сама.
– А можно, я буду вам звонить иногда?
– Нужно!
– А что, если мы с Кузей еще немножко покатаемся? Он ждет.
– Хорошо, только потом я вызову тебе такси.
– А давайте вы с нами!
– Я?
– А что такого? Неужели вам не хочется покататься?
– Ну ладно, – рассмеялась Ника. – Сейчас переоденусь.
Когда она, натянув джинсы, вернулась к Олесе, та критически рассматривала себя в зеркале шкафа-купе:
– Вам тоже не нравится, как я одета, да?
– Главное, чтобы тебе нравилось.
– Да мне вообще-то тоже не сильно нравится. Раньше я платьица любила, юбочки.
– Тебе пойдут платьица. Хочешь, сходим с тобой по магазинам?
– Ой! Вот здорово!
Ника смотрела на Олесю, и сердце ее болезненно сжималось: Алина! Боль моя, Алина…
Мобильник зазвонил, когда Ника наконец улеглась в постель и раскрыла книгу, которую никак не могла дочитать – засыпала после пары страниц. Вот и сейчас она не столько читала, сколько рассеянно глядела в полутьму и перебирала в памяти события сегодняшнего вечера: кто бы мог подумать, что она подружится с девушкой, которая увела у нее Артёма! Надо же, как все повернулось, думала она. Ника хмыкнула, представив себе реакцию подруги Нонны: «Нет, ты точно чокнутая!» И тут запиликал мобильник – Ника с удивлением увидела высветившееся на экранчике имя: Миша! Что ему понадобилось?
– Не разбудил? – Голос бывшего мужа звучал как-то глухо.
– Нет, я еще не сплю. Что случилось?
– Мама умерла.
– Да что ты! Когда?
– Вчера. Я чего звоню-то… Ты сможешь прийти на похороны?
– Да, конечно.
– Я за тобой заеду.
Надо же, Нинель Павловна умерла! А казалась вечной. Ника не любила свекровь, но… Столько лет Мишина мама была неизменной составляющей ее жизни. Даже после развода Ника ездила к ней в дом престарелых: Мише вечно некогда, а новая жена вряд ли станет возиться со старухой. И теперь Ника вздыхала, чувствуя, что со смертью Нинель Павловны закончилась целая эпоха – их общая с Мишей эпоха. Но она еще не знала, насколько ошибается.
Хоронили Нинель Павловну на Ваганьковском кладбище, рядом с незабвенным Аристархом Филипповичем. Быстренько отпели в часовне – священник поразил Нику своим молодцеватым и светским видом: безбородый, коротко стриженный. Они с Мишей были вдвоем – ни новая жена, ни Алина не пожелали проводить Нинель Павловну в последний путь. Выйдя с кладбища, они постояли, чувствуя обоюдную неловкость – впервые увиделись после развода. Потом Миша сказал:
– Может, посидим где-нибудь, помянем?
Они нашли небольшое кафе, заказали водки и какую-то закуску, выпили не чокаясь.
– Как ты живешь? – спросил Миша, глядя на Нику покрасневшими глазами. – Выглядишь просто замечательно.
– Нормально живу. С родителями и Курзиком. Анечка умерла, ты ведь знаешь? А как твои дела?
Он пожал плечами:
– Да ничего. Спасибо, что пришла. Ты натерпелась от мамы. А я… Я плохо тебя защищал.
