Кирилл, задумчиво покусывая попавшийся под руку карандаш, смотрел на экран монитора с листом отчета. Экран вдруг погас, и по нему поплыли разноцветные геометрические конструкции.
– А про меня она тоже догадалась?
– Нет. Мы тебя даже не вспоминали.
– Вообще-то хорошо, что ты позвонил, – медленно сказал Кирилл и ткнул в клавишу пробела, снова открыв отчет. – Я сам уже собирался отыграть назад, а тут как раз ты. Так что…
– О, правда? Просто камень с души свалился!
– Ладно, проехали. Эти игры не для нас.
– Спасибо, брат!
– Да за что?
– За понимание.
Артём повесил трубку и некоторое время стоял, рассеянно глядя в пространство и покусывая губу. Потом несколько раз кивнул, повернулся и шагнул к своему столу, где так яростно заработал ножом, круша огурец, что проходивший мимо повар схватил его за руку:
– Ты что делаешь? Зачем огурец портишь?
Артём опомнился.
А Поляков, отключив мобильник, некоторое время сидел в задумчивости, постукивая мобильником по столу, а потом оживил Кортнева и быстро дописал отчет, невольно качая головой в такт песне: «И говорили соседи с оттенком легкой досады: «Мужик, ты чё, самый умный? И чё, тебе больше всех надо?»
Распечатав отчет, Кирилл поднялся и вынул из сейфа тонкую папку. Открыл ее и начал просматривать содержимое – изучив бумажку, он аккуратно рвал ее на мелкие кусочки. Постепенно образовался небольшой снежный холмик обрывков, тогда Поляков перемешал их, разделил на три кучки, которые сложил в газетные листы и скомкал.
– Вот так-то, – мрачно произнес он, засовывая освободившуюся папку в ящик стола, и вдруг заорал вместе с Кортневым: «Все дело в том, что я Бэтмен!» Потом оделся, запихнул в карман куртки газетные комки и, поправляя перед зеркалом шарф, сурово сказал своему отражению: «А все потому, что ты грёбаный Бэтмен!» По дороге домой он выкинул обрывки в три разные урны. Собранные по делу Олеси документы были теперь не нужны. Всю информацию он и так помнил. Впрочем, как и Артём.
Их было четверо. Не считая Вовчика. Двое местных и двое москвичей. Колян работал вместе с Вовчиком, а другой москвич, которого они так и прозвали Четвертым, когда-то учился с Коляном в одном классе. Трудно было представить, что могло связать этих чистеньких московских мальчиков – офисный планктон – с такими маргиналами, как Длинный и Шестерка. Но объяснялось все просто: Колян знал их с детства. Объединяло эту разношерстную компанию одно: жажда удовольствий. Выпивка, доступные девочки, легкие наркотики. Впрочем, теперь были уже и тяжелые – героин, экстези: Длинный стал мелким дилером, Шестерка на подхвате, хотя оба так ни разу и не попали под карающую длань правосудия. От них стонал весь поселок, но полиция мало что могла сделать. За эти годы было два явных случая изнасилования, в которых обвиняли Длинного, но оба раза запуганные жертвы забирали заявления. А совсем недавно в соседнем лесочке был обнаружен труп молодой женщины, изнасилованной и избитой.
Кирилл шагал домой, пребывая в самом мрачном расположении духа: мысль о том, что эти четыре… нет, эти пять подонков прекрасно себе живут и в ус не дуют, не давала ему покоя. Черт побери! И почему все так мерзко устроено? До нынешнего момента он, собирая информацию по делу, особенно не задумывался о практическом воплощении их с Артёмом планов, пока еще довольно туманных, но теперь… Теперь же у него просто руки чесались довести дело до конца. Он внезапно остановился, так что шедший за ним следом прохожий даже толкнул его плечом, не успев затормозить, но Кирилл не заметил: а вдруг Артём решил все сделать сам? Один, без Кирилла. Это вполне в его духе. А все истории о клятвах Олесе – просто отговорки. Да нет, не может быть! И Кирилл двинулся дальше, проигрывая в голове возможные варианты развития событий.
Ника выпроводила последнего клиента и вздохнула: домой идти не хотелось. Не было сил улыбаться, бодро суетиться, утешать и воспитывать. Хотелось лежать в зеленой траве, смотреть на облака и слушать жужжание пчел. Но на дворе ноябрь – никакой зеленой травы, не говоря уж о пчелах, вокруг не наблюдалось. Облаков, конечно, было навалом. Собственно, одни облака и были: смог, слякоть, дождь, ветер. Хорошо хоть, батареи теплые, а то в сентябре Нике приходилось так утепляться, что она сама себе напоминала чеховского персонажа, который являлся в присутственное место в валенках. Еще бы, ее-то «присутственное место» в подвале! Тут и в июле валенки наденешь.
Ника посидела немножко, с тоской глядя на большой календарь с какими-то архитектурными видами. Потом встала и подошла посмотреть, что за дворец на картинке – оказался Шильонский замок. «Швейцария, кантон Во, Монтрё, замок-крепость IX века», – прочла Ника и снова вздохнула: она не отказалась бы сейчас оказаться в этом Шильонском замке! И тут же вспомнила, как Миша приглашал ее в Швейцарию. И чего не поехала? Она взглянула на часы и решила все-таки зайти домой по дороге в больницу. Открыла дверь и ахнула: в коридоре опять, как пару месяцев назад, стоял самокат Space Scooter. Но вместо Олеси на жестком металлическом стульчике сидел Артём.
Правда, Ника узнала его не сразу: пока они встречались, Артём одевался либо в офисный костюм, либо в джинсы с футболкой, самые простые. А сейчас! Ника с изумлением разглядывала Артёма, который продолжал тыкать пальцем в клавиши смартфона и не видел ее. На нем были совершенно невероятные оранжевые кроссовки, песочного цвета штаны какого-то немыслимого покроя с карманами в самых неожиданных местах, темно-коричневый джемпер крупной вязки, а на шее затейливо повязанный шарф – под цвет штанов, но с тонкой оранжевой полоской. Наряд довершала надвинутая на лоб коричневая матерчатая шляпа-панамка.
– Артём! Это ты? – воскликнула потрясенная Ника.
Он поднял голову и улыбнулся:
– О, привет! Вот, пришел.
– Какой ты модный!
– Да ладно.
– Это Олеся тебя так нарядила?
– А кто ж еще. Что, смешно выгляжу?
– Нет, стильно. Давай, заходи. Или, может, к нам пойдем?
– Нет-нет, спасибо.
– А что так? Разве я прошлый раз тебя плохо принимала? Да ладно, шучу!
Оба слегка нервничали и никак не могли попасть в нужный тон. К тому же Ника чувствовала, что Артём и внутренне изменился, не только внешне, или она совсем от него отвыкла? Что-то в нем появилось… напряженное. Улыбается, а в глазах какое-то тревожное ожидание.
– Ты что, на самокате приехал? – спросила Ника. – Вроде как не сезон. И почему ты в этой панамке?
– Про шляпу потом. Я хотел сначала серьезно поговорить.
– Хорошо, давай серьезно. Чай будешь?
– Ника, подожди с чаем. Я хотел извиниться.
– За что?
– Ну, ты знаешь. За то, что припёрся к тебе пьяный.
– Да это когда было! И потом, ты уже извинялся по телефону.
