– Что вы имеете в виду? Боюсь, мне это не по средствам. – Луиза пожала плечами.
– Вы же не думаете, что ваша работа останется без вознаграждения? – приподнял он брови. – Комитет щедр к тем, кто оказывает ему содействие. А вы поможете ему заработать множество голосов на предстоящих выборах.
– Признаюсь, я вовсе не думала о деньгах. Только не подумайте, что я лукавлю или кокетничаю! – Она раздосадованно закусила губу.
– Милая Лиза, я просто не способен приписывать вам такие банальности! Однако здесь становится совсем душно…
– Уже так поздно! Думаю, мне пора вернуться домой. – Луиза заторопилась, впервые за вечер обратив внимание на время. – Рабочая неделя еще не окончена… – добавила она виновато.
– Как бы мне ни хотелось не отпускать вас, вы совершенно правы, – вздохнул Густав. – И, как радушный хозяин, я обязан проводить свою гостью… – Он подозвал официанта и попросил записать ужин на его счет.
Подав девушке плащ у выхода из отеля, он придержал ее за плечи и заглянул в глаза. Луиза задержала дыхание.
– Не устаю любоваться твоими глазами, – прошептал он, приближая к ней свое лицо. – Изменчивые, как вода в бликах солнца. – Он осторожно прикоснулся к ее губам, словно опасаясь, что девушка его оттолкнет.
Но она этого не сделала, лишь прикрыла глаза, навеки запечатлевая в памяти нежный поцелуй своей первой любви.
***
Зеркальце Луизы было меньше ее ладони, и ей никак не удавалось разглядеть себя как следует. Она поворачивала его, видя то бледный лоб, то щеки, то острый подбородок. Луиза знала, что ее лицо чуть вытянулось с возрастом, что нос прям и тонок, а глаза голубые с желтизной у зрачка – знала каждую свою черту. Теперь же ей хотелось увидеть себя глазами Густава, ведь тот сказал, что она красива. Но у нее не получалось – отражение было прежним. Вздохнув, Луиза убрала зеркальце подальше, и вовремя: смена начиналась.
– Уже десятка нет, – шепнула ей Хелена. – Смотри, места пустые.
Луиза нахмурилась. Действительно, некоторые из столов пустовали, и в цеху стало на десять швейных машинок тише, а у входа висел список, написанный красным карандашом. Она была уверена, что Анхен ее не тронет и не посмеет выгнать, ведь Лу знала ее секрет. Фрекен Монк была не из тех, кто показывал свои слабости.
– Раз уж ты теперь одна из них, то могла бы… хоть что-то сделать, – устало добавила Хелена, глядя вперед и будто бы ни к кому и не обращаясь.
Луизу терзали сомнения, которыми она ни с кем не могла поделиться. С одной стороны, она понимала, что все происходящее на фабрике совершенно неправильно и не соответствует целям Комитета. Среди работниц царило уныние, даже на лекциях больше никто не улыбался. Под глазами Хелены залегли темные круги, а брови Маришки были постоянно сердито сдвинуты.
С другой стороны, Луиза, как и всегда, опасалась, что ее не воспримут всерьез и ситуация станет только хуже. Иногда ей хотелось высказать все Густаву, но тот мог воспринять неудачу предвыборной кампании на фабрике на свой счет и разочароваться в своих способностях. Этого Луиза не могла допустить. Ей нужен был другой выход. Силуэт застегнутой на все пуговицы Анхен скользил по второму этажу, устрашая и угнетая. Луиза сжала зубы и вновь раскрутила трескучее колесо машинки.
Во вторник она пошла вместе с Густавом на собрание. Луиза немного опасалась настырного герра Йохансона, но деликатное пожатие руки любимого придало ей сил и уверенности. Она хотела быть рядом с ним, помогать ему, разделить с ним его труд. Но уже в зале биржи им пришлось расстаться: Густава позвали в дальний конец комнаты, чтобы выдать новые манифесты из главного штаба, – лекторам нужно было внимательно изучить их и вместе придумать, как донести до своих слушателей основные положения.
Побродив среди людей, Луиза не нашла себе подходящего места, а потому подошла к сцене, которая пустовала. Как и всегда. Еще ни разу Луиза не видела, чтобы участники собрания поднимались туда, – все доклады зачитывались из зала. По сути, сцена была небольшим возвышением, примерно Луизе по пояс, выкрашенным в тот же рыже-коричневый цвет, что и весь пол в здании. У края краска стерлась, обнажив островок светлой древесины, – значит, когда-то на ней все же выступали. В складки занавеса въелась пыль, кулис не было. Луизе вспомнилась ослепительная в своем вычурном великолепии сцена оперного театра в день его открытия.
Ей было десять. Тогда ставили традиционную мистерию в честь осеннего равноденствия, и Его Величество со свитой удостоил представление своего внимания. Луиза сидела в изукрашенной золотом и лепниной ложе, через одну от королевской семьи, и впервые рассматривала не наряды принцессы и фрейлин. Действо полностью захватило ее, она ловила каждое слово актеров, а ее пульс повторял ритм музыки. Сюжет заключался в том, что великий конунг в ночь Самайна, когда грань между мирами очень тонка, отправился в страну мертвых, Хель, за своей возлюбленной. Он прошел через множество испытаний, доказывая свою доблесть, но спасти любимую не смог.
Хотя на сцене появлялось множество пляшущих чудищ, больше всего Лу испугал хор мертвых королей. Они зловеще предупреждали конунга о недолговечности земной власти. В тот момент Луиза даже оглянулась на королевскую ложу, чтобы проверить: не испугался ли король Иоганн? Но тот был безмятежен. Улыбаясь, монарх наблюдал сцену в фарфоровый бинокль и похлопывал себя снятыми белыми перчатками по высокому голенищу сапога.
Все еще глядя на пыльный занавес биржевой сцены, Луиза вполголоса повторила последние строки жуткой арии мертвецов, той самой:
Умом и силой наделен ты, гордостью и честью,
Властитель ты, и в этом спору нет.
Но пусть не станет голос наш в ушах твоих лишь лестью:
Сколь много б ты ни одержал побед
Среди бесчисленных сражений круговерти,
Однако помни, будучи живым, о смерти.
– Не думаю, что на этой сцене показывали нечто подобное. Но пару раз здесь проводился аукцион.
Вздрогнув, Луиза обернулась и увидела Петрика Йохансона. Его нелепую конопатую мордашку растягивала широкая дружелюбная улыбка, но она все равно внутренне похолодела.
– Знали ли вы, уважаемая фрекен Вебер, что животные одного вида чуют друг друга на огромном расстоянии? – Он задумчиво провернул массивный серебряный перстень на указательном пальце. Сделав полный оборот, изображенный на нем герб занял прежнее положение. – Я не могу осуждать вас за скрытность. Наоборот. Приношу вам глубочайшие извинения за свою бестактность. Клянусь более не тревожить ваше прошлое.
Какое-то время они испытующе смотрели друг на друга.
– Я принимаю ваши извинения. – Девушка слегка склонила голову и вновь пристально посмотрела на своего необычного собеседника.
– Теперь, когда недоразумение между нами исчерпано, хочу расспросить вас о работе, – привычно бодрым голосом затараторил он. Перемена в его интонациях слегка сбила Луизу с толку.
