Омлет она и правда сварганила вполне приличный, но Артём так устал с дороги, что с трудом держал глаза открытыми.
– Иди-ка ты спать, вот что.
Артём рухнул на лоскутное покрывало и мгновенно заснул, успев только пробормотать:
– Не уходи… Я сейчас…
Олеся вздохнула, с нежностью глядя на спящего Артёма, подумала и прилегла рядом. Сначала смотрела в потолок, ни о чем особенно не думая, а потом тоже задремала: предыдущую ночь и она почти не спала. Им снились невнятные и слегка тревожные сны, причем реальность этих снов была общей для обоих: Артём метался в поисках багажа по бесконечным коридорам аэропорта и волновался, что Олеся его не дождется и уедет; а Олеся сидела в зале ожидания того же аэропорта – вокруг сновали толпы людей, она боялась пропустить Артёма, сонный сосед по лавочке все время прислонялся к ней и норовил ухватить за коленку. Олеся проснулась в панике: действительно, кто-то навалился сверху, грубо тиская ее грудь и бедра – даже сквозь джинсы Олеся почувствовала, насколько он возбужден, и закричала. Но тут же опомнилась – очнулся и Артём, который полез к ней спросонок, плохо соображая, где находится: в его сне они с Олесей как раз ехали в такси и целовались.
– Прости меня, прости! Я напугал тебя, вот идиот. Прости, Журавлик.
– Все нормально, перестань. Я просто от неожиданности. Все хорошо.
Олеся поцеловала обескураженного Артёма – она улыбалась, хотя сердце еще колотилось как сумасшедшее. Возбуждение Артёма уже прошло: он сам напугался крика Олеси. И что теперь делать?
– Трудно со мной, да? – дрожащим голоском спросила Олеся и снова его поцеловала. – Тебе придется быть терпеливым. Знаешь, я тут подумала: ты – огонь, а я – стекло.
– Почему стекло? – удивился Артём.
– Помнишь, мы смотрели на выставке фильм про стеклодувов? Мастер зажигает горелку, у нее очень сильное и мощное пламя, которое плавит стекло и помогает придать ему нужную форму. Но можно все испортить – пережечь, уронить, разбить. Потом стекло остывает и становится твердым. Но оно хрупкое, понимаешь?
– Понимаю. Но кто тогда мастер, если ты стекло, а я – огонь?
– Бог, наверное. Ну, кто-то там, наверху. – Олеся спустила ноги с лежанки. – Я сейчас вернусь.
– Куда ты?
– Мне надо. Я быстро.
Артём несколько раз ударил кулаком по подушке – черт, черт! Нет, не так он себе представлял их первую близость. И что его разобрало не вовремя? Знал же, как Журавлик боится, собирался быть нежным и осторожным – и вот! Лапал ее, как какой-нибудь… грузчик. Но долго предаваться раскаянию Артёму не пришлось.
– Вот она я! – неожиданно произнесла Олеся, и Тёма вздрогнул, так неслышно она подошла. Он взглянул и подскочил от изумления: совершенно обнаженная Олеся смотрела на него и смущенно улыбалась.
Артём сел и уставился на нее в полном потрясении – такого он не ожидал:
– Боже мой! Какое совершенство!
У него пересохло в горле. Артём чувствовал себя как человек, внезапно нашедший сокровище: вот лопата стукнула обо что-то твердое, и он открывает проржавевший сундучок, разворачивает сверток ветхого тряпья и полуистлевших бумажек, и перед его глазами предстает великолепный сверкающий бриллиант. Бриллиант? Какая-то мысль мелькнула и пропала в его изумленном мозгу.
– Ты невозможно прекрасна! – пробормотал он, задыхаясь. – Просто убила наповал.
Почему он думал, что она нескладная худышка? Олеся оказалась удивительно стройной и женственной – по-девически женственной. Слегка удлиненные пропорции тела, гармоничная соразмерность; маленькая, но весьма соблазнительная грудь, тонкая талия, мягкая округлость бедер, длинные ноги – у Олеси было поразительно красивое тело, и если бы Артём мог сейчас хоть как-то соображать, то непременно сравнил ее с какой-нибудь нимфой… наядой, дриадой… с Психеей! Но соображать он не мог совершенно.
Психея покраснела и закрыла лицо руками. Артём встал, подхватил ее на руки и уложил на покрывало. Улегся рядом и сначала просто любовался – потом осторожно погладил руку, плечо, грудь, живот. Какая нежная кожа. Бледно-золотистая, гладкая, как атлас. И веснушки. На плечах и на груди. Надо же! Не выдержал и поцеловал туда, где была самая россыпь. Олеся вздрогнула и открыла глаза – вид у нее был испуганный.
– Послушай, – прошептал Артём, целуя ее шею под ухом. – Если ты боишься, то мы можем просто полежать рядом. Узнаем друг друга, привыкнем.
– Нет! – сказала Олеся. – Нет, я не могу больше так. Пусть все будет. Я решилась.
– Мой храбрый Журавлик. Не бойся, я не сделаю ничего такого, чтобы тебе было неприятно. В любой момент ты сможешь остановить меня, только скажи: «Не надо!» – и я перестану. А хочешь, мы поиграем в зеркало?
– Это как?
– Допустим, я зеркало – тогда я повторяю все, что ты делаешь. Ты погладила меня по голове – я глажу тебя, ты…
– Я поняла.
– Хочешь быть зеркалом?
– Нет, лучше ты…
И Олеся, нервно усмехнувшись, заглянула Артёму в глаза – тревожно, испытующе. Потом поцеловала, он ответил. Нежно провела рукой по его плечам, по спине – он повторил. Довольно скоро они забыли про зеркало и просто ласкали друг друга, все больше возбуждаясь. Не в силах дольше сдерживаться, Артём вошел в нее – и замер, испугавшись, что сделал больно. Он не двигался, но Олеся дышала все чаще, все судорожнее – и вдруг, выгнувшись всем телом, задвигалась сама. Артём быстро повернулся на спину, чтобы Олеся оказалась сверху. Он не мог оторвать от нее глаз – смотрел, как она совершает свой танец любви: мерно движутся бедра, колышется грудь, руки то взлетают вверх, то опускаются ему на плечи; она нагибается и целует его, потом выпрямляется снова; щеки ее горят, дыхание сбивается… Она отдает ему себя – всю, без остатка. И забирает его себе. Навечно. Артёму казалось, что они лежат на дне глубокого колодца – он с трудом подвинул руку, словно преодолевая сопротивление густой и вязкой жидкости, нащупал и сжал горячие пальцы Олеси. И так же медленно произнес:
– Как ты? Все хорошо?
– Ага. Лучше не бывает, – ответила Олеся, улеглась к Артёму на грудь, чмокнула в кончик носа и уставилась на него сияющими медовыми глазами. Она была счастлива: получилось, получилось! Как хорошо он придумал с этим зеркалом. И потом – посадил ее сверху! Она словно летела. Олеся глубоко вздохнула и прошептала, уткнувшись Артёму в плечо:
– Спасибо тебе!
– Всегда пожалуйста. А тебе завтра на работу, что ли? Вот черт. Надо было мне еще вчера вернуться.
– Да ладно, у нас впереди почти целый день. И целая ночь.
– Слушай, а ведь ты теперь могла бы и совсем не работать.
– Почему это? А-а, ты хочешь взять меня на содержание, да? А если я люблю свою работу?
Артём вдруг хлопнул себя ладонью по лбу, потом осторожно отодвинул Олесю и слез с лежанки:
